Гай Орловский - Все женщины – химеры
Кусты распахнулись, выметнулись яростно кричащие всадники на легких конях и с поднятыми над головой мечами.
Фицрой крикнул:
– Мастера к дереву!
Рундельштотт понял моментально, шустро покинул седло и, подбежав к могучему дубу, прижался к нему и даже присел у подножия, собираясь в комок.
Мы поставили коней справа и слева, закрывая его собой. Я не стал кричать насчет головы, Фицрой уже понял, сам бешено поворачиваюсь в седле, отстреливаясь сразу из двух пистолетов, Фицрой орал нечто дикое и размахивал мечом с такой скоростью, что вокруг него блистало нечто вроде четырех стальных крыльев исполинской стрекозы.
Всадники, теряя людей на скаку, что вносит неразбериху и сумятицу, наконец домчались до нас, я стрелял в обе стороны, помогая Фицрою, он уже вертится как намыленный уж, рубит во все стороны, а я стреляю с такой скоростью, с какой никогда еще даже и не пытался.
Рундельштотт вжался в дерево и старается стать незримым, но что-то получается плохо. На мой взгляд, совсем никак. К нему стараются прорваться со всех сторон, мы с Фицроем выдерживаем, я стараюсь двигаться как можно быстрее, стреляю и стреляю, пользуясь тем, что они сами загораживают другим дорогу, а когда падают, то через их тела нужно еще переступить, а я за это время успеваю выстрелить несколько раз.
Кони с опустевшими седлами с диким ржанием вырываются из сечи и несутся прочь, сраженных мечом Фицроя и моими выстрелами уже столько, что образовался широкий вал, земли не видно, но нападающих все меньше, Фицрой весь страшно залит кровью с головы до ног, но показал зубы и прокричал люто:
– И это все?.. Давайте еще отряд!
Глава 12
С другой стороны дороги раздался треск, кусты распахнулись, на полном скаку выметнулись всадники с оголенными мечами в руках.
– Нашел что орать! – сказал я обвиняюще.
Фицрой прокричал красиво и мужественно, хотя, как мне показалось, чуточку растерянно:
– Еще?.. Все верно, мы только разогрелись…
Впереди отряда несся с длинным блестящим клинком в руке всадник, показавшийся знакомым, а когда вылетел из густой тени деревьев в полосу света, я охнул:
– Гекара!
Отряд промчался мимо, там схватка вспыхнула еще злее, а Гекара придержала возле нас коня.
– Целы?
Фицрой крикнул с самым оскорбленным видом:
– Мы?.. Ты на них посмотри!
Гекара пришпорила коня и пронеслась дальше. Из отряда нападавших кто-то пытался удрать, с той стороны слышатся удаляющиеся крики, ржание, звон металла.
Мы видели, как Гекара, проследив взглядом, как ее младшие командиры управляют отрядом, повернула коня обратно. Лицо ее раскраснелось от стремительной скачки, глаза блестят, а и без того высокая грудь бурно вздымается, заставляя нас с Фицроем опускать взгляд с ее лица на эти явные признаки женственности.
Она остановила коня на скаку возле Фицроя, крикнула в тревоге:
– Вы оба изрублены… Скорее лекаря!
Он слабо покачал головой.
– Это чужая кровь…
– Но на тебе порублены все доспехи, – крикнула она, – и даже одежда!
– Я как раз собирался купить поновее, – пояснил он. – Так что ладно, не жалко… Как там мастер Рундельштотт?
Она отмахнулась:
– С ним в порядке, вы уже защитили. Но вы уверены?.. Ваш ученик лекаря тоже в крови!
– Чужая, – повторил я слова Фицроя. – А чужую не жалко, если она чужая.
Рундельштотт тяжело поднялся, покряхтел, распрямляя спину, отошел в сторонку и сел на поваленное дерево.
Гекара легко соскочила с коня, раскрасневшаяся и разгоряченная, Фицрой слез чуть раньше, сел рядом с Рундельштоттом, а Гекаре похлопал ладонью по стволу поваленного дерева рядом, но та покачала головой.
– Потом, – произнесла она четко, – не представляю, как вы справились с целым отрядом. И даже без нас.
Фицрой посмотрел с изумлением.
– Разумеется. А вы что… без нас заскучали?
Она ухмыльнулась:
– А что, не видно? Чего бы тогда примчались навстречу?.. Все-таки как это вы ухитрились перебить столько людей?
Она перевела взгляд на меня, но я смотрел мимо, а Фицрой ответил небрежно:
– Это уже остаточки. Мелочь!.. Основную массу перебили на реке Страмбла у моста в столицу Уламрии. Там со стен смотрели и выли, как собаки на похоронах, как мы уничтожили почти все войско короля.
Она вскинула брови.
– И что… не пришли своим на помощь?
– А мы обрушили им мост, – сказал он хвастливо. – Нас же трое: умный, красивый и отважный!.. Таких орлов ничто не остановит. У вас с собой вино есть?
Она ответила с изумлением:
– Откуда? Мы не на прогулку выехали.
Он сказал со вздохом:
– Какие вы все серьезные… А вот мы с Юджином всегда на прогулке. Так нас великий мастер Рундельштотт научил. Вся жизнь – большая прогулка!
Рундельштотт посмотрел на него с укором, но промолчал. Гекара снова перевела взгляд на меня.
– Как удалось освободить мастера?
Я пожал плечами.
– Они сами отдали.
Она посмотрела в изумлении, а Фицрой уточнил скромно:
– Правда, сперва мы их всех немножко убили.
– Да, – подтвердил я, – совсем немножко.
Рундельштотт тяжело вздохнул, я посмотрел на небо, где тяжелые тучи безуспешно пытаются закрыть огромное оранжевое солнце, но с такими размерами это не просто, а на востоке уже заискрился край неба, возвещая о белом, что выпрыгнет, как брошенное катапультой и понесется зигзагами, как мне всегда кажется, по небу, хотя, умом понимаю, такое невозможно.
– Пора ехать, – произнес я запоздало, – если бы мы останавливались по таким пустякам, еще были бы в Уламрии.
К нам подбежал один из младших командиров Гекары, хотел что-то сказать ей, но услышал меня, запнулся и едва выговорил:
– Пустякам?.. Здесь сорок два убитых!.. Вы залиты кровью!
– Это чужая кровь, – пояснил Фицрой терпеливо. – Нам как-то привычнее проливать чужую, хотя мой друг Юджин уверяет, что чужой не бывает, но это он чудит, как обычно. Умные все чудят, а он не зря лучший ученик нашего великого мастера.
Гекара перевела благосклонный взгляд на Рундельштотта, потом оглядела нас с Фицроем.
– Ваши мечи в крови по рукояти.
– Рукояти тоже, – сообщил Фицрой небрежно.
– И одежда, – добавила она. – Да вы оба просто звери!
– Трое, – уточнил Фицрой. – Мы только ученики великого мастера боя лекаря Рундельштотта.
Я сказал настойчиво:
– Фицрой, перестать пугать нежную девушку. Вон там за деревьями большой ручей. Помоемся, потом и ехать будет проще.
Он пробормотал:
– Может, так и поедем? Я себе таким так нравлюсь, так нравлюсь…
– Красивый цвет, – согласился я. – Цвет победы! Но грязный цвет.
Он ответил обидчиво:
– Ты в каком смысле?
– В прямом, – сказал я победно, – так что как хошь, а я пошел мыться. Мы, чародеи, как бы чисты перед миром. И не совсем виноваты, что в нем творится порой непотребное. Умываем руки и все остальное.
Гекара переводила взгляд с одного на другого, а когда я повернулся в сторону ручья, услышал, как она зло фыркнула за спиной. Поняла, что лишившихся всадников коней по-барски оставляю ей и ее отряду, а также неизбежное мародерничанье и обшаривание трупов.
Даже Фицрой, которому не терпелось проверить кошельки и карманы убитых, кое-как сдержался, глядя на меня сердито, но с пониманием. В самом деле, не стоит нашу великолепную победу снижать такими житейскими буднями до уровня людей простых и очень простых. Пусть мы не совсем так уж и герои, но зато в других глазах будем выглядеть благородными, даже благороднейшими героями.
Ручей хорош, я сбросил рубашку и штаны, у меня они почти уцелели, только по спине пару раз задели, да плечо ноет после добротного удара. К счастью, здесь мечи пока еще не тяжелые рыцарские, которыми раскалывали стальные доспехи, как яичную скорлупу, а для кожи достаточно и таких, что больше похожи на сабли, иначе кровоподтеками не отделался бы. Но что у Фицроя, страшно и представить.
Горнолыжный костюм стаскивал, воровато оглядываясь, а когда за спиной послышались шаги Гекары, торопливо сунул, скомкав, в карман камзола, и полез в воду.
Гекара не стала раздеваться полностью, как я почему-то решил, всего лишь разулась, сбросила кожаные доспехи и брюки, оставшись в легкой тунике до середины бедер, которую явно заправляет в кожаные штаны.
В самом глубоком месте до пояса я присел, смывая кровь и грязь с лица, а Гекара, войдя в ручей до колен, зачерпывала воду и медленно лила на себя воду из обеих ладоней, поглядывая на меня дразняще. Почему-то дуры уверены, что женщины в мокрой одежде или вообще голые и мокрые выглядят соблазнительнее, но когда я вижу мокрую, я вижу мокрую, которой надо вытереться.
Женщина должна быть мягкая и пушистая, а какая пушистость, если мокрая?
Когда я смыл кровь и грязь, пошел на берег, Гекара проводила меня взглядом, в котором я рассмотрел слишком уж странное внимание.
