Слово и дело (СИ) - Черемис Игорь

Но выйти из кабинета я не успел. У самой двери меня остановил двойной звонок телефона — пришлось возвращаться и понимать трубку.

— Да? Орехов слушает.

— Виктор, это ты? Это Андрей, мы с вами в Лепеле… — донесся до меня приглушенный расстоянием голос.

Некстати вспомнился анекдот «а по телефону не пробовали?»

— Да, привет, Андрей, — я мысленно хмыкнул, вспомнив ещё одну песню из будущего, которая вполне могла бы зайти и сегодня. — Что-то случилось?

— Нет… то есть да, товарищ капитан просил вас оповестить…

Он опять запнулся. Интересно, у него с Ириной из паспортного стола что-нибудь получилось? Или он так и продолжил заикаться при виде той девушки?

— О чем, Андрей? — поторопил я.

Комиссия может и разнервничаться.

— Ну тут это… помните список, который мы составили?

— Конечно.

— Тут одна из этого списка того… убегла.

У меня опять в груди пробежал неприятный холод. Женщин в списке было ровно две, но одна ничем не выделялась — просто приехала в город из деревни под Минском, — и я включил её лишь из любви к порядку. А второй была Антонина Гинзбург. И что-то мне подсказывало, что речь шла как раз о ней.

Меня вдруг осенило — я понятия не имел, сообщили мы в Лепель о том, что у нас задержан их житель, да и о его смерти, кажется, там тоже пока не знали. Или знали, а вот я об этом не знал, и это была серьезная моя недоработка, которую не спишешь на то, что я был немного занят какой-то художественной самодеятельностью.

— Кто именно? — спросил я.

— Гинзбург, Антонина Макарьевна, — Андрей произнес имя Тоньки-пулеметчицы равнодушно. — Жена того Гинзбурга, которого вы третьего дня арестовали.

«А, значит, сообщили».

— При каких обстоятельствах она убежала? — спросил я, но сразу поправился: — Вернее, с чего вы взяли, что она вообще убежала?

Андрей чуть посопел в трубку.

— Дома нет, на работе нет, — я представил, как Андрей пожимает своими огромными плечами. — Её дочь передала нам записку.

И снова замолчал, паршивец.

— А что в этой записке? — спросил я. — Или по телефону нельзя?

— Да почему нельзя, товарищ капитан сказал — можно. Там немного. Если отца не пожалел, меня тем более не пожалеешь. Это всё.

Я мысленно обрезал его фразу до размеров записки Тоньки. Всё чудесатее и чудесатее.

— Ясно. А ей сообщили о задержании мужа?

— Конечно! Сразу же, товарищ капитан сам ходил, — ответил он. — Им же надо всё организовать было… Ну что там обычно передают… Они к вам завтра собирались, значит.

— А о его смерти?

— И об этом сказали, как раз вчера, но тут товарищ капитан сам не пошел, старшину послал, тот на войне был, знает, как сказать… А сегодня, значит, его дочь пришла, с запиской. Мать, говорит, вещи свои собрала, документы, а куда уехала — неизвестно.

— Всё понятно, — сказал я. — Спасибо, Андрей. Доставку тела, думаю, мы организуем. Там же две дочери остались? Надо бы им помочь как-то, похороны это дорого и муторно.

— А это не беспокойтесь! — воскликнул Андрей. — Он же ветеран, там и военкомат обещал подключиться, и совет ветеранов, и горисполком денег подкинет. А если помощь от вас будет — это вообще хорошо.

«Господи, хоть кто-то видит в этой ситуации что-то хорошее».

— Вот и замечательно… И это, Андрей. Передай, пожалуйста, товарищу капитану, что надо бы Антонину Гинзбург объявить в розыск. Всесоюзный. Как возможную соучастницу по тому делу, по которому был задержан её муж.

Андрей пообещал ретранслировать мои слова в точности, но я записал себе, что в понедельник надо будет обязательно проверить, что они там сделали. Из Лепеля можно было уехать тысячью способов — автостанция, попутки, знакомые. И всё это будет проверять районный отдел КГБ, который численно — одно отделение в мотострелковом взводе. Я вяло подумал, что надо бы опять дернуть Семичастного — пусть звонит Машерову, который в состоянии всколыхнуть белорусское болото. Правда, я не был уверен, что хочу, чтобы госпожу Гинзбург нашли. Судя по всему, у них с мужем была некая общая тайна, которая мне заранее не нравилась.

Я снова посмотрел на портрет Дзержинского, который безучастно взирал на всю эту суету, но смотрел мне прямо в глаза, и его не пугал мой прямой взгляд.

В этом положении меня и застал полковник Чепак.

* * *

— Ты чего стоишь столбом? — недоуменно спросил Чепак.

Я очнулся и посмотрел на него.

— Из Лепеля звонили, — сказал я. — Жена Гинзбурга сбежала. Оставила невнятную записку, собрала вещички — и с концами.

— Вот как… — протянул он. — Думаешь, есть связь?

Я кивнул.

— Это сегодня было, ей уже сообщили, что Гинзбург скончался. Так что это не просто совпадение.

— Нет, не совпадение, — Чепак покачал головой. — Но и делать с этим что-то… непонятно, что делать. Она-то по делу не проходила.

— Я посоветовал коллегам объявить её в розыск, как раз по нашему делу. Так что быстро закрыть не получится… не смотрите так, Трофим Павлович, вы же согласились, что этот побег — не совпадение. Надо её отловить и спросить построже. А там всё будет зависеть, что она ответит. Может и пустышка. А может — нет. Я не уверен. Но уверен, что просто так оставлять это нельзя.

Мне вдруг пришла в голову мысль, что Виктор Гинзбург всё знал о прошлом жены, но его это прошлое не касалось, а потому он и не мстил ей, наоборот — прикрывал, если нужно было, буквально тащил по жизни. Они даже работали в одном цеху — на тот случай, наверное, если вдруг что случится. Почему он её подобрал — неизвестно. Возможно, когда-то Гинзбург и собирался от неё избавиться, но сначала был ранен и слаб, а потом привык. И Тонька двадцать восемь лет была за ним, как за каменной стеной. Скорее всего, она была в курсе охоты мужа на бывших локотских полицаев. И, скорее всего, у них была какая-то договоренность на тот случай, если его схватят. Она и про меня знала — наверное, он рассказал после того, как установил мою личность. И та записка была адресована мне.

Впрочем, более интересен другой момент — Виктор Гинзбург понимал, что его хобби вещь опасная, и когда его арестуют, жена непременно попадет под самое пристальное внимание компетентных органов, которые установят все детали её биографии. Это действительно позор для семьи — в первую очередь, для дочерей. Да и он сам уже не сможет отделаться минимальным сроком — накинут за укрывательство военных преступников, тут к адвокату ходить не нужно. И их договоренность, видимо, включала и исчезновение Тоньки после ареста мужа. В лучше случае её тело найдут в ближайшем лесу. В приемлемом — не найдут никогда. В худшем — она уже завтра будет давать показания в лепельском отделе КГБ.