Владимир Боканов - Хроники Арта. Дважды Меченный
Что тут началось! У Хлои впервые в жизни заломило виски из-за звенящих буквально отовсюду восторженных воплей. А когда воин наконец снял с русой головы шлем и победоносно подбросил его в воздух, девушке пришлось даже заткнуть ладошками уши, чтобы не оглохнуть. Правда долго оставаться в таком положении ей не дали. Стоило Дрофану опознать в юноше спасителя короля, как Эрик ухватил ничего не соображающую от шума гному за руку и деловито потащил ее сквозь плотную массу ликующих зрителей. Неспящий пробирался следом. Последнее, что увидела Хлоя, бросив прощальный взгляд на арену, было смеющееся потное лицо молодого человека, от спасения которого, возможно, зависела ее дальнейшая судьба.
Гай Антоний
– Спасибо, наставник. – Гай поклонился, всем своим видом выражая крайнее почтение. Редкое зрелище. Ведь несмотря на то, что Антоний и сам был немного кочевником, он не очень-то жаловал своих дальних родственников. Причиной тому были его детские воспоминания. Мать Гая, красавица-арторианка, будучи одной из любимых рабынь Авла Антония Первого, так и не покорилась до конца своему господину, сбежав из дворца при первом же удобном случае. Побегу не помешал даже тот факт, что незадолго до этого девушка успешно родила крепкого розовощекого младенца. Беглянку в итоге так и не поймали. По странной прихоти император признал Гая своим сыном, автоматически сделав его полноправным гражданином Веспа. Что, впрочем, не избавило подрастающего мальчонку от постоянных насмешек и зуботычин.
Стиснув зубы, Антоний терпеливо сносил ежедневные издевательства остальных, законных детей императора, выплескивая накопившуюся за день ненависть во время своих изнурительных вечерних тренировок. Вскоре его упорство принесло первые плоды. Будучи всего лишь пятнадцатилетним юнцом, он уже мог сражаться на равных с лучшими легионерами столицы. Видя грандиозные успехи молодого бастарда, Авл, невзирая на протесты сената, отправил сына прямиком в храм богини Ланы, а позднее передал под его начало одну из лучших приграничных когорт. Мудрое решение. Не одна сотня кочевников сложила свои горячие головы, пытаясь поживиться на контролируемой Смирным территории. Немногие оставшиеся в живых пополнили бесконечные ряды гладиаторов, тысячами расстающихся со своими никчемными жизни во имя славы и процветания великой империи. Правда, с некоторыми из них Антонию пришлось встретиться снова, когда он сам стал одним из идущих на смерть.
Лишь обретенная способность предугадывать ближайшие действия противника позволила ему пережить эти первые, самые трудные месяцы рабства. Ведь нужно было не только выйти целым и невредимым из жестоких схваток на арене. По ночам жаждущие мести арторианцы раз за разом пытались отправить ненавистного потомка Авла на тот свет. Естественно, все это не прибавляло Гаю любви к сородичам.
Однако наставник всегда занимал в его душе особое место. Легендарный гладиатор, не проигравший ни одного сражения, арторианец посвятил всего себя единственной цели – поискам достойного ученика, которому он мог бы передать накопленный за годы сражений опыт. Тарбиша словно магнитом тянул любой подающий надежды гладиатор. Причем наставнику было глубоко наплевать, веспиец ты, арторианец или даже гном. Он щедро делился знаниями с каждым умеющим слушать бойцом, временами охватывая своей неуемной энергией сразу оба лудуса. И хотя в школе, принадлежащей Марию Атернию Целсию, был свой, отдельный наставник, Тарбиша это никогда не останавливало. Естественно, Антоний долгое время лидировал в списке его любимчиков. Было время, когда Гай даже вынашивал планы по переходу в соседний лудус, справедливо полагая, что под началом Тарбиша он сможет наконец получить долгожданную свободу. Так было до появления в лудусе Арта Невредимого. Узрев, какой самородок попал в его руки, Тарбиш вцепился в юношу не хуже почуявшего добычу голодного крастера. Он, конечно, по-прежнему продолжал руководить тренировками школы. Только все сливки отныне доставались талантливому новичку. Остальные довольствовались стандартным, так сказать, набором.
Наблюдая за прогрессом, который с завидной регулярностью демонстрировал на арене Арт, Гай все чаще и чаще поеживался, ощущая предательский холодок, пронизывающий его тело. Испытав определенные трудности в их первом, пробном поединке, Антоний ревниво следил за восхождением новой, ломающей все его хитроумные планы звезды. Их повторная встреча, похоже, была не за горами. Причем сам Антоний, сперва грозившийся при первом же удобном случае порвать выскочку на мелкие кусочки, в последнее время все меньше и меньше жаждал этой самой встречи. Дело в том, что, чем больше Гай узнавал своего будущего противника, тем большее уважение он испытывал к этому странному синеглазому юноше. Правда, Антоний был далеко не одинок в своей симпатии. Сначала среди рабов прошел слух о том, что существует прямая связь между возвращением на Апорийскую арену Бартука с Каспием, которых все мысленно давно уже успели похоронить, странной болезнью Арта и пощечинах, полученных ланистой от разъяренного чем-то Флавия. Даже распоследнему дураку в лудусе было понятно, что не просто так юноша провалялся без сознания в течение трех недель после относительно пустячного ранения. А уж дураком Гай себя точно не считал. Поэтому когда медикус, нанятый сенатором, послал своего помощника за редким противоядием, для Антония все сразу же встало на свои места. Он решил, что когда юноша выздоровеет, то обязательно попытается отплатить своему «неизвестному» отравителю. К его удивлению, никакой мести не последовало.
Более того, Арт умудрился потихоньку, помаленьку подобрать ключик к коварному и недоверчивому Нумерию. Ключ оказался на диво прост. Он подкупил своего господина. Теперь если Невредимый хотел оказать услугу какому-нибудь рабу, он шел прямиком к ланисте, сопровождая свою просьбу увесистым кошелем. На эти прошения, по-видимому, уходили все его сбережения, получаемые за регулярные победы на арене. Другие гладиаторы, чаще всего тратившие призовые на вино и женщин или скрупулезно копившие на выкуп, поначалу недоуменно пожимали плечами, видя, как паренек старается помочь очередному попавшему в беду рабу. Однако спустя некоторое время выяснялось, что помощь требуется уже им самим. Арт не отказывал никому. Постепенно бездонная жадность ланисты привела к тому, что вокруг Арта сплотилась добрая половина обитателей лудуса, включая даже нескольких стражников. Единственной странностью в поведении юноши была его манера ведения боя. С дьявольской точностью он старался нанести исключительно смертельные удары там, где сам Антоний предпочел бы всего-навсего сбить противника с ног. Гай никак не мог понять, куда пропадали доброта и милосердие Арта, когда тот выходил на арену. Не мог, пока Тарбиш не поведал ему свои мысли о причинах такой необычайной жестокости.
– Тут все просто. – Арторианец почесал гладко выбритый подбородок. – Арт боится, что не сможет заставить себя добить уже поверженного противника. Он считает, что сражаться, защищая свою жизнь, – это одно, а хладнокровно прикончить молящего о пощаде – совсем другое.
– К чему ты мне все это рассказываешь? – настороженно переспросил Гай, удивленный как самим визитом наставника, так и проявлением несвойственной тому откровенности. – Не думаешь же ты, – гладиатор презрительно усмехнулся, – что Гай Антоний Смирный боится твоего ученика? Да я десяток таких Артов сожру, даже не поморщившись!
– Ты, может, и сожрешь, а вот твой друг Гарни, пожалуй, подавится.
– Что ты сказал? – Усмешку Гая с лица как ветром сдуло.
– Я тут краем глаза заглянул в списки на завтра. Поединок шесть на шесть. Счастливчику достались крепкие напарники, и я готов был уже поставить на него месячный заработок, когда Нумерий вписал Арта в другую шестерку. А мы с тобой оба знаем, что пленных Невредимый не берет.
– О боги! – потрясенно вымолвил Антоний, когда до него дошел смысл сказанного. – Неужели ничего нельзя придумать? Может, поговорить с Гарни? Пусть сожрет какой-нибудь мухомор пострашнее. Уверен, Нумерий быстренько подберет замену захворавшему гладиатору.
– Ты сам-то в это веришь? – Тарбиш скептически хмыкнул. – Чтобы ибериец отказался от доброй потасовки? Да его же потом в чертоги Вардана, или как его там кличут, не пустят. Смерть с мечом в руке – обычное дело среди упрямых гномов, а упрямее твоего дружка днем с огнем не сыщешь.
– Тогда дай мне меч и проведи меня… – Гай осекся, вспомнив, с кем разговаривает.
– Даже не думай. – Наставник нахмурился. – Я не дам тебе исподтишка покалечить моего лучшего ученика. Если Арту и суждено погибнуть от твоей руки, то это должно произойти в честном бою, на арене.
