Барин из провинции (СИ) - Иванов Дмитрий
— Вечером включается огонь «из трубы», ничего зажигать не надо — чудо техники! — слышу возбужденный голос барона.
Мишин тем временем взахлеб рассказывает про уличное освещение в американских городах в виде газовых светильников. Племянник его, ни много ни мало, — министерский чин при американском посольстве.
— А ещё — теперь у нас с Америкой той и граница есть. Морская пока. Два года как подписали. Только вот не помню точно по какой широте отсекли. Но весь север — наш. Они это признали, — делился новостями барон, как бы между прочим, но с видимой гордостью.
А ведь он и впрямь много чего знает, пусть и с чужих слов. Уж точно не просто похотливый алкаш, каким мне показался вначале. Гляди-ка, и побеседовать можно.
Про этот самый договор, признаться, я и в будущем не знал. Хм… хотя, на кой-мне эти знания? Я даже президента их теперешнего не знаю.
— А президентом у них сейчас — Джон Адамс. И отец его, кстати, тоже был президентом, — вселенная уловила мой запрос и тут же устами Венедикта Олеговича дала ответ.
Внезапно пришла мысль, что неплохо было бы отдариться. Но сколько такой пистолетик может стоить? Точно не дороже нашего, отечественного — тут и металла меньше и конструкция простенькая. Надо подумать.
Свечерело. Гости постепенно стекались в парадный зал барона. Половина, конечно, уже разъехалась, но Ольга, к счастью, осталась и, судя по всему, была вполне расположена к общению. И если учесть, что её ревнивый ухажёр, буквально вцепившийся в девушку, уже вовсю клюёт носом — грех не воспользоваться моментом.
В зале были накрыты столы. Гости, рассевшись вдоль стен на диванах, чинно беседовали. Кстати, у хозяина имения оказался весьма приличный личный санузел — неподалёку от кабинета. Меня туда провели слуги по его личному распоряжению. Честь немалая, учитывая, что прочие офицерики бегали либо в общую туалетную комнату, либо… на улицу, где, как оказалось, тоже имелось соответствующее место. У дам тоже своя отдельная комнатка попудрить носик была.
Вообще внутри дворец выглядел скромнее, чем снаружи. Ни тебе позолоты, ни вычурной лепнины — всё добротно, но без излишеств. Хотя… сколько, например, может стоить вон та портьера? Я что, знаю? Ткань плотная, тяжёлая и наверняка очень дорогая.
Меня уже уговорили остаться на ночь. Я даже осмотрел свою спальню в левом крыле дворца: небольшая, но кровать есть, и свечи, по обещанию, слуги зажгут.
Будет ли мне какая одалиска на ночь? Местных брать не хочу — мало ли что. Именно поэтому я, собственно, и с Ольгой особо не заигрываю. Пока, во всяком случае. У меня ведь нет ещё тех самых заветных футляров.
А она видя, что полусонный Петя сник, пробирается ко мне и шепчет на французском:
— А вы можете мне почитать что-нибудь из своего нового? Я была бы очень признательна…
Сказано это было с весьма прозрачным намеком. Ну, блин, запугали меня рассказами. Может, рискнуть?
— Почту за честь… Вот только удобно ли будет покинуть гостей? — решился я.
— Да вон, смотрите, слуги уже растаскивают их по комнатам.
Она кивнула на двух мощных и молчаливых местных крепостных, потащивших мертвецки пьяного корнета Славского на место его ночевки.
Оглядел зал. Остались два морячка, четыре офицера и три дамы, среди них — носатая подруга Ольги. Да и плевать, что подумают. Я решительно поднялся, галантно подал Ольге руку, как будто для танца — всё-таки вяленький скрипач что-то ещё пиликал — и, сделав пару кругов по паркету, ловко свернул с ней к лестнице.
К делу приступил сразу, тем более, я обнаружил при свете свечей пять футляров в шикарной коробке из дерева. Не иначе слуги подсуетились по приказу хозяина.
Чёрт, бурлящие гормоны — вещь, конечно, восхитительная, но именно из-за них Ольга осталась… без романса. Ведь я рассчитывал на то, что всё сведётся к стихам, и уже готовился продекламировать ей «Гадалку» из «Водевиля»:
Ну что сказать, ну что сказать —
Устроены так люди…
Желают знать, желают знать,
Желают знать — что будет…
Но — увы, или, быть может, наоборот, к счастью, Ольга этих строк так и не услышала.
Глава 25
Мне и самому было не до песенок. Пять футляров для Ольги оказались явным перебором — после четвёртого она сдалась и, смеясь, потребовала пощады. Правда, девица не удержалась от маленькой шпильки в мой адрес, заметив с лукавой улыбкой, что её больше влекут военные — они, дескать, мужественнее.
— Зато, позвольте заметить, и вина они потребляют куда как больше, — ответил я в тон, имея в виду её поклонника, который уже давно дрых безо всякого намёка на мужественность.
Утром стали просыпаться гости, и разумеется, далеко не рано — это вам не крестьяне, у которых нынче самая горячая пора. Оставив даму отдыхать в своих покоях, я спустился вниз и тут же был перехвачен Тимохой.
— Чё скажу… новость есть, — шепнул он с заговорщицким видом. — Пётр, этот корнетишко, зол на тебя. Кто-то донёс, что ты, мол, его даму сердца… того…
— Даму сердца, говоришь? — усмехнулся я, вдыхая божественные ароматы утренней трапезы, что витали в воздухе.
Из-за утреннего дождичка завтрак накрыли не на улице, а в той самой зале, где вчера гремело пиршество. Теперь же всё выглядело так, словно и не бывало ночной неразберихи: столы блистали чистыми скатертями, блюда манили запахами, а пол сверкал. Всё это стараниями бесплатной, но усердной рабочей силы барона.
— И чего ж «того»? Телегой переехал? Не было у нас с Ольгой ничего и быть не могло. Она сама призналась, что я для неё слишком «немужствен». Её, мол, больше военные привлекают.
Говорил я это нарочито громко, не столько Тимохе, сколько Славскому, который, как оказалось, незаметно подкрадывался ко мне сзади.
Увидел я это в оконном отражении. И заметьте — ни слова ведь не соврал: именно это Ольга мне и говорила!
— Ах, Алексей, камень с плеч, — проскрипел за спиной корнет, голосом явно пересохшим после вчерашних возлияний. — А то я уж и не знал, как быть: то ли на дуэль вас вызывать, то ли смолчать… Ведь хозяину вы, похоже, по сердцу пришлись. Но всё же… говорили мне, что вы её увели наверх…
— А⁈ Кто это у нас тут? — обернувшись, изобразил удивление я. — Да ведь на вас, мой друг, Ольга сама и обижена — пить вы, братец, не умеете. Уж не знаю, как станете вину перед барышней заглаживать!
— Да это я так, с горя… — признался корнет, понурив плечи. — Жениться хочу, да маменька у меня… очень строга.
— Ольга — чудо как хороша, да и приданое за ней дают отнюдь недурное, — заметил я как бы между прочим. — Слышал, батюшка её обещал полторы тысячи серебром.
Ольга, признаться, сама мне этим похвасталась ночью. Ведь интерес её ко мне — вовсе не меркантильный, а самый обычный, женский.
Тимоха, разумеется, понял мою хитрость и, одобрительно сверкнув улыбкой, тут же исчез. Чем он там, шельма, занимается? А ведь вечером сапоги барину снять было некому!
Узкие они, проклятые, — такова нынче мода. Еле стянул. И то не сразу… После первого футляра Ольга сама настояла, а раньше, видимо, и ей было не до того.
А вот эти женские юбки… вернее, их пышность и бесчисленные слои — вот уж настоящая пытка! Но ничего. Трудности юношей, как известно, закаляют. Хе-хе.
Окинул зал взглядом. Некоторые из проснувшихся, человек семь, если не ошибся в счёте, уже вновь приложились к чаркам. Видно, придерживаются принципа: выпил с утра — весь день свободен. Я же решил дождаться хозяина: проститься по‑человечески, поблагодарить за гостеприимство — и домой. И так на душе тревожно: а ну как Сёма с печкой чего натворил? Совсем ведь неопытный.
В ожидании брожу по залам: заглянул в соседнее крыло, потом и на кухню. Прислуга встречает меня взглядами недовольными, но не мешает знакомиться, так сказать, с их бытом.
Вернувшись в залу, застал мою нынешнюю пассию — и, быть может, будущую супругу корнета Славского — в весьма занятном времяпрепровождении. Ольга с явным удовольствием перечисляла окружавшим её гостям всё, что даёт за ней отец. Начало я пропустил, но конец монолога уловил:
