Диана Удовиченко - Знак Потрошителя
– Я прошелся сегодня по Ист-Энду и выяснил, кем может быть убитая…
– Что бы мы делали без вас, Холмс, – с насмешкой перебил инспектор. – Представьте себе: нам тоже удалось узнать об исчезновении одной из проституток. Это некая Элис Лэй, по прозвищу Горбатая Элис, двадцати шести лет. В последний раз ее видели за несколько часов до убийства, возле трактира «Сковорода». У девицы нет родственников, зато имеется постоянный сутенер. Для Элис нашелся выгодный клиент, только поэтому ее исчезновение и было замечено. Сутенер, поняв, что подопечная пропала, взялся за розыск: для этого была причина – девица задолжала ему два шиллинга.
– Да, мои сведения совпадают с вашими, – подтвердил Платонов.
– Но вы не знаете другого, – вскинулся Лестрейд. – Мы показали тело сутенеру и товаркам Элис. Они опознали девицу. Разумеется, не с абсолютной уверенностью – вы видели, во что превратил ее Потрошитель. Тем не менее у нас есть все основания предполагать, что убита именно Элис Лэй. И еще: после дополнительного осмотра мы пришли к выводу, что волосы жертвы были перекрашены в черный цвет.
Сенкевич рассеянно кивнул: так они и думали. Ярких брюнеток в Лондоне не так уж и много, чем долго подбирать подходящую жертву, проще взять любую и перекрасить.
– Следовательно, Мэри Келли, одна или, скорее всего, с подельником, заманила проститутку в квартиру, убила и перекрасила ей волосы. Изуродовала практически до неузнаваемости, инсценировав таким образом собственную смерть.
– Только непонятно, на что она рассчитывала! – Воскликнул Лестрейд. – Девицы совершенно непохожи. Мэри Келли очень красива, Элис Лэй… о покойниках не принято говорить плохо, но бедняжка была редкостно дурна собой. Простите за неловкий каламбур, но как уродку ни уродуй, красавицу она не заменит. Мэри была высокой, а Элис низкорослой. Мэри отличалась красивыми женственными формами, а Элис могла похвастаться разве что сутулостью и нарушением всех мыслимых пропорций тела. Так зачем эта неуклюжая мистификация?
– Во-первых, преступники могли торопиться и выбрать жертву наспех, первую попавшуюся. Во-вторых, возможно, Мэри и не собиралась вводить полицию в заблуждение надолго. Скорее всего, ей было нужно только отвлечь внимание, чтобы выиграть время для отъезда. И у нее это получилось.
– Почему вы так решили? Снова дедукция? При всем уважении к вашей методике, Холмс, сейчас она не очень помогает в расследовании, – парировал инспектор. – Может быть, вам нужно отдохнуть?
Платонов промолчал, и Сенкевичу подумалось, что инспектор прав. Капитан ФСБ явно уступал великому сыщику. Проблемы менталитета. Холмс привык полагаться только на свою знаменитую дедукцию – логические цепочки и огромный багаж знаний. А к услугам сыскаря из двадцать первого века – дактилоскопия, генетический анализ, УФО и еще куча методик и приспособлений, а также консультации любых специалистов. Платонов привык работать в команде профессионалов, Холмс справлялся в одиночку – разве что Уотсон ему ассистировал, впрочем, он, скорее, был для сыщика благодарным зрителем и биографом…
Додумать Сенкевич не успел: перед ним заметалась Машенька. Привидение отчаянно жестикулировало, явно желая что-то сказать.
Лестрейд посидел еще немного, посетовал на безвыходность ситуации, допил чай и откланялся.
– Что с твоей чокнутой? – угрюмо спросил Платонов, когда за инспектором закрылась дверь.
– Сам хотел бы знать, – ответил Сенкевич. – Постараюсь сейчас выяснить.
– Ты бы лучше выяснил, где держат принца Альберта. Если он, конечно, действительно в лечебнице, а не прячется на каком-нибудь модном курорте. Спроси хотя бы у своего знакомого придворного медика. Уж он-то должен знать.
– Собираешься навестить?
– Почему бы нет? Заодно и посмотрим, была ли у него возможность уйти из больницы.
– Хорошо, завтра напишу приятелю. А сейчас не хочешь ли зайти ко мне в лабораторию? Я собираюсь поговорить с Машенькой.
Услышав это, призрачная девушка перестала плакать и с надеждой уставилась на покровителя.
Платонов скорчил недовольную физиономию:
– Опять не высплюсь…
– Ты сыщик или кто? – возмутился Сенкевич. – Может, займешься расследованием?
– Какое отношение к расследованию имеет твой придурошный призрак?
– Самое прямое.
Сенкевич вкратце пересказал беседу с Машенькой. Платонов пожал плечами:
– Как-то сомнительно. Пришла из-за Потрошителя, но не его жертва. Чего-то хочет, но не упокоения. Говорю, чокнутое привидение… Ну ладно, пошли, посмотрим.
В лаборатории они уселись в кресла, и Сенкевич снова затеял беседу с духом.
– Сегодня ты волновалась, когда увидела покойницу. Ты знаешь ее?
Машенька отрицательно покачала головой.
– Может быть, ты знаешь ее убийцу?
Фантом снова занервничал. Девушка сначала кивнула, потом тут же замотала головой, метнулась в сторону и опять разразилась призрачными слезами.
– Да она дебилка! – возмутился Дан, который терпеть не мог нервное привидение. – Может, и при жизни такой была. Сама не знает, чего хочет.
– Успокойся, – сказал Сенкевич, обращаясь сразу к обоим. – Сосредоточься. Значит, ты не знакома с убийцей?
«Нет».
– Но тебе что-то известно об этом преступлении?
Машенька с энтузиазмом закивала. Сенкевич мысленно поздравил себя с успехом. Однако дальше, как он ни выспрашивал – ничего толкового от девушки добиться не сумел: мешало то, что можно было задавать только вопросы, подразумевающие ответ «да» или «нет».
– Чего ты маешься? – вмешался Платонов. – У тебя же есть этот, как его… спиритический стол со стрелкой. Пусть напишет.
Сенкевич изумился, что такая простая мысль не пришла ему в голову. Он подошел к круглому столику, положил на него новую, недавно купленную взамен разбитой, фарфоровую стрелку:
– Машенька, иди сюда. Смотри, теперь ты можешь писать ответы. Только смотри на стрелку и направляй ее силой мысли на нужную букву.
Против ожидания девушка, вместо того чтобы обрадоваться, горестно разрыдалась, оскорбленно выпрямилась, поплыла к шкафу с реактивами, втянулась в дверцу и исчезла. Все попытки вызвать ее оттуда окончились крахом.
– Говорю же, идиотка клиническая, – резюмировал Платонов.
– Слушай… а может, она просто писать не умеет? – осенило Сенкевича. – Вот и обиделась.
– Она же дух!
– И что? Где-то существует школа для духов? С чего вообще мы взяли, что после смерти человек автоматически становится мудрым и всезнающим?
Капитан пожал плечами:
– Ну вроде так считается…
– Вот потому тогда мой спиритический сеанс и провалился, – размышлял Сенкевич. – Я вызвал жертв Потрошителя. Все они – дешевые проститутки из нищего района, бывшие фабричные работницы или крестьянки. Откуда им быть грамотными? Прийти-то они пришли, а как увидели, что им писать предлагается, разъярились.
– Тогда зачем эта осталась?
– Ей что-то очень нужно от нас, она сама сказала. Только вот что – никак понять не могу.
– Да ни черта ей не надо, – окончательно разозлился Платонов, – просто она истеричка чертова! Ты ж сам говоришь: после смерти люди не умнеют. Ну так значит, и сумасшедшими они тоже остаются. Пойдем лучше в гостиную, трубку курить.
– Дело на одну трубку? – усмехнулся Сенкевич.
Дан пожал плечами:
– У тела есть привычки и потребности. Наркотиком я его баловать не собираюсь, но на табак придется согласиться. Так действительно лучше думается.
Они уселись в гостиной, не зажигая света, закурили.
– Что думаешь, капитан? – спросил Сенкевич.
– Думаю, Мэри была помощницей и любовницей Потрошителя. Может, указывала на подходящих женщин, говорила, где они стоят. Возможно, он заставил подельницу убить, чтобы доказать верность, а может, это просто был его каприз: мол, тебе нужно – ты и разбирайся. Она не справилась с Настей, Потрошитель нашел другую и с ней уже разделался сам, в этом никаких сомнений. Но на совести Мэри как минимум одна жертва – в двойном убийстве.
– Почему тогда он действовал так топорно? Мог бы заранее присмотреть девушку, хотя бы по комплекции похожую на Мэри. Тогда ее сочли бы убитой и не стали бы разыскивать.
– Пытался запутать нас? Развлекался? Он игрок, не забывай.
– Да еще и сумасшедший, – добавил Сенкевич.
– Хотя есть еще версия, – задумчиво проговорил Платонов. – Может быть, Мэри ему не так уж и нужна…
Глава 7
Лето 54-го года до н. э.
Пленник, юноша лет пятнадцати, стоял на коленях, обнаженный, беззащитный, дрожа от холода и ужаса. Он не был связан, но не пытался убежать: голод, пытки и страх измотали его. Тело, белое, с тонкой нежной кожей, как у всех рыжеволосых людей, покрывали едва зарубцевавшиеся раны.
