Диана Удовиченко - Знак Потрошителя
– Тогда пройдемте в мою лабораторию. – Сенкевич церемонно кивнул, приоткрыл дверь и сделал приглашающий жест.
Они вышли, сопровождаемые Сэром Генри и привидением.
В лаборатории Сенкевич усадил Настю в кресло, достал из часового кармана блестящий хронометр на серебряной цепочке.
– Смотри на него не отрываясь. Сосредоточься. Избавься от всех посторонних мыслей. Думай только о нападении.
Девушка послушно уставилась на серебристый корпус хронометра, раскачивавшийся перед глазами. Вскоре веки начали слипаться, она зевнула.
– Сейчас я начну считать, – звучал откуда-то издалека голос Сенкевича. – На счет три ты уснешь и увидишь себя в переулке Ист-Энд в момент нападения. Раз… два… три…
Настя на мгновение отключилась и пришла в себя от холода. Она шагала по Томас-стрит, мимо темной подворотни. Шею захлестнула петля – чья-то безжалостная твердая рука потащила ее в непроглядный мрак. Она задыхалась, снова, как наяву, переживая боль, ужас и страх смерти. Вырывалась изо всех сил, хрипела надорванным горлом.
Все промелькнуло мгновенно, и вот уже раздался крик: «Стой, полиция!» Убийца отступил, Настя схватила его за руку. Теряя сознание, подумала: «Рука слишком маленькая. И что-то в ней неправильно…» Рука убийцы выскальзывала из ее ладони…
– Просыпайся! – ворвался в ее сознание повелительный голос. – Раз… Два… Три…
Настя обнаружила себя сидящей на стуле. Дан бросился к ней:
– С тобой все в порядке? Ты так страшно хрипела…
– Да. – Настя подержалась за горло, сделала глубокий вдох и сказала: – Я вспомнила. Когда нападавший убегал, я успела схватить его за руку. Она была слишком маленькой для мужчины. А еще в одном из пальцев перчатки была пустота. Это Мэри, точно Мэри.
– Что и требовалось доказать, – самодовольно сказал Сенкевич. – Гипноз – великая вещь!
– Теперь бы еще узнать, кого убили на самом деле, – озадачилась Настя.
– С этим, возможно, будут сложности, – предположил Дан. – Особенно если жертва проститутка, а скорее всего, так и есть. Потрошитель еще ни разу не отступал от правил. Не факт, что кто-то будет ее искать и подаст заявление в полицию.
– А если взять за гипотезу, что Мэри хотела спрятать концы в воду, скорее всего, она выбрала жертву, у которой нет ни родственников, ни друзей, – добавил Сенкевич.
– Пройдусь по Ист-Энду. – Дан поднялся. – Загляну в трактиры. Может, удастся отыскать зацепку.
– А я, пожалуй, пойду в лабораторию, разбирать записи Уотсона, – отозвался Сенкевич. – Если узнаем, чем закончилась история в Баскервиль-холле, это поможет разобраться и в нынешнем деле.
– А мне чем заняться? – спросила Настя.
– Сиди и не рыпайся! – хором ответили мужчины.
Сенкевич
Разобраться в грудах бумаг Уотсона была та еще задачка. Сенкевич терпеливо раскладывал листы по четырем стопкам: записи о пациентах, отчеты о ходе научных экспериментов неугомонного доктора, о его же эзотерических опытах, и те страницы, где упоминался Холмс и его расследования. Таких нашлось немало – исчерканные черновики рассказов, краткие заметки на память, письма Уотсона к сыщику. Пока из двух десятков листов только один мог относиться к истории собаки Баскервилей. Да и то на нем половина текста была тщательно вымарана.
– Интересно, почему же я так плохо помню именно этот случай? – вслух спросил Сенкевич у призрачной девушки, которая болталась под потолком. – Ведь совсем недавно было…
Машенька опустилась и заметалась перед ним легким клочком тумана, который перекатывает ветер. На заплаканном лице было написано отчаяние.
– Ты что-то знаешь? – насторожился Сенкевич. – Хочешь рассказать?
Он давно уже замечал, что привидение пытается разговаривать с людьми, доносить какие-то мысли. Только вот жаль, говорить Машенька не умела, и язык жестов у нее был какой-то странный. К тому же при попытке понять ее девушка вдруг замыкалась, заливалась слезами и обиженно уплывала в дальний угол. Вообще, складывалось впечатление, что призрак то ли не в себе, то ли характер у него дурацкий – если так можно сказать о духах. Раньше Сенкевича удивляла нелогичность историй и фильмов о привидениях, вели они себя глупо: ну пришел ты сообщить, где твое тело или кто убийца, – так скажи по-человечески или покажи. Кровью на стене нарисуй, в конце концов, если уж хочешь сохранить стиль. Нет же, фантомы все как один предпочитали таинственно стенать, пугать ни в чем не повинных людей и озадачивать их разными головоломными загадками, исчезая как раз в тот момент, когда больше всего требовалась их помощь. Сенкевич всегда считал это выдумкой для сюжета, но Машенька наглядно демонстрировала: писатели и сценаристы правы.
Девушка откровенно не любила Настю, побаивалась Дана и старалась не попадаться им на глаза. Она была странным образом привязана к двум живым существам: Сенкевичу и Сэру Генри. Первого любила, видимо за то, что он вызвал ее из мира духов, второй вызывал у Машеньки чуть ли не родственные чувства. Она могла часами сидеть рядом с псом, гладя его по шерсти. Вопреки теории, что животные способны видеть мир духов, сэр Генри Машеньку не замечал. Только когда над его головой зависала призрачная рука, шерсть на загривке пса слегка вздыбливалась.
Сенкевич несколько раз уже пытался разговорить фантом – недаром же девица не вернулась в загробный мир, осталась с ними. Во время спиритического сеанса он вызывал жертв Потрошителя. А явилась Машенька. Так что имелись все основания подозревать, что девица – одна из убитых этим монстром или монстрами. Только вот она не подходила ни под одно описание: была слишком молода и красива. Разве что, думал Сенкевич, она была ранней жертвой. Ведь где-то Потрошитель жил до того, как открыть сезон охоты в Ист-Энде? И не факт, что он и раньше не убивал.
Так что девица при жизни могла быть кем угодно: ирландской крестьяночкой, французской швеей, испанской аристократкой или даже русской революционеркой. В зависимости от того, где на тот момент охотился Потрошитель.
Машенька не успокаивалась – металась над столом, размахивала руками.
– Успокойся, – увещевал Сенкевич. – Давай поговорим.
Губы девушки искривились в гримасе плача, слезы потоком хлынули из призрачных глаз.
– Да не плачь ты! – взмолился Сенкевич. – Я знаю, ты не можешь говорить. Но есть ведь жесты. И перестань болтаться вокруг, от такого мельтешения укачать может.
Машенька, казалось, немного пришла в себя, зависла перед ним.
– Хорошо. Я буду задавать вопросы. Если хочешь ответить «да», кивни, вот так. Если нет, помотай, так вот.
Сенкевич показал, впрочем, без особой надежды: это была уже не первая попытка вступить с призраком в осмысленный диалог.
– Поняла?
К его удивлению, Машенька вполне отчетливо кивнула.
– Умница! – обрадовался Сенкевич. – Итак, начнем. Тебя убил Потрошитель?
Отрицательный жест.
– Уверена?
Кивок.
– А кто тогда? – брякнул Сенкевич, расстроенный тем, что такая стройная гипотеза рухнула.
Машенька в ответ залилась слезами.
– Все-все, извини. Понял: это неправильный вопрос. Ладно. Тогда так. Это я вызвал тебя?
Кивок. «Да».
– Ты пришла по собственной воле?
«Да».
– Ты хочешь отомстить?
«Нет».
– Спасти кого-нибудь?
«Нет».
– Помочь?
«Нет».
«Хм, а что тогда?» – задумался Сенкевич. Стал припоминать самые распространенные мотивации призраков.
– Может быть, помощь нужна тебе?
Несколько энергичных кивков. На бледном окровавленном лице впервые появилось подобие улыбки.
– Нужно найти твое тело?
«Нет».
– Кого-то из близких или родственников?
«Нет».
– Убийцу?
«Нет. Нет. Нет».
Расстроенная тем, что Сенкевич не может догадаться, девушка залилась слезами.
– Да погоди ты! – с досадой сказал он. – Не все же сразу! Смотри, как мы уже продвинулись! Давай еще попробуем.
Но продолжить не удалось: в запертую дверь постучали.
– Открывай, разговор есть! – раздался голос Платонова.
Сенкевич распахнул дверь.
– Только вернулся, а тут Лестрейд пришел, – сообщил капитан. – Поднимайся в гостиную.
– Что, еще кого-то убили? – приуныл Сенкевич. – Вроде не должны были…
– Нет, – мрачно ухмыльнулся Платонов. – Человек просто в расстройстве. Единственный подозреваемый остался, и какой. Сам понимаешь… Вот и заглянул поговорить.
Лестрейд нервно прохаживался по гостиной и фыркал себе под нос, более чем когда-либо напоминая хорька. Усы его сердито топорщились.
– Выяснили, что убитая – не Мэри Келли? – огорошил его Дан.
– Уже узнали? – Инспектор еще больше расстроился. – Да, у настоящей Мэри Келли на мизинце не хватает фаланги.
