Барин из провинции (СИ) - Иванов Дмитрий

Я уже расслабился — всё было чинно и благородно, никто к нам не пристал. Даже наоборот — меня похвалили. Денег, конечно, потратил прилично… Да черт с ними — может, что и срастётся с дочкой полковника. Будем считать это инвестицией в будущее.

Однако уже при посадке в карету Амалия столкнулась с двумя дамами, по виду знатными. Одна — молода, стройна, высока и, пожалуй, красива. А второй лет сорок и… тоже хорошо одевается. Дамы только что подъехали к ресторану. Их сопровождал слуга — седой, но статный старик с выправкой бывшего унтера, который с военной расторопностью распахнул дверцу их экипажа.

— Амалия, душенька, куда тебе столько сладкого? — елейным голоском поинтересовалась та что постарше.

— Бонжур и адью, — буркнула сквозь зубы моя спутница, явно не желая общаться с тётками.

— Маман, а ты не знаешь, если девушка рыжая, она везде рыжая? — вроде как невинно и ни на кого не намекая, на вполне сносном французском поинтересовалась молодая.

— Убью сейчас тебя, толстая! — вдруг взорвалась Амалия.

Вот теперь я вижу, что эпизод с французским поваром никак не разозлил девушку. Злая она именно сейчас, и Жозефина буквально вынуждена удерживать свою подопечную в карете!

— Трогай! — властно крикнула Тимохе телохранительница.

Я, правда, не уверен, чьё тело гувернантка спасала в данный момент, ибо, случись у девиц драка, я не раздумывая поставил бы на Амалию. Ух, баба — огонь! Рыжие мне всегда нравились.

— Будь я мужчиной, на дуэль бы её вызвала! — пышет негодованием девушка, сидя в карете.

Это что, камень в мой огород? И что я должен был предпринять? В морду дать? Или слугу их вызвать на дуэль? Хрен его знает, как защищать честь дамы… от другой дамы. Вот если бы они были мужиками — тогда да… Перчатка в лицо и всё такое.

— А почему она толстая? Вроде бы барышня стройна, — удивлённо спрашиваю я спустя пару минут, в течение которых преимущественно молчал, так как внимательно слушал ругательства и сплетни, обильно сыплющиеся из уст Амалии.

— Это она имела в виду фамилию, — пояснила Жозефина. — Но они, конечно, не Толстые, а обе Хлюстины. Но да, старшая — урождённая графиня Вера Ивановна Толстая, сестра графа Федора Толстого. А младшая — её дочка, Настасья. Странно, что они ещё в Москве. Слышала, собирались в Париж.

— Ах, дуэль! Дуэль! — всплеснула руками Амалия, и глаза её сверкнули гневом и обидой. — Вот если бы ты, Леша, вызвал на дуэль её отца… Или дядю! Настька дурно воспитана. Дурно!

Я только открыл рот, но опередила меня Жозефина:

— Кого он вызовет? Папеньку — штабс-ротмистра? Или самого «Американца»? Так тот дуэлей выиграл больше, чем у тебя, Амалия, поклонников-мужчин!

— Толстой? Граф? — переспросил я с недоумением. Фамилия знакомая, конечно… Но те Толстые, кого я знал, — литераторы, и прославились они позже. Да и дуэлянтов среди них не помню. Наоборот — один бородатый моралист даже проповедовал непротивление злу насилием.

— Да-да, Фёдор Иванович Толстой, по прозвищу «Американец», — мрачно уточнила Жозефина. — Ужасный тип! Авантюрист, дуэлянт, картёжник… и, говорят, в Америке даже с индейцами сражался. По крайней мере, ухо ему точно прострелили. А сколько людей уложил на дуэлях — и не сосчитать!

— Чудно! — не удержался я. — Один Толстой за мир, другой — за честную перестрелку. Сбалансированная династия.

— И ты, прости господи, хотела, чтобы этот мальчик с ним дуэлировал? — продолжала негодовать Жозефина, не обратив внимания на мою реплику.

— Ну… красиво бы вышло, — промямлила Амалия, чуть сбавив пыл. — И романтично.

«Романтично — это когда за ужином, при свечах. А не когда потом священник лоб перекрещивает», — про себя согласился с гувернанткой «мальчик», но промолчал.

Пока ехали домой, Амалия успокоилась и с удовольствием рассказала и про эту Настю (круглую дуру), и про её дядюшку, того самого графа Толстого, про которого так нелестно отозвалась Жозефина. Дядя и в самом деле оказался тот ещё фрукт. Да только один тот факт, что он женился на танцовщице-цыганке, о многом говорит!

А ещё, как поведала мне Амалия, «его скоро убьёт Пушкин!» Поэт, как вернется из ссылки, так сразу и вызовет графа на дуэль. Ну и там уж как повезёт — либо убьёт, либо сам погибнет. Мол, Пушкин это прилюдно обещал, после того как граф оскорбил его клеветой. Он даже написал на Толстого эпиграмму, которую девушка тут же с чувством продекламировала:

В жизни мрачной и презренной

Был он долго погружен,

Долго все концы вселенной

Осквернял развратом он.

Но, исправясь понемногу,

Он загладил свой позор,

И теперь он — слава Богу —

Только что картежный вор.

Или вот…

Или философа, который в прежни лета

Развратом изумил четыре части света,

Но, просветив себя, загладил свой позор:

Отвыкнул от вина и стал картежный вор?

— Так это я читал. «К Чаадаеву» стихотворение называется, — признался я, умолчав, что читал его двести лет тому вперёд.

— Лешенька, я не сомневаюсь, что читали. Да вы и сам талантище, не хуже Пушкина, — польстила мне рыжуля, незаметно для гувернантки погладив ногой мою ногу.

— Если дуэль состоится, то убьют твоего кумира, — мотнула головой Жозефина, для которой, похоже, причуды её подопечной привычны.

— А дуэли не будет… Ну, или Пушкин её выиграет! — уверенно пророчествую я, но вспомнив, что вроде поэт никого не убивал, поправляюсь: — Да, точно — отменят дуэль!

Аделия смотрит на меня пылко. Как бы избавиться от Жозефины и… хотя бы вдоволь нацеловаться с бойкой девицей? Вот что значит молодой организм — всю ночь трудился и всё равно полон сил и охоч до женского полу.

А вообще, мне нравится в первопрестольной! Девушки симпатичные, женщины — не отягощенные моралью. Только вот Жозефина — цербер. Так-с… а что бы сделал Герман? Да, блин, знаю! И это можно попробовать организовать.

— Тимоха, стой! Мадемуазель, не хотите ли прогуляться по саду?

Мы остановились около Александровского сада, который сейчас ещё носит название «Кремлевский». Не знал, что это уже известное место для прогулок. Только что проехали будущую Манежку, где сейчас идет бойкая торговля всем и вся. Ярмарка какая-то, что ли? Но товары простые и укрыться от взоров негде. А вот среди деревьев…

— Отчего бы и нет? — согласилась Амалия и вопросительно посмотрела на Жозефину.

— Если недолго. У вас сегодня музицирование ещё, — улыбнулась француженка, ехидно глядя в мою сторону — мол, «знаю я, что ты задумал, козлина!»

— Мадам, не сочтите за дерзость, — я протягиваю Жозефине четвертак.

— Что это? — хмурится француженка, глядя на деньги как на дохлого таракана.

— Это… половина той суммы, которую вы получите, если случайно отстанете от нас в саду, — отвечаю я предельно откровенно.

А в это время Амалия вместе с кислым Тимохой направляются к ближайшей торговой точке. Девушке вдруг вздумалось купить мне подарок… Не за цветы, не за ресторан, а за сочувствие и поддержку в истории с беспутной Настей! Я совершенно искренне, пока ехали в карете, высказал своё «фи», простыми русскими словами описав хамку. И по-моему даже ввёл новое слово в лексикон благородной девицы — «хабалка». Во всяком случае у меня спросили, а что оно означает.

— Это от старорусского «хабать», то есть говорить грубо, нагло, дерзко. Хабалка — женщина, которая изъясняется таким манером. Это как деревенская нахалка с базара — дерзкая и без манер.

— Точно, всё про неё! — подтвердила Амалия — Совсем без манер!

— И вот пока мне покупают в подарок… да вроде как пишущий набор в виде чернильницы и прочего, я подбиваю Жозефину на должностное преступление.

— Да как вы могли? — пожалуй, даже искренне возмущается наставница. — Вы… что-то задумали?