Барин из провинции (СИ) - Иванов Дмитрий

А «моя» вдовушка уже попрощалась со всеми, в том числе и со мной, и ушла. Но недалеко, и сейчас, сидя в экипаже, ждет меня за поворотом, подальше от чужих взглядов. Чую, долго ждать не будет! Я этих баб знаю!

— Ах, я бы с удовольствием проводил вас, мадемуазель, да только слуга мой, увы, пострадал — глаз нехорошо выглядит. Придётся доктора искать, авось не ослепнет.

— Подумаешь, кучер какой-то, — фыркнула Амалия.

Согласен, конечно, в глубине души, но ведь признаваться в истинной причине отказа не могу. Поэтому продолжаю разыгрывать образ человеколюбца.

— Я был бы счастлив пригласить вас куда-нибудь на обед, — говорю я, попутно плотоядно рассматривая девицу.

— А куда же, куда? — оживляется рыжая, и

глазки её заблестели.

— Позвольте, пусть это будет для вас сюрпризом, — наклоняюсь ближе и почти шепчу в ухо.

Лох-Алёшка на моём месте начал бы мяться:

«Я ничего тут не знаю… а может, вы посоветуете, где бы нам посидеть?..» А потом бы, глядишь, и повели его в какую-нибудь дорогую ресторацию. Нет уж, место выберу я сам! Да хоть у вдовы спрошу — она-то знает, где кормят прилично и без грабежа. А то я этих тарелочниц знаю.

— А вы, я гляжу, не торопились, Алексей Алексеевич, — мягко, но укоризненно заметила Ирина Родионовна.

«Заждалась моя кобылка», — самодовольно подумал я, попутно разглядывая служанку, в карете с которой приехала Ирина Родионовна. А служанка хороша — кровь с молоком, русая коса в мою руку толщиной, и глаз блестит так… масляно. Я оглядел прелести девушки, которую, разумеется, мне не представили, и в мыслях мелькнула не самая приличная фантазия — а может, втроём…

Но, видно, не судьба. Ира, уловив мой заинтересованный взгляд на служанку, придралась к той по пустяку и наотмашь залепила ей пощёчину. Думаю, вдова Клик уже пожалела, что взяла с собой прислугу. Впрочем, без них сейчас никуда. Вот к примеру конюх у вдовы — мрачный коренастый и молчаливый мужчина — нужен? А как же! И не только как водитель экипажа, но и как охрана. Дурёха-служанка тоже нужна. Платье поправить, шнуровку на корсете подтянуть, уложить локон, как ему и надлежит быть — всё надо. Вот и таскают барыни слуг по балам да по собраниям.

Но шпинять — это, по мне, уже перебор.

«Несправедливость вопиющая», — негодует моё сознание человека из будущего. Короче, драл я вдову со всей пролетарской ненавистью!

Вдова обещала показать, что осталось от покойного мужа, и — не обманула. Спальня была просторная, с тяжёлыми портьерами и ароматом сладковатой пудры. И если вначале Ира пыталась доминировать и даже учить Лешеньку, воображая себя опытной любовницей, то потом, уже под утро, начала щемиться от моего энтузиазма, явно поражаясь прошаренности молодого провинциала. Короче, реноме Алексея Алексеевича я поддержал на высоте!

Попутно пили вино, беседовали. Ну, как беседовали… Болтала в основном Ира, перечисляя мне свои проблемы. Я, разумеется, не прерывал и только кивал с умным видом. Все страдания барыни казались мне смешными и надуманными… Первые морщинки на лице? Ах, какое горе! Скотина-лавочник подсунул вместо французских духов какую-то дрянь? Кошмар! А уж как она страдала, когда кокетка Мари отбила у неё какого-то ротмистра Бобчинского… Ну, это просто беспредел какой-то! Если ещё добавить слуг, которые «совсем от рук отбились», и овес, что безбожно подорожал с начала года, то получаем трагедию вселенского масштаба…

Подумать только — подорожание овса и упущенный Бобчинский в один год! Судьба, однако, жестока и беспощадна к вдове. Впрочем, мне на всё это плевать. Я что, лошадь что ли?

Между делом осмотрел я и жилище вдовы. Два этажа. Господские покои — наверху, внизу — гостиная, кухня и комнаты слуг. Спальня выглядит слишком помпезно: шёлка, позолота, пышные занавеси. Всё, как Ира любит — блестит, сверкает, и непременно по последней моде. На стене несколько картин, на одной из которых — она молодая с мужем. Покойный супруг её уже там имеет довольно болезненный вид. Зато богат был и не шибко ревнив.

Уснули мы под утро и проспали до обеда. За завтраком я поинтересовался у вдовы насчет приличных мест.

— Куда сходить, чтобы не очень дорого и вкусно?

— Ну, есть места… Но лучше туда, где дорого, Лешенька, — и мне украдкой суют сотку, свернутую в трубочку.

Гордо отказываюсь, повергая в недоумение вдову. Впрочем, прощаемся мы тепло, и меня отвозят в гостиницу. А вот этот знак внимания пришлось принять. Ведь ни «Яндекс-такси» под рукой нет, ни Тимохи моего, который подогнал бы карету… Искать пролётку, договариваться, потом ещё и дорогу объяснять… да ну нафиг. Да и собираться надо. Карету там свою проверить, Тимоху полечить… волшебными пинками, если он не исполнил моё приказание о её подготовке. Короче, дел много.

— Ох и дорогая ресторация это, — зевает Владимир, которого я, наверное, в Москву с собой зря взял.

Хотя тут от него польза, может, какая и будет, но плати теперь за его проживание и пропитание. В усадебке-то меня крепостные кормят, и Матрёна.

Молчу, а потом неожиданно рассказываю, что меня хотели, как жиголо какого, купить.

— По-мещански… ежели, скажем, запонки или часы, то принять подарок можно. Офицеры в моём полку не гнушались таким. А деньги… их тоже не возбраняется. Но обчество к этому презрительно относится, — степенно поясняет опытный фельдфебель.

Тимоха сверкает бланшем и разбитой губой — два подарочка в один день. Но доволен. И пока я собирался, рассказал, что вдова Хитрово разрешила ему в любой день столоваться с её слугами. Ещё он с гордостью сообщил, что спас хозяйского добра, ни много ни мало, на пять тысяч серебром! Врет, поди, пара тысяч уже лишку.

Трактир «Яр», будущий ресторан «Яр», располагался неподалеку от Кузнецкого моста. Хоть и открылся он только в этом году, но был уже очень популярен в среде московской знати. Считается, что здесь якобы подают самые что ни на есть настоящие блюда французской кухни.

Я перед визитом к Амалии заехал, чтобы заказать столик, ну и чего скрывать, прицениться к меню.

Однако… Шампанское — пятнадцать деревянных (не серебром), вино — семь, курица с трюфелями — тоже семь… О! Черепаховый суп есть, стоимостью в девять рэ всего! К тому же ассигнациями. В общем, думаю, не разорюсь из-за ужина на две персоны.

Столик выбрал самый лучший. Нет, в самом столике — круглом, покрытым кружевной скатертью — ничего необычного не было. Но сзади него был плотный ряд колонн высотой в метр, отсекающих нас от лишних глаз и чужих ушей. В общем, уютное местечко. Ещё и сидячие места на диванчике в виде полумесяца расположены были на одной стороне стола. То есть сидеть будем хоть и не вплотную друг к другу, но рядом, и, чем чёрт не шутит, коленку девицы я полапать смогу…

Впрочем, затея, скорее всего, глупая, и деньги я зря потрачу. Амалия — барышня знатная, воспитанная, с норовом и родословной. 'Избалованная мажорка! — так бы про неё сказали в будущем. Если б не те злополучные стихи, которыми я случайно её заинтересовал — да она бы в мою сторону и не взглянула.

Ко мне, между прочим, не погнушался подойти сам хозяин заведения — господин Транквиль Яр собственной персоной. Перебросились с ним парой учтивых фраз, и он высказал одобрение моему французскому: мол, почти все господа заметно хуже говорят. Ну, приятно, чего уж. А народу здесь пока немного — по причине раннего часа. «Вечером будет аншлаг», — не без гордости сообщил мне месье Яр.

Впрочем, до вечера Амалию, разумеется, никто бы и не отпустил. Родители у неё, хоть и не строгие, но девушки нынче обязаны соблюдать кучу условностей. А одна из них гласит: коли барышня идёт в заведение с кавалером — быть при ней непременно кому-нибудь из благонадёжных. Поэтому и раскошеливаться мне придется не на двоих, как планировал, а на троих. Амалию отпустили только с гувернанткой — статной молодой особой со слегка брезгливым выражением на лице. Вид у неё был настоящей французской леди. И что поразительно… в глазах моих — ну, в глазах Германа Карловича, скажем так, — эта самая гувернантка выглядит куда как интереснее своей воспитанницы.