Евгений Прошкин - Слой
– Петр? – Тихо позвал Константин.
– Здесь я, здесь, – заволновался он.
– Кто это с тобой так?
– Ренат. Ключ в унитаз спустил, зараза. Там снаружи…
– Я видел. На улице толпа…
– Ты через черный ход, да? Я и забыл про него.
– Что толку? Пушка твоя где?
Дверь трещала все громче. Подсчет ударов Петр прекратил, но десятый, последний, был явно не за горами.
– Все унесли, сволочи. А! В шкафу винтовка. Держи, – Петр свободной рукой вытащил из кармана сияющий патрон и отдал его Косте. – Из винтовки точно перерубит, не промахнись только.
– Погоди…
Константин сунул патрон в брюки и, выбежав из комнаты, через секунду вернулся.
– Вот, Настина, – он показал обычную заколку и, зажав ее в зубах, согнул буквой «Г». – Сейчас, сейчас. Опыт имеем.
Наручники поддались легко, как почтовый ящик.
– А что им надо? – Спросил Костя.
– Это сотня Пулемета.
– Да, я некоторых узнал.
– Пришли мстить. За то, что кто-то из моей сотни якобы все Ополчение…
Шум на площадке почему-то прекратился, и стали слышны разговоры. Один предлагал стрелять в замок, другой – ждать на улице, третий доказывал, что Еремин ушел в тину, и здесь больше не появится.
– Понятно, – сказал Костя.
– Что тебе понятно?.. Тебе это безразлично?
– Некогда, валить нужно.
Константин не дыша приоткрыл дверцу шкафа и извлек из него винтовку. «Штайр», с тех пор, как его принесли, был все так же замотан в линялую занавеску и со стороны напоминал не то детскую лопату, не то детское же весло. Выделялась лишь трубка прицела, и, чтобы не разбить оптику, Костя крепко обхватил ее ладонью.
– Немаляев хочет с тобой повидаться, – сказал он на ходу.
– Стой! – Петр взял его за локоть и развернул к себе лицом. – Про Ополчение…
– Это необходимо? Именно сейчас? Я тебе потом все объясню.
– Объяснишь?! – Крикнул Петр. – Что тут объяснять?
В дверь заухали с новой силой.
– Не тем голову забиваешь. Нам бы ноги унести.
– Давай по одному, – приказал Петр. – Ты первый, я за тобой.
– А что с Немаляевым? Ты с ним поговоришь?
– О чем?
– Об условиях мира.
– Потом решим. Линяй.
– Где встретимся?
– Да где… – раздраженно молвил Петр. – У Немаляева. Сегодня суббота? Место он тебе скажет. В десять. Все, пошел!
Константин метнулся в коридор, завернул в темный закуток и, осторожно выглянув, шагнул в удушливую сырость запасной лестницы. Черным ходом давно не пользовались – многие двери были забиты досками или вовсе заложены кирпичом. Спускаясь по осклизлым ступенькам, Костя то и дело замирал, пытаясь даже не по звуку – по движению воздуха определить, не ждет ли его кто внизу.
Про черный ход орава Пулемета не знала. Константин благополучно достиг первого этажа и, прикинувшись для гарантии пьяным, выбрался в тенистый, неимоверно замусоренный двор.
Он небрежно закинул винтовку на плечо и, сунув свободную руку в карман, направился к кривому переулку, прочь от подъезда с возбужденной сотней расстрелянного Пулемета.
Пройдя весь переулок и свернув к площади, Константин себя поздравил: преследования не было. Вопрос, удалось ли уйти Петру, он себе не задавал. На Родине сотника считали заговоренным – даже от насморка. Удача изменила ему лишь однажды, но это была мина, тут уж ничего не поделаешь. Петр вырвется, обязательно вырвется.
Оказавшись на площади, Константин миновал перекрытый швеллером вход в метро, затем сожженное дотла кафе и вышел к красивому зданию с обрывками плакатов на фасаде.
Народу вокруг было на удивление много. Кто-то дрался, где-то визжала женщина, несколько человек раскачивали, стремясь перевернуть, черный «БМВ» – все это происходило как-то весело, с задором, и абсолютно никого не волновало.
Пьяные попадались довольно часто, и походку Костя решил не менять. Так он и брел – шатаясь, напевая дурацкую песню и помахивая «Штайром» в занавеске.
До десяти вечера было еще пять часов. За это время можно пообедать, влюбиться в хорошую девушку, расстаться, стать героем и найти свою смерть. Или то же самое, но в обратном порядке.
Костя подумал о том, что жизнь – это удивительная штука. Особенно, когда у тебя на плече винтовка, а не лопата.
* * *Немаляев перевернул последнюю страницу и, дочитав до конца, вернулся к началу.
Смерти нет. Умирая, человек всего лишь теряет одну из бесчисленных теней…
Ничего не понятно. Такое впечатление, что самое главное Черных оставил в голове. Либо не доверил бумаге, либо счел это настолько элементарным, что поленился записать. Костя сказал: смысл жизни и смерть – одно и то же, этому никто не научит. Правду сказал Костя.
Немаляев кликнул охранника и спросил про врача.
– Две минуты назад связывался, – ответил он. – Уже близко, сейчас будет.
– Дядя Саш, вы себя плохо чувствуете?
– Хорошо, Людочка, хорошо. Ты вот что. Давай-ка вон в ту дверь, через коридор, дальше тебя проводят. Мы весь этаж перепланировали, заблудиться можно. Но тебя проводят. Покушай, телевизор посмотри.
– А вас еще будут показывать?
– Вечером должны. И завтра три раза.
– Давно вы это интервью записали?
– На прошлой неделе. Мы с Сидорчуком четыре версии подготовили, на все случаи жизни. Иди, сказал! – Прикрикнул Немаляев. – Ну?! – Бросил он охраннику.
– Уже в лифте, – доложил тот.
В комнату втащили пожилого мужчину в черной шапочке, надвинутой до подбородка.
– Да снимите, снимите, олухи! – Заорал Немаляев.
Шапку стянули, и мужчина, дико озираясь, попятился назад. Боец, вошедший следом, ткнул его пальцами в спину и поставил у ног пузатый металлический чемодан.
– Я никого лечить не буду, – заявил доктор. – Во-первых, при таком скотском отношении… А во-вторых, вы не того похитили. Я не хирург, я анестезиолог. Неужели у вас нет своего персонала?
– Во-первых, вас не похитили, – хладнокровно произнес Немаляев, кивком приказывая охранникам убираться. – Во-вторых…
Он открыл тумбу и бросил на стол пачку стодолларовых банкнот.
– Десять тысяч, доктор. Вам их надолго хватит.
– Я анестезиолог, – мучительно выговорил он. – Вы знаете, что это такое? Если кого-то из ваших людей ранили…
– Именно вас мне и надо. Я слышал, если переборщить с наркозом…
– Но это убийство!
– Что же вы все вперед забегаете? Убить надо так, чтобы потом можно было спасти. Мне нужна клиническая смерть. Временная, – подчеркнул Немаляев.
– Забирайте свои деньги и отпустите меня.
– Еще десять. Сколько вы получаете в больнице?
– Это огромный риск. Даже в стационаре. Сначала необходимо всестороннее обследование: сердце, почки, легкие… Нет, я не подпишусь.
