Борис Воробьев - Мир «Искателя», 1998 № 03
— Шерриллу известно, что у вас есть этот дом?
— Не думаю. Я никогда о нем не упоминала, и он никогда здесь не был. Но он мог и узнать. Он знает почти все.
— Ну что ж, теперь, когда мы это выяснили, может, начнем с самого начала?
— Сперва я хочу вас кое о чем спросить, — ответила она. — Почему вы приехали в Крестуэйз и спрашивали меня? Почему вы поехали и потолковали с доктором Бьюли? Вас кто-нибудь нанял, чтобы вы узнали, чем я занимаюсь?
— Да, — ответил я.
— Кто?
— Ваша сестра, Джэнет.
Ударь я ее по лицу, и то бы она не среагировала так сильно. Она вздыбилась на сиденье, будто наступила на змею, отчего качалка так и заходила.
— Джэнет? — это слово вырвалось из нее наводящим ужас шепотом. — Но ведь Джэнет мертва. Что вы имеете в виду? Как вы можете говорить такое?
Я вытащил бумажник, нашел письмо Джэнет и протянул его ей.
— Прочтите.
— А что это? — спросила она. Казалось, она боится смотреть на письмо.
— Прочтите и взгляните на дату. Оно пролежало четырнадцать месяцев. Я сам впервые прочел его всего два дня назад.
Она взяла письмо. При виде знакомого почерка лицо у нее окаменело, а зрачки глаз сузились. Прочитав письмо, она несколько минут сидела неподвижно, вытаращившись на него. Я ее не торопил. Страх, самый неподдельный, который невозможно было скрыть, отражался у нее на лице.
— И из-за этого… из-за этого вы принялись наводить справки? — спросила она наконец.
— Ваша сестра прислала мне пятьсот долларов. Я считал себя обязанным заработать их. Я приехал в Крестуэйз, чтобы повидать вас и обсудить все с вами. Будь вы там и объясни мне, что означает сие письмо, я бы вернул деньги и прекратил расследование. Но вас там не оказалось. А потом стали твориться всевозможные вещи, и прекратить расследование я просто не мог.
— Понятно.
Я ждал, что Морин скажет что-нибудь еще, но она молчала. Сидела, неподвижно уставившись на письмо, — лицо белое, глаза жесткие.
— Вас шантажировали? — спросил я.
— Нет. Не знаю, почему она написала вам. Наверное, хотела скандала. Она ненавидела меня и всегда пыталась мне нагадить.
— Почему она ненавидела вас?
Она долго смотрела вниз, на сад, ничего не говоря. Я отпил виски и покурил. Если хочет сказать, так в свое время скажет. Морин была не из тех, кого надо торопить.
— Я не знаю, что делать, — произнесла она наконец. — Если я скажу вам, почему она меня ненавидела, то полностью доверюсь вам, вы можете погубить меня.
На это мне нечего было ответить.
— Но если я не скажу, — продолжала она, сжимая кулаки, — тогда я вообще не знаю, как выберусь из этой переделки. У меня должен быть человек, которому я могла бы доверять.
— Разве у вас нет адвоката? — спросил я, лишь бы что-нибудь сказать.
— Он может только навредить. Он мой опекун. По условиям завещания отца, если я окажусь замешанной в скандале, я теряю все. Я уже по уши в таком дерьме, которое обернется ужасным скандалом, если только всплывет на свет божий.
— Вы имеете в виду Шеррилла? — сказал я. — Вы финансировали «Шхуну-Мечту»?
Она, вздрогнув, уставилась на меня.
— Вы это знаете?
— Знать я не знаю, но догадываюсь. Если бы стало известно, что за «Шхуной-Мечтой» стоите вы, это был бы скандал.
— Да. — Она вдруг скользнула по сиденью и оказалась рядом со мной. — Джэнет была влюблена в Дагласа. Я тоже сходила по нему с ума. Я отбила его у нее. Она пыталась застрелить меня, но меня спас отец. Вместо меня Джэнет застрелила его, — выболтнула она и закрыла лицо руками.
Я никак не рассчитывал услышать такое, а потому сидел, будто каменный, и ждал.
— Дело замяли, — после долгой паузы продолжала она. — Как — это пусть вас не волнует. Но оно не давало Джэнет покоя. Она… она отравилась. Это тоже замяли. Мы боялись, что станет известно, почему именно она покончила с собой. Доктор был старый, и никаких проблем не возникло. Он решил, что это сердечная недостаточность. Затем, когда я стала наследницей и у меня оказалась уйма денег, Даглас показал себя в своем истинном свете. Он заявил, что если только я не дам ему денег на покупку «Шхуны-Мечты», он растреплет, что я отбила его у Джэнет, а та пыталась убить меня, но случайно убила отца, а сама отравилась, и все из-за меня. Можете себе представить, как бы все это подали газеты, и я бы всего лишилась. Ну, я дала ему денег на его поганую шхуну, а ему, естественно, этого оказалось мало. Он продолжал приходить ко мне и требовать все новых денег, следил за каждым моим шагом. Теперь узнал, что вы наводите справки. Даглас боится, что вы обнародуете эту историю, и тогда, разумеется, он лишится своей власти надо мной. Даглас сделал все что мог, чтобы остановить вас. Когда он прослышал, что Стивенс встречается с вами, то похитил его. А теперь он собирается уничтожить вас. Я не знаю, что делать! Мне бы уехать куда-то и спрятаться! Я хочу, чтобы вы помогли мне. Вы мне поможете? Поможете? — Она уже сжимала мне руки. — Обещайте, что вы не выдадите меня! В ответ я готова сделать что угодно. Я не шучу! Вы мне поможете?
У нас за спиной послышался легкий шум, и мы оба повернулись. Позади нас стоял высокий, мощного сложения мужчина с темными курчавыми волосами, одетый в алый бумажный спортивный свитер без рукавов и темно-синие брюки. В руке он сжимал автоматический пистолет 38-го калибра, направленный прямо на меня. На загорелом лице играла веселая покровительственная улыбка, как будто он наслаждался какой-то одному ему понятной шуткой, слишком тонкой для рядового интеллекта.
— Красивая сказочка, правда? — заговорил он грубым голосом. — Значит, ей хочется убежать и спрятаться? Ну что ж, она и спрячется. Она так спрячется, что никто и никогда ее не найдет, и тебя это тоже касается, мой любознательный друг.
Я прикидывал расстояние между нами, гадая, успею ли встать и добраться до него, прежде чем он выстрелит, когда вдруг услышал слишком хорошо знакомый свист опускающегося шланга, и моя голова, казалось, прямо взорвалась изнутри.
Последнее, что я слышал, был дикий, душераздирающий крик Морин.
Глава четвертая
Я лежал в большой, просторной комнате, стены и потолок которой были тускло-белого цвета. На окнах висели белые пластиковые занавески, а лампа с абажуром отбрасывала лужицу света на стоявшую напротив кровать.
На кровати сидел человек. Он читал. Выражение его лица и высокий, широкий лоб наводили на мысль о студенте, готовящемся к экзамену.
Несколько минут я наблюдал за ним сквозь полуприкрытые глаза, без особого интереса гадая, кто он такой и что делает в этой комнате вместе со мной. В руках у него была огромная книга. Когда он перевернул страницу и я увидел название главы, до меня дошло, что он держит книгу вверх тормашками.
