Борис Воробьев - Мир «Искателя», 1998 № 03
Я не имел представления, куда мы едем, а когда хотел что-то сказать, она оборвала меня кратким: «Молчите! Мне надо подумать», — и я, откинувшись на роскошное сиденье, восхищаясь ее мастерством вождения и надеясь, что мы ни во что не врежемся, предался сумасшедшему бегу во тьму.
Шоссе на Сан-Диего идет по плоской пустыне песчаных дюн и кустарников, затем вдруг выходит к самому океану, после чего снова врезается в пустыню. Однако когда мы добрались до моря, Морин не поехала дальше по трассе, а сбавила скорость до жалких шестидесяти и свернула на узкий проселок, который шел вдоль берега. Дорога стала круто взбираться, и море сразу осталось внизу, пока мы не одолели какой-то холм и не выехали на вершину утеса. Теперь мы ползли на жалких тридцати. У начала еще одной узкой дороги, по обеим сторонам которой рос высокий кустарник, ослепительный свет фар выхватил из темноты надпись: «Частная собственность. Въезд запрещен». Морин свернула на эту дорогу, и машина вошла туда, как рука входит в перчатку. Мы брали повороты и срезали углы, ничто, насколько я видел, не задевая. Через несколько минут Морин сбавила скорость и остановилась перед двенадцатифутовыми воротами, утопающими в колючей проволоке. Она трижды нажала на кнопку рожка: короткие гудки разорвали тишину, и ворота словно по волшебству сами распахнулись.
— Здорово, очень здорово, — сказал я.
Она ничего не сказала, даже не взглянула на меня, а проехала дальше, и, оглянувшись, я увидел, что ворота закрылись. Я вдруг подумал, а не похитили ли меня, как похитили сиделку Гэрни. Часы на щитке показывали без двух двенадцать — мое время для отхода ко сну.
Дорога вдруг расширилась в подъездную аллею, и мы проскользнули еще в одни двенадцатифутовые ворота, стоявшие открытыми, и снова, оглянувшись, я увидел, как они закрылись за нами, будто по мановению невидимой руки.
В ослепительном свете фар появился деревянный, стилизованный под шале дом, сокрытый кустами и тунговыми деревьями в цвету. В окнах первого этажа виднелся свет. Электрический фонарь ярко освещал ступеньки, ведущие к парадной. Она подъехала, распахнула дверцу и выскользнула из машины. Я выбрался не столь быстро. Передо мной в лунном свете спускался по склону утеса террасный сад. У его основания, а это, казалось, далеко внизу, я увидел большой бассейн. Море поставляло мягкий звуковой фон и поблескивало где-то вдали. Жаркий ночной воздух был перенасыщен запахом цветов.
— И это все ваше? — спросил я.
Она стояла рядом со мной, верх ее гладких темных волос был вровень с моим плечом.
— Да, — ответила она и, помолчав, добавила: — Приношу извинения за пистолет, но мне нужно было быстро доставить вас сюда.
— Я бы приехал без пистолета.
— Но прежде бы ответили на телефонный звонок. Было очень важно, чтобы вы на него не отвечали.
— Послушайте, у меня голова раскалывается, я устал и прошу об одном: не надо загадочности. Вы скажите мне, зачем привезли меня сюда? Почему было важно, чтобы я не отвечал на телефонный звонок и чего вы от меня хотите?
— Само собой. Войдем? Я угощу вас виски.
Мы поднялись по ступенькам. Парадная дверь стояла открытой, и мы прошли в прихожую, а оттуда через арочный проход в гостиную во всю ширину дома. Там было все, что можно увидеть в доме миллионерши. Денег не жалели. Цветовая гамма сочетала кремовые и серебристые тона, и комната была довольно броской, но не вульгарной. Лично у меня не такое представление о гостиной, но ведь у меня простой вкус.
— Давайте посидим на веранде, — предложила она. — Проходите, пожалуйста. Я принесу напитки.
— Вы здесь одна?
— Не считая служанки. Она вас не побеспокоит.
Я прошел на веранду и увидел большую качалку, футов десять длиной, поставленную так, чтобы можно было сидеть и восхищаться видом, а вид был вполне достоин восхищения. Я опустился на мягкую кожаную подушку и уставился на далекое море. Пока мы ехали, я все время гадал, чего же она от меня хочет. Гадал и сейчас.
Она появилась через несколько минут, толкая перед собой столик на колесиках, на котором стояли бутылки, стаканы и ведерко со льдом, села с другого конца качалки. Нас разделяло примерно восемь футов покрытой кожей качалки.
— Виски?
— Спасибо.
Я смотрел, как она наливает виски. Темные синие огоньки в крыше веранды давали достаточно света, чтобы я мог ее видеть, но недостаточно, чтобы разглядеть глаза. Я подумал, что, пожалуй, такой красивой девушки я еще сроду не видел. Удовольствием было даже наблюдать за ее движениями.
Пока она наливала в стаканы, мы оба старались ничего не говорить. Она предложила мне сигарету, и я ее принял, дал ей прикурить, потом прикурил сам.
Мы оба были готовы начать, но, казалось, ей по-прежнему не хочется ничего говорить, а я боялся, как бы у меня не вырвалось какое-нибудь случайное замечание, которое могло ее оттолкнуть. Мы смотрели на сад, на море и на луну, а стрелки моих наручных часов знай себе двигались.
Потом она вдруг сказала:
— Приношу извинения за то, как я… как я себя вела. Я имею в виду, что предлагала вам деньги, лишь бы вы оставили меня в покое. Я знаю, это был неверный подход, но я не хотела ничего выдавать, пока не узнаю, что вы за человек. Дело в том, что мне нужна ваша помощь. Я влипла, и не знаю, как выпутаться. Я вела себя как последняя дурочка, и я боюсь. Я до смерти боюсь.
Испуганной она не казалась, но я ей этого не сказал.
— Хотела бы я знать наверняка, известно ли ему это место, — продолжала она, будто разговаривала сама с собой. — Если знает, он наверняка приедет сюда.
— А что если мы начнем по порядку и не спеша? — мягко сказал я. — У нас уйма времени. Почему было важно, чтобы я не отвечал на телефонный звонок? Начнем с этого.
— Потому что он бы узнал, где вы, и он вас ищет, — сказала она, будто разговаривая с несообразительном ребенком.
— Вы не сказали мне, кто это — он. Шеррилл?
— Разумеется, — коротко ответила она.
— А зачем он меня ищет?
— Ему не нужны неприятности, а вы их для него создаете. Он намерен разделаться с вами. Я слышала, как он велел Франсини сделать это.
— Франсини — это маленький «макаронник» с оспинами на лице?
— Да.
— И он работает на Шеррилла?
— Да.
— Значит, похищение Стивенса организовал Шеррилл?
— Да. Для меня это был критический момент. Как только я узнала, что бедный старик умер, то сразу же приехала к вам.
— Шерриллу известно, что у вас есть этот дом?
— Не думаю. Я никогда о нем не упоминала, и он никогда здесь не был. Но он мог и узнать. Он знает почти все.
