Николай Симонов - Солнцеворот
— Азор умер, и это не подлежит никакому сомнению. Вместе с тем, Азор жив, и это тоже не подлежит никакому сомнению. Прямо парадокс какой-то, причем, покруче байки о любимом коте профессора Шредингера. Если Азор мертв, то он явился не иначе, как с того света. Но если Азор жив, значит, он прибежал оттуда, где его кормили и содержали какие-то хозяева. Однако, какие?
Словно угадав его мысли, Азор тревожно заскулил, схватил его зубами за полу одежды и потянул на себя, словно приглашая куда-то срочно пойти. Прихватив с собой АК-47 и аборигенскую сумку, Павлов выбрался на берег. Следуя за Азором, он оказался на хорошо утоптанной тропинке, которую в первый раз, когда выходил на берег, не заметил, и начал углубляться в лес.
Оглушительно, на все лады и пересвисты, пели лесные птахи. Громко стучал своим клювом дятел. Азор то и дело оглядывался на него, словно боялся, что его хозяин откажется дальше идти. По пути ему встречались разные грибы: сморчки, сыроежки и даже красный мухомор. Павлов с отвращением растоптал вставший на его пути ядовитый гриб, и в тот же момент услышал за спиной чей-то голос:
— Amanita.
— Что?! — удивился Павлов, оглянулся, увидел колыхание воздуха, вроде вращающегося веретена, и понял, что бес никуда не делся.
Как ни в чем не бывало, бес прокашлялся и заговорил голосом народного артиста СССР Евгения Евстигнеева:
— Amanita, в переводе с латыни, означает мухомор. К этому семейству относятся многие виды, из которых большинство подозрительны и даже прямо ядовиты, например, гриб, который вы только что растоптали. Это — muscaria — крупный гриб, шляпка которого ярко-красная и усеяна белыми бородавками. Но есть очень похожий на него гриб под названием сaesarea, считавшийся на юге Западной Европы чуть ли не деликатесом.
— Ну и что из этого? — раздраженно спросил Павлов, полагая, что бес хочет втянуть его в разговор, и твердо решил послать его к чертовой бабушке или еще куда подальше.
— Не гоните меня, Дмитрий Васильевич, я вам ценную информацию предоставлю! — жалобно попросил бес, словно пытаясь добиться его расположения.
— Надо же, на "вы" называет и по отчеству, — удивился Павлов. А вслух сказал: Ну что же, валяй, нечистая сила.
Нечистая сила влетела мухой в его левое ухо и, прожужжав, заговорила противным писклявым голосом:
— Ваши, как бы это деликатнее выразиться, фатер и мутер, к которым вы сейчас направляетесь… Кстати, откуда прибежала собачка? В общем, они мертвы!
— Кто мертв? — удивился Павлов.
Нечистый дух, освоившись в предоставленных ему апартаментах, снова заговорил голосом Евгения Евстигнеева:
— Постараюсь объясниться проще. Пока вы изволили делать продовольственные запасы посредством воображения, то есть материализации мысли, я решил провести что-то вроде следственных мероприятий, и выяснил, что парень, тело которого вы изволили занять, имел папу и маму. Мама или кто-то еще собрали в лесу первые весенние грибы. По-видимому, они приняли какой-то ядовитый гриб за съедобный. Может, и не ошиблись, просто гриб мутировал. Был съедобный, стал ядовитый. (2) Приготовили ужин. Все, кто грибки покушал, траванулись, но с различными последствиями. Папа и мама просто умерли. Паренек вовремя проснулся и успешно проблевался. А вот его сестра-подросток оказалась между жизнью и смертью, то есть в коме. А дальше дело было так: паренек, убедившись в том, что его родственники не подают признаков жизни, испугался и побежал к реке, прихватив с собой только самые необходимые вещи. При этом он совершенно забыл про своих младших братьев-близнецов, которые сейчас мирно спят в своем лесном жилище. Продолжая находиться под воздействием животного страха, парень пытался оттолкнуться шестом от берега и поскорее убраться куда-нибудь подальше от этого места. Он даже забыл отвязать плот. В этот момент вы встретились, а что в результате этой встречи получилось, вам известно лучше меня.
— Ну что же, бес, — сказал Павлов, — видно на этот раз ты не врешь, но все равно надо проверить. Азор, вперед!
Азор побежал быстрее, — так, что Павлов едва за ним поспевал. Бежали не долго, минут пятнадцать. Вдруг, Азор остановился, шерсть на его загривке вздыбилась, и он грозно зарычал. Павлов взял АК-47 наизготовку и осторожно, стараясь не наступать на сухие ветки деревьев, пошел по тропинке, которая вывела его на большую поляну. Там он увидел два пирамидальных шатра высотой около 3,5 метров, покрытых древесной корой и дерном, и какую-то неказистого вида хозяйственную постройку, похожую на избушку на курьих ножках. К постройке, срубленной из цельных бревен, была приставлена лестница. Перед жилищами находилось кострище. Костер полностью прогорел, подавая признаки жизни лишь тонкой струйкой дыма.
Между висящими на шестах рыболовными сетями и заготовленными впрок кучами дров и хвороста бродил огромный бурый медведь. Павлов выстрелил в воздух и закричал, что было мочи:
— Пошел вон! Убирайся!
Его крик потонул в гвалте птичьих голосов, который не скоро улегся. Бурый медведь встал на задние лапы, но тут же, — то ли от удивления, то ли от испуга, — сел на задницу и, открыв огромную пасть, заревел, будто его ранили, а потом сердито заворчал. Азор подбежал к нему сзади и укусил за мягкое место. Медведь опрокинулся на спину, перевернулся и, почуяв все свои четыре конечности, побежал прочь, с шумом ломая встречные кусты и деревья.
Павлов подошел к костру, бросил в него охапку хвороста, и тут только заметил двух лежащих неподалеку от костра людей. Страшным показалось ему это зрелище. Медведь, а может, какой-то другой зверь выели на их лицах мягкие части. При виде кровавого месива Павлова чуть не стошнило. Возле трупа мужчины валялся большой лук и колчан со стрелами, а возле трупа женщины сломанное копье.
— Надо бы их чем-то прикрыть, — подумал он и пошел осматривать жилища, которые все-таки решил называть "вигвамами". И скорее всего, с точки зрения этнографа, он нисколько не ошибся, поскольку данный тип жилищ отличается огромным разнообразием, даже в зависимости от времени года. Общим для них является лишь остов из деревянных жердей и покрытый тем материалом, который есть под рукой строителей.
В первом вигваме, осветив его факелом из смоляной ветки и бересты, Павлов не обнаружил не души. Налево от входа, прикрытого пологом из грубого домотканого холста, были расположены берестяные коробки и кожаные сумки. Посредине — очаг, выложенный из булыжника. В очаге едва теплился огонь. По окружности жилища на безопасном расстоянии вокруг очага были оборудованы спальные места — три топчана, а на них вместо одеял — ворохи шкур. Он забрал с ближайшего топчана две мягкие оленьи шкуры, которыми и накрыл покойников.
