Кирилл Якимец - Отряд "Омега"
— Ого!.. — удивился Карловацкий. Но не испугался.
— Это болезнь такая? Ты, брат, наверное, Бога ненавидишь, поэтому…
— Это его нормальный вид. И по-русски он не понимает.
— Ясно. А то я слыхал, как один мужик решил сдуру, что он — свинья. Так у него пальцы на руках и ногах срослись, стали, как копыта. И нос загнулся, типа пятачка. Может…
— Нет, — остановил Карловацкого Борис, — Пурдзан — правоверный мусульманин. Хорошо, что он тебя не понял, а то бы за свинью начал драться. Проблема другая. Я просто Пурдзана решил тебе показать, чтобы ты въехал: тут никаких шуток.
— Понимаю.
— Вот. Смотри. Вась, покажи Мишке улитку. Не потерял?
И Василий протянул Карловацкому золотую улитку. Блики золотого света упали на лица нарисованных богов.
— Помнишь, Миш, я тебе говорил про Институт Сенеки?
— Да.
— А ты стал гнать про памирских улиток.
— Помню. Я такую видел на Памире. Залез на гору, там в пещере какой-то дед торчит, отшельник…
— Вы можете подниматься в горы? — удивился Василий.
— А что?
Карловацкий рассмеялся.
— Ты не смотри, что я колченогий. Бегать не могу, это точно. А по горам — милое дело. Так вот, дед меня не прогнал. Мы с ним поговорили. Он мне картинку показал, вот такую. Я срисовал, как умел.
Карловацкий порылся на книжных полках среди многочисленных папок и брошюр. Наконец, он вытащил клочок бумаги. А на клочке была нацарапана рыба — с четырьмя ногами, двумя руками и в шапке, похожей на византийский шлем.
— Вот, — сказал Карловацкий, — не знаю, что это. Дед говорил, что звать — Карсабала, вроде как бог путешествий. Не простых, а на золотом коне. И еще показал такую штуку, объяснил, как пользоваться. Он сам не пользовался, это только один раз можно сделать. Прикладываешь ее ко лбу и думаешь о том месте, куда тебе надо.
— А почему не пользовался-то? — поинтересовался Мин-хан.
— А она на месте остается. Ты — там, а она — здесь. Мы с дедом много говорили, он мне предложил вместо него торчать. Он улетит, куда хочет, "золотой конь" мне останется. А я подумал: нахрена я там буду торчать? А взять ее с собой — так я же деду обещать должен, что никуда не уйду.
— Обмануть… — хмыкнул Хафизулла.
Карловацкий перестал улыбаться.
— Нельзя. Отшельника нельзя обманывать. Сам потом пожалеешь.
Мария принесла поднос с чашками и чайником.
— О! Чаек! — обрадовался Карловацкий, — Борь, чайку давай…
Борис помотал головой. А Ольга с удовольствием присоединилась к Карловацкому.
— Дунганский отвар. Почему-то его больше любят в Империи. Михаил, так получается, что эти улитки — вроде чертей. Поймал черта, он твое желание выполняет. Не слишком это реально. Я не к тому… Мы сами, вообще-то, прибыли на ней. Но я все равно не понимаю.
— Чего тут понимать?
Карловацкий взял чашку и за один раз отхлебнул половину.
— Система простая. Как с обычными конями. Верхом ездила?
— Да, но…
— Ездила.
— Но лощадь надо приручить…
— А теперь представь, что это не лошадь, а черепаха. Очень пугливая. Она ползет не зачем-то, а от чего-то. И всего боится. Ты когда к ней лоб прикладываешь и думаешь о каком-то месте, она сразу тебя пугается — и оттуда ползет…
Ольга зажмурилась. Снова открыла глаза.
— Нет. Как она ползет оттуда, если она — здесь?
— Ага, вот это мне дед и объяснил. Она сразу всюду. Рождается и умирает она только где-то конкретно. Где ничего нет.
— Скорее, где нет порядка, — уточнил Василий.
— А где он есть? — скривился Карловацкий.
— Но там его вообще нет. А люди живут, и сатиры…
— У нас тоже нет. И мы живем, да еще здорово!
И Карловацкий оглушительно рассмеялся. Василию не было смешно. Он любил порядок. Мало того: он защищал порядок. Но Ольга улыбнулась — наверное, из вежливости.
— И что дальше?
— Что дальше? Дальше все просто. Эта зверюшка, то, что мы видим — как хвостик. А все тело целиком, — Карловацкий сделал круговое движение руками, расплескав остатки чая, — оно всюду. Но вот ты ее пугаешь — и одновременно показываешь мысленно какое-то место. Она оттуда ползет, а тебя, я так думаю, туда, наоборот, засасывает.
Борис мрачно чесал подбородок.
— Это тебе дед так рассказал?
— Нет. Я сам догадался.
— А как пользоваться — тоже сам?
— А вот это — дед.
— А дед?..
— Дед настоящий, — прервал Василий этот допрос, казавшийся ему непристойным.
— Рыбка на бумажке… Мы таких видели. Живьем. И Карсабалу видели.
Карловацкий до сих пор воспринимал совершенно спокойно то, что других бы повергло в шок или, как бедолагу-Максуда, в религиозное помешательство. Но тут он разволновался.
— Карсабала? Бог путешествий?!
И Василий рассказал Михаилу Гавриловичу, как на самом деле выглядит Карсабала. Карловацкий опал, сник от горя. Даже мускулы его, казалось, стали значительно меньше. Мария в ужасе прикрывала рот ладонью, когда Василий подробно описывал эстетический идеал "золотых рыбок".
И тут вмешался Мин-хан. Ласково, даже — заискивающе он поглядел на Василия.
— Ну что, браток, я пойду, наверное.
— Куда?..
И тут Василий понял. Ведь Мин-хан ввязался в эту историю только затем, чтобы вернуться к себе, в Поднебесную Российскую Империю.
Ольга тоже поняла. Но помимо этого, она поняла и кое-что другое.
— Не промажь, пират. Можно легко промазать.
— Как?
— Смотри. Если бы блиды могли двигаться с помощью улиток просто, в пространстве — но они, кажется, не могут. В пространстве эта улитка занимает свое положение, здесь, на кушетке.
— Ну?..
— Если Пурдзан, вот, вдруг захочет на Приап, а отправится отсюда, то он попадет не в свой мир, а в тот, где вместо Земли — Приап.
— Да-да, — радостно вставил Карловацкий — прилетаешь к себе домой, все как всегда, потом окно открыл — а там такое!.. — и он снова оглушительно расхохотался.
Но никто не разделял его веселья, даже Мария. Все сидели, молчали. Наконец, Мин-хан крякнул, встал с пола и пересел на тахту, где лежала улитка. Тахта чуть прогнулась под его весом.
Ароматические палочки продолжали нагружать воздух своей тяжкой сладостью, небо за окном из бледно-свинцового стало голубым. Редкие облака слегка краснели по нижней кромке — от солнца, которое еще не показалось. Блики от золотой улитки смешивались со светом восхода на пестрых лицах богов.
— Мы в Москве. У меня там тоже есть Москва. Мы, вроде, на окраине, на Западе. У меня там уже лес. Я представлю себе лесок к Западу от Москвы. У меня дома. Авось, из леска выйду — и Москва будет. Настоящая. Ну вот, пока, братки. Хорошо побузили.
