Стиг Ларссон - Девушка, которая застряла в паутине
— Это имеет еще меньше отношения к делу, — настаивал Курт.
— В каком-то смысле верно, — продолжила Соня. — Мы с Яном, конечно, согласны с тобой, что единственное действительно важное в данной связи — насколько мотивирована выдача ее имени с точки зрения ведения расследования. Главенствующую роль играет вопрос безопасности мальчика, и тут мы тоже очень не уверены.
— Я понимаю ход твоих рассуждений, — негромко и вдумчиво произнес Йеркер Хольмберг, сразу заставив всех себя слушать. — Если люди увидят Саландер, мальчик тоже «засветится». Тем не менее остается целый ряд вопросов, и прежде всего такой, немного высокопарный: «Что будет правильно?» И тут я должен подчеркнуть, что, даже если у нас имеется утечка, мы не можем мириться с тем, что Саландер прячет Августа Бальдера. Мальчик является важной частью расследования, и мы, с утечкой или без, способны лучше защитить ребенка, чем молодая женщина с эмоциональными расстройствами.
— Конечно, да, естественно, — пробормотал Бублански.
— Именно, — продолжил Йеркер. — И хотя речь не идет о похищении в обычном смысле — даже если всё преследует исключительно благие цели, — ребенок может все равно пострадать столь же сильно. С психологической точки зрения ему наверняка чрезвычайно вредно находиться в бегах после всего, что с ним произошло.
— Верно, верно, — пробормотал Бублански. — Но вопрос все-таки в том, как нам поступить с информацией.
— Тут я согласен с Куртом. Надо обнародовать ее имя вместе с фотографией. Это может дать бесценные наводки.
— Здесь ты, конечно, прав, — согласился Бублански. — Но это может дать бесценные наводки и преступникам тоже. Мы должны исходить из того, что убийцы не прекратили охоту за мальчиком, а даже напротив, и поскольку нам ничего не известно о связи между мальчиком и Саландер, мы также не знаем, какие подсказки ее имя может дать преступникам. Я вовсе не уверен, что если мы выйдем в СМИ с этими данными, то упрочим безопасность мальчика.
— Но защитим ли мы его, промолчав обо всем этом, мы тоже не знаем, — возразил Хольмберг. — Чтобы делать подобные выводы, нам не хватает слишком многих фрагментов мозаики. Например, работает ли Саландер на кого-то, и есть ли у нее собственный план в отношении ребенка, или же она хочет только защитить его?
— И как она могла узнать, что мальчик выйдет с Торкелем Линденом из дверей на Свеавэген именно тогда? — добавил Курт Свенссон.
— Она могла оказаться там случайно.
— Звучит неправдоподобно.
— Правда часто выглядит неправдоподобно, — возразил Бублански. — Это даже является ее отличительной чертой. Но я согласен: не похоже, чтобы Саландер появилась там по какой-то случайности, принимая во внимание обстоятельства.
— В частности, то, что Микаэль Блумквист тоже знал о том, что что-то должно произойти, — вставила Аманда Флуд.
— И что между Блумквистом и Саландер существует какая-то связь, — подхватил Йеркер Хольмберг.
— Верно.
— Микаэль Блумквист ведь знал о том, что мальчик находится в реабилитационном центре «Óдин», не так ли?
— Ему рассказала мать, Ханна Бальдер, — сказал Бублански. — Она, как вы понимаете, чувствует себя сейчас не слишком хорошо. Недавно я имел с нею долгий разговор. Но Блумквист не должен был бы ничего знать о том, что мальчика и Торкеля Линдена выманят на улицу.
— Не мог ли он иметь доступ к компьютерам «Одина»? — задумчиво спросила Аманда Флуд.
— Не могу себе представить, чтобы Микаэль Блумквист занимался хакерством, — сказала Соня Мудиг.
— А Саландер? — поинтересовался Йеркер Хольмберг. — Что мы о ней, собственно, знаем? У нас на нее есть огромное досье. Но когда мы имели с нею дело в последний раз, она удивила нас по всем пунктам. Возможно, внешняя сторона вводит нас в заблуждение и сейчас.
— Именно, — согласился Курт Свенссон. — У нас слишком много вопросительных знаков.
— У нас, на самом деле, и есть почти одни вопросительные знаки. И именно поэтому нам следует действовать в соответствии с кодексом, — подытожил Йеркер Хольмберг.
— Я не знал, что кодекс настолько всеобъемлющ, — произнес Бублански с сарказмом, который вообще-то не любил.
— Я только имею в виду, что надо трактовать ситуацию как то, чем она и является, — как похищение ребенка. С момента их исчезновения прошли почти сутки, а мы не слышали от них ни слова. Мы выдадим СМИ имя и фотографию Саландер, а потом тщательно обработаем всю полученную информацию, — очень веско заявил Йеркер Хольмберг и, казалось, привлек на свою сторону всю группу.
Бублански закрыл глаза и подумал, что очень любит свою команду. Он ощущал большее единение с ними, чем со своими братьями и родителями. Однако сейчас Ян чувствовал, что все-таки должен пойти против коллег.
— Мы попытаемся отыскать их всеми возможными способами. Но выдавать имя и фотографию подождем. Это только взбудоражит обстановку, и я не желаю давать преступникам каких-либо подсказок.
— Кроме того, ты ощущаешь вину, — холодно заметил Йеркер.
— Кроме того, я ощущаю большую вину, — ответил Бублански и вновь подумал о раввине.
Микаэль страшно волновался за мальчика и Лисбет и поэтому ночью почти не спал. Раз за разом он пытался звонить Саландер через приложение Redphone. Но она не отвечала. Блумквист не слышал от нее ни слова с середины вчерашнего дня. И теперь он сидел в редакции, пытаясь уйти в работу и понять, что он упустил. У него уже какое-то время назад возникло подозрение, что в общей картине недостает чего-то основополагающего, что могло бы пролить на всю эту историю новый свет. Впрочем, возможно, он сам себя обманывал и просто принимал желаемое за действительное, стремясь увидеть за всем этим нечто более значительное. Последнее, что Лисбет написала ему на зашифрованное приложение, это: «Юрий Богданов, Блумквист. Проверь его. Это он продал технологию Бальдера Экервальду из “Солифона”».
В Сети имелось несколько фотографий Богданова. На них он был в костюмах в тонкую полоску, но, как бы идеально костюмы на нем ни сидели, казалось, они ему не подходили. Как будто он украл их по пути на фотосессию. У Богданова были длинные прямые волосы, кожа в оспинах, темные круги под глазами и грубоватые татуировки, угадывавшиеся под рукавами рубашки. Темные глаза смотрели пристально и, казалось, видели человека насквозь. Юрий был высокий, но весил наверняка не более шестидесяти килограмм.
Он походил на бывшего уголовника, но главное: что-то в языке его жестов казалось Микаэлю знакомым по снимкам с камер наблюдения, которые ему показывали у Бальдера в Сальтшёбадене. Мужчина производил то же надломленное, неуклюжее впечатление. В немногих данных им интервью в связи с успехами его предпринимательской деятельности в Берлине он намекал, что родился в общем-то на улице. «Я был обречен на погибель, на то, чтобы меня нашли в каком-нибудь переулке мертвым с иглой в локтевом сгибе. Но я поднялся из грязи. Я умный и к тому же яростный боец», — хвастливо говорил он.
