Василий Головачев - Черный человек. Научно-фантастический роман
— А вы, оказывается, мастер не только в нейрохирургии, — догнав его, с уважением сказала Карой, окидывая Клима взглядом, в котором сквозь удивление загорелся интерес, и пустила коня вскачь.
Пройдя бешеным аллюром с десяток километров, по лугам и перелескам, обгоняя друг друга, дурачась и смеясь, разгоряченные и опьяненные скачкой, они повернули назад, когда уже окончательно стемнело. К дому подъехали в половине одиннадцатого вечера, с удовольствием искупались в бассейне, брызгаясь и топя друг друга, как дети, сбросив груз тревог и забот дня, и снова расположились на освещенной веранде вокруг накрытого стола с напитками, бутербродами и горячим кофе.
За ужином ни разу не обмолвились и словом, только переглядывались, и этот разговор взглядами был красноречивее слов. Мальгин уже понял, что имеет такие же права на присутствие в доме, как и Джума, ну, может быть, чуть меньшие, но уходить не торопился, хотел убедиться в своих выводах и выяснить, что означает мерцающее в глазах Карой обещание и к кому оно обращено.
Джума выпил свой кофе первым, отодвинулся вместе с креслом, мельком посмотрел на часы.
— Пока вы пьете, я расскажу одну притчу о вечности. «Видишь за рекой гору? — сказал индийский мудрец. — Она состоит из чистого алмаза. Раз в тысячу лет на ее вершину прилетает ворон и точит клюв. Когда им будет источена вся гора, это и будет секунда вечности».
Наступило молчание. Мальгин промокнул губы и отодвинулся от стола тоже, Карой изогнула бровь.
— Я не поняла, Джу. Многозначительные заявления тебе не идут, поясни, что ты хотел сказать.
Хан рассмеялся с некоторой долей неискренности и встал.
— Это же очень просто, не так ли, мастер?
Карой перевела взгляд на Мальгина.
— Вы что, сговорились?
Мальгин кивнул.
— Конечно, сговорились. Хотя я тоже не врубился, как сказал бы мой друг Даниил.
С упоминанием имени Шаламова Хан перестал улыбаться и внутренне подобрался. Все понимая, держался он отлично, но Мальгину не нужен был переводчик с языка тоски и боли, он сам хорошо говорил на этом языке. Накатила волна отвращения к себе и желания бежать куда глаза глядят, чтобы не видеть вопроса в глазах Джумы и любопытства в глазах Карой; она все понимала не хуже мужчин.
— Кажется, я понял, — пробормотал Мальгин, всплывая из колодца самоанализа. — Никому из нас не суждено прожить даже секунду вечности, и поэтому важно оставить след, по которому потомки будут судить о нас… нет?
— Не потомки, — покачал головой Хан, принявший какое-то решение. — Современники. Знаете что, ребята, мне надо идти, важная встреча, а я пунктуален. Хотите, я на прощание вам кое-что сыграю? — Не дожидаясь ответа, Джума вошел в дом, и переглянувшиеся Карой и Клим вынуждены были последовать за ним.
В гостиной, обставленной в стиле «персидская сказка», к изумлению Мальгина, стоял музыкальный синтезатор «Терпсихора», которым пользовались все знаменитые вокально-инструментальные ансамбли и достать который было практически невозможно, так он был популярен. Странно, что такой стоит у Карой, подумал Мальгин, на нем могут работать только виртуозы…
Джума сел за панель синтезатора, привычно натянул эмкан и нацепил на запястья браслеты биосъемов. Замер на мгновение… и заиграл.
Мальгин ощупью нашел кресло, сел, вслушиваясь в каскады звуков сначала с недоверием, потом завороженно, затаив дыхание. Перед ним возникали видения бешеных горных рек, грохочущих водопадов, моря в шторм, смерчей в океане и на суше; они сменялись бездонными каньонами, мрачными пропастями, извергающими вулканические бомбы кратерами, озерами плюющейся огнем лавы, цунами, снежными лавинами и селями, придвинулось вплотную солнце с протуберанцами, показались взрывающиеся звезды, галактики, квазары; запылала Вселенная!.. Но постепенно бурные земные и космические катаклизмы стали стихать, пока не остались перед глазами прозрачное окошко родника и тонкий ручеек, исчезающий в траве… Мальгин очнулся, потрясенный до глубины души.
— Колдовство! — хрипло выговорил он, не в силах сказать больше ни слова.
Хан, сгорбившись, посидел за синтезатором несколько мгновений, сорвал эмкан, встал и, улыбнувшись своей обычной, всепонимающей, чуть ироничной улыбкой, как ни в чем не бывало сказал:
— До связи, ценители.
Ушел, не взглянув на Карой. В комнате повисла неловкая пауза. Мальгин подумал: похоже, первый раунд он выиграл без боя. И, собравшись с силами, нарушил тишину первым:
— Я не знал, что он еще и музыкант экстра-класса…
— Не преувеличивайте, мастер, — тихо ответила задумчивая Карой. — Такое играется редко, лишь когда что-нибудь сгорает: вера, надежда или… — Она зябко передернула плечами. — Зачем ты пришел ко мне?
— Не знаю, — помедлив, признался Мальгин. — За тобой, наверное.
— Ты считаешь, что имеешь право?..
Клим поморщился.
— Извини, что перебиваю, но я ничего не считаю и выяснять отношения не хочу. Мне нужно было увидеть тебя — я увидел, вот и все… — Мальгин наткнулся на взгляд женщины и не договорил. — Впрочем, — сказал через силу, — вру. Я, кажется, люблю тебя…
Глаза Карой вспыхнули, засияли, хотя в них остались плавать хрупкие льдинки вопроса и сомнения.
— А как же Купава?
Мальгин, не ожидавший такого вопроса, замер, потом встал и пошел к двери. Карой догнала его у выхода на веранду, обняла сзади, прижалась к спине.
— Прости, мастер, я не хотела обидеть. Теперь ты понимаешь, как на меня действуют подобные вопросы? Мы квиты… Но я… еще ничего не решила… Ты же знаешь, с тобой немногим по дороге. Не обижайся, ладно? Ты, наверно, думаешь, что я бесстыжая? Играю с обоими ради удовольствия?
— Нет, — глухо сказал Мальгин. Он устал и хотел теперь только одного — спать.
Карой прижалась к нему тесней, Клим не сразу расслышал ее голос, она читала стихи:
Исполненный греха, без разума и воли,
Непрочен и тщеславен человек.
Куда ни погляди — одни утраты, боли
Ему терзают плоть и душу целый век.
Едва уйдут одни — на смену им иные,
Все в мире для него страдания сплошные:
Его друзья, враги, любимые, родные…[53]
Потом добавила тихо:
— Особенно друзья и любимые… Ты не пожалеешь о том, что сказал мне сегодня?
Мальгин повернулся, и его ослепил влажно-фарфоровый блеск ее зубов между полуоткрытыми, ждущими губами.
— Нет, — каменно сказал он, целуя Карой. На поцелуй она не ответила…
