Далия Трускиновская - Деревянная грамота
- Так едем, светы, - решил за всех Семейка. - Вдруг да что-либо поймем. Тем более - отсюда убираться пора. Или мы собрались тут Трещалы с братией дожидаться?
Уже выйдя со двора, подошли к забору, дернули за веревку, хитрый узел разошелся, полено выпало из песьей пасти. Кобель еще некоторое время приходил в себя, а потом поднял такой лай - прямо по-человечески на обиду жаловался.
- Хорошо, говорить не умеет, - усмехнулся Семейка. - А то есть дураки, что травят псов. Придет хозяин, увидит на дворе мертвого пса - что подумает, коли у него совесть нечиста? Так-то, свет, учись...
Это относилось непосредственно к Даниле.
Пока отыскали извозчика с розвальнями, где бы поместились четверо, и не до такой степени пьяного, чтобы ему церковь дорогу перебежала, пока столковались - наметились первые признаки вечера: удлинились голубые тени на снегу, сделались синими, закатный край неба стал парчево-алым...
- Вот-вот к вечерне заблаговестят, - сказал Тимофей и перекрестился. Таким образом он приветствовал каждый встречний храм Божий, а едучи по льду Москвы-реки, их по обе стороны видели немало.
- И бой кончен, - привстав в санях и зорко вглядевшись в пространство у кремлевской стены, сообщил Семейка. - Народ вон расходится.
- Так на кой мы едем? - спросил недовольный Богдаш.
- Приедем - увидим, - коротко отвечал Данила.
- Что - сердце чует?
- А чует.
Добрались до Хамовников, определили, где выбираться на берег, чтобы попасть к Одинцову жилищу. Отпустили извозчика.
- Хорошо бы на конюшни затемно добраться, - проворчал Богдаш. - Ну, явимся мы к тому Одинцу! Что мы ему скажем?! Грамоту, мол, давай?!
- Можно и так, свет, - согласился миролюбивый Семейка. - Теперь-то мы знаем, что грамота - Трещалино наследство. Как они, бойцы, это дело ни скрывали, а оно выплыло. Припугнуть можно - мол, коли не растолкуешь про грамоту, мы на тебя, еретика, патриарха просить будем! Пусть он с вашими деревянными писаниями разбирается! А он и государю за любовь к таким потехам выговаривал - то-то обрадуется... Стой, светы!
Это уже был приказ. Конюхи как раз друг за дружкой поднимались по
вытоптанной тропинке. Она шла наискосок, чтобы не оказаться для человека чересчур крутой, и вела к упиравшемуся в берег переулку. Остановив товарищей, глазастый Семейка постоял несколько, потом выбрал странный путь - по дуге обошел нечто, одному ему понятное, и приблизился к забору.
- Огня бы, - попросил негромко.
Огниво оказалось у Богдана, он же припас и сухой бересты. Приблизившись к товарищу, конюх добыл огонь и посветил, куда велено.
- Ого! - воскликнул он. - Данила! Это по твоей части!
- Что по моей части? - идя Семейкиным следом, удивился парень.
- Да мертвое ж тело!
Первое, что увидел Данила, был продолговатый сугроб под забором. Как будто зверь прилег, прижался, стараясь казаться неприметным. Снег присыпал его, но когда Семейка провел по сугробу рукой - появилась темная полоса меха.
- А шуба-то волчья, - заметил, добравшись до тела, Тимофей. - А что, братцы, вдруг раб Божий еще жив? Забрел спьяну да и заснул?
- Я почему, думаешь, кругом обходил? - спросил Семейка. - Кабы недавно его сон сморил - следы бы свежие были. А тут, гляди, не следы - ямы. Снегом их хорошо припорошило. А снег, светы, с утра-то шел... Шубу на нем хорошую оставили - стало быть, не налетчики зашибли. Данила! Коли тебя сюда Господь привел - может, ты и человека знаешь?
Он преспокойно откачнул тело от забора. Богдаш поднес горящую бересту к мертвому лицу.
- Знаю, - и Данила несколько раз кивнул. - Это же тот, у кого скоморох товару просил! Который от людей прячется! Перфишка Рудаков!
- Вот те на! - воскликнул Тимофей. - Тот, кому Томила божился, будто наследство у Трещалы, что ли?
- Выходит, он, - и Данила повесил голову.
- Неужто за то его пришибли, что знал, где наследство? - сам себе не веря, произнес Богдаш. - Чтобы не проболтался - а, Семейка?
- Может, шел к Одинцу правду рассказать, а за ним - добрый человек с кистенем? - предположил Тимофей.
- Но коли грамота у Одинца?.. - воскликнул Данила.
Дельце запуталось еще крепче. Кому и зачем понадобилось отправлять на тот свет Перфилия Рудакова - было совершенно непонятно.
- Что с телом делать будем? - спросил Богдаш. - Стрелецкий караул позвать, что ли?
- Тут тебе не Белый город и не Китай-город, тут тебе Хамовники, напомнил Тимофей. - Хоть до завтра глотку дери - никакой стрелецкий караул не явится. Сами ткачи за порядком следят. А теперь ткачи гуляют...
- Оставим так, светы, - решил Семейка. - До утра с ним, я чай, ничего не сделается. Утром я до Земского приказа добегу, пусть за ним пришлют сани. Ну, идем, что ли, поглядим на Одинцовы ворота?
- Не идем, а бежим, - вдруг сказал Богдаш и сунул в снег догоревшую до пальцев бересту. - По реке сюда люди движутся, как бы не Одинцовы! Они, видать, последние бои досмотрели да и домой собрались. А нас-то всего четверо!
- Уносим ноги, - добавил Семейка и первым поспешил к переулку.
Надо полагать, люди, приближавшиеся по реке, издали увидели у забора Одинцова двора огонек. Был, был и вдруг потух. Но прежде успел осветить каких-то подозрительных молодцов. Молодцы растаяли во мраке, но глазастый человек мог бы, забежав вперед, увидеть тени в переулке.
И еще - среди крепких мужиков, вся сила которых, несомненно, была в могучей груди, дубовых плечах да здоровенных кулаках, оказался один умный. Он велел шуму не подымать, а разделиться, чтобы часть народу выбралась на берег раньше, у иного переулка. Таким образом он собирался взять неизвестных злоумышленников на улице в клещи. И ему это удалось...
- Стой! Стой, бляжьи дети! - раздался не глас человеческий, но звериный рев. И навстречу конюхам выскочило несколько бойцов, и встали те бойцы так, как становятся в стенке.
Не успел Семейка, шедший первым, крикнуть своим "Назад! ", как и сзади заорали, загалдели:
- Имай их, имай! Вавила, фонарь тащи! Васька, крыло держи!
- Это кто тут балует?! - громогласно спросил Тимофей. - Кто государевой службе прохода не дает?!
- А вот уложим на снежок, там и поглядим, какова вы есть государева служба! - отвечал глумливый голос. - Да и спросим, кто вашего позорника Трещалу на царство венчал!
- Бить будут, - негромко заметил Семейка. - Ну, коли сами напали сами пусть и защищаются. Держись при мне, Данила, у меня кистень.
- Я сейчас их главного выкрикну и с ним схвачусь! - весело пообещал Богдаш. - Посмотрим, кто кого! А ты, Данила, от меня далеко не отходи, коли что - прикрою...
Тимофей же молча шагнул к забору. Забор был обыкновенный - в землю вбиты колья, поперек приколочены доски. Ухватив верхнюю двумя руками, а ногой упершись в то место, где со стороны двора полагалось быть колу, Тимофей рванул изо всей силы, раздался треск - и он отскочил с краем длинной доски. При этом ловко извернулся, опять оказался вплотную к забору и изготовился сделать следующий рывок.
