Пол Андерсон - Звездный лис
— К счастью, директор института и капитан Гамильтон оказались кое с кем достаточно упорными. Обычные люди отступили бы еще много лет назад.
— Много лет… Да ведь со времени первой экспедиции прошло семь лет, не так ли? — спросил Лоренцен.
— Верно, и пять лет с начала подготовки этой.
— И кто… Кто же оказался саботажником?
— Никто не знает. Может быть, какая-нибудь из групп со своими собственными разрушительными мотивами. Теперь их столько развелось, знаете ли. Или, может быть… Нет, это слишком фантастично. Я скорее готов поверить, что второй экспедиции института Лагранжа просто не везет, и я бы хотел, чтобы полоса невезения прошла.
— А первая экспедиция? — тихо вставил Лоренцен.
— Не знаю. Да и кто знает? Это как раз один из тех вопросов, на которые мы должны ответить.
Некоторое время они сидели молча. Между ними происходил обмен невысказанными мыслями.
Похоже, что кто-то не хочет, чтобы экспедиция на Троэс состоялась. Но кто, как и почему? Мы, возможно, найдем ответ. Но нам хотелось бы еще и вернуться с ним. А первая экспедиция, оснащенная не хуже, с не менее сильным экипажем, не вернулась.
Глава третья
Межзвездные расстояния перестали быть непреодолимым препятствием после открытия искривленного пространства. Теперь требуется не намного больше времени и энергии, чтобы преодолеть расстояние в 100 000 световых лет, чем для путешествия в один световой год. Как естественный результат всего этого, когда были посещены ближайшие звезды, исследователи Земли и Солнечной системы устремились к самым интересным объектам Галактики, хотя многие из них были очень далеко, и игнорировали миллионы более близких, но обычных звезд. За двадцать два года, прошедших после второй экспедиции к Альфе Центавра, были посещены сотни звезд. И если надежда открыть землеподобную планету подорвалась, ученые были вознаграждены новыми обильными сведениями.
Первая экспедиция к скоплению Геркулеса была чисто астрономической, ее участники интересовались только астрофизикой скопления — тесной группой из миллиона звезд с окружающим пространством, сравнительно чистым от пыли и газа. Но, проходя мимо двойной звезды Лагранжа, наблюдатели открыли планету и исследовали ее. Она оказалась двойной планетой, причем больший элемент системы был подобен Земле. В соответствии со своей троянской позицией он был назван Троэс, а меньший компонент — Илиум… Из-за отсутствия средств на посадку экспедиция ограничилась наблюдениями из космоса.
Лоренцен со вздохом опустил текст. Он заранее знал это. Спектрографические данные об атмосфере говорили, что да, наблюдалась растительность, по-видимому, содержащая хлорофилл. Расчеты массы и поверхностного притяжения, измерения температуры подтверждали то, что показывала карта: мир в объятиях льда, однако экваториальные районы, хотя и прохладные, хотя и насыщенные снегом и бурями, знали и расцвет лета. Мир, где, возможно, люди могут ходить без скафандров, где смогут пустить корни, построить дома. Семь миллиардов человек, битком набивших Солнечную систему, требовали нового места для жизни. И в течение жизни Лоренцен был свидетелем того, как мечта умирала.
Можно было, конечно, это предвидеть, но никто в это не верил, пока один корабль за другим не возвращались домой, покрытые межзвездной пылью, с изуродованными бортами, с одним и тем же сообщением: в нашей Галактике миллиарды планет, но нет ни одной, где человек мог бы пустить корни.
Земная жизнь — это тонкое равновесие химических, физических и экономических факторов, большинство из которых возникло вследствие геологических и эволюционных случайностей, и вероятность найти мир, где человек мог бы жить в естественной среде, меньше, чем можно было себе представить. Во-первых, нужно найти кислородную атмосферу, необходимый уровень радиации и температуры и тяготение, не слишком маленькое, чтобы удержать атмосферу, и не слишком большое, чтобы не раздавить человеческое тело. Одно это отсеивает большинство планет: остается не более одного процента. Во-вторых, вступают в действие биологические факторы. Нужна растительность, съедобная для людей, трава, которую могли бы есть домашние животные, а трава не может расти без огромного количества других форм жизни, большинство из которых являются микроскопическими: связующие кислород бактерии, сапрофиты, гнилостные бактерии, — и нельзя их просто переместить в новый мир, поскольку они, в свою очередь, зависят от других жизненных форм. Надо предоставить им аналогичный фон, на котором, они могли бы существовать. Миллионы лет самостоятельной эволюции производили местную жизнь, которая была либо несъедобной, либо чистым ядом для земных форм жизни.
Марс, Венера, спутники Юпитера были колонизованы, но это потребовало огромных расходов и происходило из-за особых целей — шахты, содержащие преступников, бегство от двухсотлетней войны и тирании. Но система защитных куполов и резервуаров для выращивания пищи никогда не сможет прокормить много людей, как бы вы ни старались. Теперь, когда перед человечеством открылись звезды, никто не хотел жить на планете-аде. В денежных терминах, ибо каждая экспедиция требовала денег, за такие планеты не платят.
Несколько планет можно было колонизировать, но там оказались болезни, к которым у человека не было иммунитета, а это значило, что погибнет не менее девяноста процентов всей колонии, прежде чем будут найдены нужные сыворотки и вакцины (умирающий экипаж «Магеллана» успел передать по радио свой трагический рапорт, прежде чем направил корабль на Солнце). Или на планете были туземцы со своей собственной технологией. Они бы сопротивлялись вторжению, а логика межзвездного завоевателя отвратительна. Сопоставление стоимости посылки колонистов и их оборудования (жизнь, материальные ресурсы, кровь, пот и слезы) с ожидаемыми выгодами (несколько миллионов человек получали землю, со временем они могли направить торговые корабли к Солнцу) было неутешительным. Завоевание теоретически возможно, но война истощила бы человечество, большая часть которого все еще страдала от голода.
Хотели: землеподобную планету, пригодную для жизни, не заселенную, не имеющую болезней, достаточно богатую, чтобы содержать колонистов без помощи Земли.
Получили: ничего.
Лоренцен вспомнил волну возбуждения, поднявшуюся вслед за возвращением экспедиции из созвездия Геркулеса. Он был тогда еще мальчишкой, это случилось за год до того, как он отправился в политехническую школу в Рио. Но зимней аляскинской ночью он всматривался в холодное высокомерие звезд.
