Михаил Савеличев - Черный Ферзь
Крысу разрабатывали мучительно долго. Пыточные машины не успевали отплевывать отработанный материал трюмных ублюдков, а никакой зацепки найти не удавалось. Крысы будто не существовало, вот и весь сказ.
Знакомясь с пропитанными кровью пергаментами допросов, которые шутники-экзекуторы изготовляли из кожи самих испытуемых, Ферц не сразу сообразил, что в них так его настораживает.
Стандартная процедура: резцы номер два и три устанавливаются в медиальную позицию, подача соленой воды делается максимальной, скорость прохождения замедляется при каждой рекурренции, после чего экзекутор монотонно зачитывает испытуемому вопросы и тщательно наносит ответы на его же спину.
«Знаете ли вы Крысу?»
«Нет»
«Знаком ли вам ублюдок, именующий себя Крысой?»
«Нет!»
«Когда в последний раз вы видели своего хорошего знакомого Крысу?»
«НЕЕЕЕЕТ!!!!»
Брызжет кровь, с сухим треском рвутся кожа и мышцы, вой испытуемого эхом прокатывается по обитой пенопластом комнате. Сам же испытуемый ощущает как на его спину строчкой за строчкой ложится протокол допроса.
Ничего необычного. Рутина. За исключением одной тонкости, которую не уловили такие асы экзекуторской практики, как Кифертастер и Унтаркифер. Но им это вполне простительно. Их задача — извлечь из испытуемого максимум информации, а уж отделять зерна от плевел — задача функционеров от контрразведки.
Самым необычным в ворохе допросных пергаментов оказалось то единодушие и упорство испытуемых, с какими они отрицали какое-либо знакомство с Крысой.
Обычно после некоторого «предела» в допросе испытуемый соглашался СО ВСЕМ, в чем его убеждали экзекуторы. Что люди ходят на головах. Что люди ходят на боках. Что его заслали из-за скорлупы мира неведомые чудища, которые обитают в мировой тверди наподобие земляных червей. Что у него в желудке спрятана атомная бомба, которой он должен взорвать Адмиралтейство.
Высота «предела» зависела от целого ряда психофизиологических параметров испытуемых, но точное определение момента, после которого испытуемый окончательно превращался в безмозглого болванчика, готового принять на себя все грехи мира, до сих пор оставалось нетривиальной задачей.
Имелись утвержденные методики для рекурренции достоверных интервалов, волатильности получаемой на допросах информации, но все они оставались еще очень неточными. Приходилось полагаться на собственный опыт и интуицию, определяя — здесь кроется вполне реальный заговор, а вот здесь уже пошел воображаемый. Иллюзия, так сказать, порожденная невыносимой мукой.
Вот только в случае с Крысой у всех испытуемых никакого «предела» не обнаруживалось. До самого пика истязаний, а порой и после него (если к тому времени речевые центры не повреждались) каждый взятый по делу Наваха упрямо твердил — никакой такой Крыса ему неведом и в глаза он его не видели. Твердили все как один. До самого своего естественного или неестественного конца.
Если Крысы не существовало, то его следовало выдумать. Хотя бы для облегчения собственных мук…
От неожиданного звонка господин крюс кафер изволил самым позорным образом подскочить на месте, суетливо подтащить к себе вместилище со свежепорученным «тухляком» и даже торопливо раскрыть на первой попавшейся странице.
Звонила эта стерва:
— Так что там с нашим делом? — ласково осведомилась Серфида.
— С нашим? — переспросил Ферц, целиком поглощенный разглядыванием фотографии, приложенной к всученному ему «тухляку».
— Мы ведь все делаем одно дело на благо Дансельреха, — терпеливо пояснила Серфида хорошо поставленным голосом профессионального экзекутора. — Мне было бы легче разобраться в той помойке, которую по твоей вине вывалили теперь на меня, если бы ты соизволил явиться ко мне лично и растолковать — что в этом запредельном хламе стоит хоть малейшего моего внимания.
На скверно сделанном снимке имело место нечто, похожее на огромную мину. Ее можно было принять за противотанковый «шнапс» с уже снятыми ручками для транспортировки, если бы не размеры устройства. Фон для «мины» расплывчался, и оставалось непонятным — где же это сняли. Но оценить масштаб помогал человек, небрежно привалившийся плечом к штуковине.
— Ну-с? — с ноткой нетерпения осведомилась Серфида.
Ферц достал из ящика лупу и с бьющимся сердцем принялся рассматривать попавшего в кадр. Несмотря на плохое качество снимка, сомнений у господина крюс кафера больше не имелось — рядом со странной штуковиной по-хозяйски лыбился Навах собственной персоной, как будто и впрямь только сейчас выбрался из ее открытого люка после долгого-предолгого путешествия.
Теперь уже твердой рукой Ферц положил недовольно взрыкивающую трубку, осторожно закрыл вместилище документов, плотно прижал его к себе, будто воммербют после долгого похода, затем встал и шагнул к двери.
Господин крюс кафер впервые с незапамятных времен улыбался. И действительно, пора нанести Стерфиде визит вежливости.
— На живца! — настаивал Флюгел. — На живца!
— Мертвяк! Мертвяк! — горячился Харссщилд.
Беггатунг внимательно разглядывал осевшие на ладонях капли воды и что-то неслышно шептал под нос.
Шенкел, как самый молодой и неопытный в таких делах, тоже предпочел отмалчиваться, с завидной методичностью отвешивая пинки лежащему на палубе мешку с торчащими из него голыми ногами.
Ферц и Краленгилд не принимали участия в споре, поскольку господин крюс кафер счел ниже своего достоинства обсуждать тонкости меню ледяных червей, а Краленгилд находился за штурвалом, удерживая несущийся шлюп на проложенной сквозь штормовой океан пенной трассе.
Волны вздымались стылыми горами вокруг крошечного суденышка, упирались могучими спинами в протянутую белесую полоску кипящей воды, пытаясь одним движением порвать ее в клочья, чтобы затем стиснуть потерявший путеводную нить шлюп ледяными челюстями шуги. Но трасса, соединившая Адмиралтейство с Цитаделью-21, раскаленным лезвием взрезала промороженные туши валов, и те с чмоканьем проседали вниз, подставляя усмиренные на мгновения тела стремительно несущемуся кораблю.
Несмотря на мастерство Краленгилда, шлюп мотало из стороны в сторону — казалось, еще толчок, и он вылетит за пределы трассы, но округлое днище скользило по градиенту температурных потоков, резко вздымалось, кренилось и тут же соскальзывало к центру, где бурлил крутой кипяток. Изредка упрямой волне все же удавалось сдвинуть трассу вверх, и тогда шлюп отрывался от поверхности воды, взлетал и плюхался обратно, взметая облака пара.
