Иннокентий Сергеев - Либретто для жонглёра
Как-то раз, будучи проездом в Ганновере, художник Альфред Дитрих остановился в маленькой гостинице. Развлечения ради он затеял рисовать портрет дочки хозяина. Вскоре, однако, он получил письмо, в котором его просили как можно скорее прибыть в Париж. Дитрих, не мешкая ни дня, покинул Ганновер, и портрет остался незаконченным. В Париже его ждали многообещающие заказы, которых он удостоился благодаря стараниям своих друзей. Дитрих был великолепным портретистом, и всё же заказчики его оставались неудовлетворёнными, но ещё более неудовлетворён своими работами был сам художник. Какое-то наваждение преследовало его. Все лица на его портретах были похожи одно на другое настолько, что не имели почти ничего общего с лицами его заказчиков. Дитрих был в отчаянии, его друзья пребывали в растерянности, не зная, что происходит с их другом. И вот, одним из мартовских вечеров Дитрих внезапно покидает Париж, не предупредив никого из друзей и не оставив никаких писем или устных распоряжений. Он приезжает в Ганновер и разыскивает гостиницу, в которой он однажды останавливался. - Я вернулся, чтобы закончить портрет, - говорит он хозяину, и в тот же день принимается за работу и не отрывается от неё до тех пор, пока не кладёт последний мазок. Больше ему нечего добавить, портрет готов. И, не дав ему просохнуть, Дитрих срывает его с мольберта и швыряет в камин, после чего начинает работу заново. Но и второй портрет постигает та же судьба. Недоумевающий хозяин не решается перечить чудаковатому постояльцу, а его дочь уже почти не покидает комнаты Дитриха. И вот однажды, утомлённый бесконечной работой, Дитрих рассеянно набрасывает карандашный эскиз головы девушки. Оторвав карандаш от бумаги, он долго смотрит на рисунок. Потом резко поднимается со стула, и ничего не объясняя, расплачивается с хозяином и немедленно уезжает из гостиницы, но прежде подносит портрет своей терпеливой натурщице. С этого дня наваждение более не преследует его, и он вновь становится таким, каким его знают друзья и прежние его заказчики - блестящим портретистом Альфредом Дитрихом из города Кёльна.
- Всё это очень мило, - заметил Людовик. - Но причём же тут сало? - Действительно, причём тут сало? - спросила Элисса, когда мы мыли посуду на кухне. - Этого я не знаю, - сказал я, отдавая ей тарелку. - Но Скарамуш прав. Где-то, в одном из коридоров лабиринта, ты ошибаешься направлением, и вот ты уже в тупике.
И тогда ты перебираешь то, что было написано прежде, и исправляешь неряшливые фразы, заканчиваешь начатые истории, и неожиданно четверостишье превращается в сонет, одно-единственное имя - в элегию... Ты не возвращаешься назад, ты перестраиваешь лабиринт, который меняет свою форму с каждым новым сделанным тобой шагом.
Лето, уколовшись шипами роз, истекло кровью на их лепестки и, остыв, обернулось осенью. ....................
Following The Sun
Кто-то строил дом из песка, но подул ветер, и рассыпался его дом, кто-то строил дом из бумаги, но прошёл дождь, и бумага размокла, кто-то строил свой дом из воска, но пригрело солнце, и стены растаяли. Кто-то построил свой дом из камня, и был этот дом прочен, но вот, содрогнулась земля, и разрушился камень. Наш дом из тепла. И когда придёт срок, мы отправимся в путь с перелётными птицами. Наши одежды из цвета - краски могут поблёкнуть, холод может сковать землю, но вот, воскресла она, и цвета её всё те же. Когда же настанет ночь, мы отправимся в путь за солнцем, и мы будем цветами земли, теплом её жизни, светом её дней. Мы собираем изумруды на дне голубых озёр. Мы собираем землянику на бриллиантовых полях небес. И кто-то строит свой корабль из льда, но растает лёд в морской воде, кто-то строит корабль из свинца, но тонет корабль, воде не удержать его, кто-то строит свой корабль из дерева, но сгниёт дерево... Наш корабль подобен лебедю. Наша земля подобна Леде, даже покинув её, мы останемся в ней, и прорастём с травами и цветами, вернёмся с перелётными птицами. Восстанем вместе с солнцем и вернёмся в наш город. И я знаю, найдётся кто-то, кто среди вопящей толпы пропоёт нам осанну.
....
Oraculum Lilibaeum
Человек, лежавший под деревом, казался спящим. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и на губах его играла улыбка. Так улыбаются во сне дети. Ланцелот опустился на траву, вытянулся подле него; тело его сладко ныло от усталости и радовалось отдыху; шелест ветвей баюкал его, и Ланцелот задремал, не отдаваясь до конца во власть сну, но отрешившись от дорог, которые он прошёл, и дорог, которые ему предстояло пройти, отрешившись от волнений, надежд и страхов, он отдыхал. Человек, лежавший рядом с ним, повернул к нему своё лицо, - глаза его были открыты. Стряхнув дремоту, Ланцелот поднялся на локоть. Незнакомец молчал. Была тишина и шелест листьев. - Слышите? - спросил незнакомец. Ланцелот медленно встал на ноги. - Спасибо вам, - сказал он. - Не мне, - качнул головой незнакомец и улыбнулся. - Вы правы, - сказал Ланцелот. - Мне пора, - и хотел уходить, но человек, лежавший под деревом, окликнул его. - Приходите весной, - сказал он, - когда на дереве будут цветы. Обещайте. Ланцелот обещал. И они расстались, зная, что поняли друг друга.
Курс наглядной философии магистра изящных наук Скарамуша
Орион
Орион, вознамерившись истребить всех животных, погиб от укуса скорпиона. В зодиакальной интерпретации скорпион предстаёт олицетворением чувственности, которую должен преодолеть тот, кто идёт по пути совершенствования к становлению сверхчеловеком. Однако, было бы недостойно уподобить такое прелестное создание как женщина ядовитой твари. И потому версия эта представляется неубедительной. Гораздо предпочтительнее было бы полагать скорпиона животным, живущим в самом Орионе. В подтверждение этой версии говорит очень многое. Например, история Адаманта, растерзанного собственными псами, история халифа Юсуфа ибн Мустафы, насаждавшего бесстрашие столь усердно, что весь народ его был повержен в трепет и дрожал от страха. И наконец, то, что случилось с полковником Шнапсом, когда тот захотел потравить тараканов. Он посыпал все имевшиеся в доме продукты ядом, а потом отправился на чрезвычайное военное заседание по поводу возможного вторжения инопланетян. Вернувшись в нетрезвом состоянии, он съел кусочек пудинга. Не окажись по счастливой случайности поблизости ротмистра Струделя, не видать бы больше полковнику ни красного солнышка, ни полей отечества. И никогда бы не носить генеральских лампасов.
Вечная загадка (Кому идти за бутылкой?)
- Представьте себе, - сказал Скарамуш. - Комната. Ночь. Три человека. Сидят в креслах, разговаривают. Кто-то предлагает: пусть каждый загадает какую-нибудь загадку - кто загадает самую трудную, тот и выиграл. Принято. Один из них начинает. Вот его загадка. "Вообразите", - говорит он, "холодную страну, где зима длится девять месяцев, а лета вообще не бывает - унылая природа, тоска, бесцветность. И в эту страну волею судьбы попадает человек с Юга. Нетрудно понять, что чувствует он себя прескверно. И вот, он решает, чтобы хоть как-то скрасить свою безрадостную жизнь, вывести морозостойкие цветы, которые могли бы цвести даже тогда, когда земля покрыта снегом. Вскоре работа так увлекает его, что поглощает всё его время. И он уже близок к цели... а между тем, проходят годы... десять лет... двадцать... и вдруг! Глобальное потепление. Климат меняется, зима отступает на север, люди с изумлением видят вокруг себя растения, которых прежде здесь никогда не видали. И вот, наконец, появляются, - сначала робкие, краски ещё несмелы, - цветы. Но это настоящие цветы! И человек с Юга, досадуя, что его потревожили и прервали его работу, отправляется на Север вслед за зимой, чтобы продолжить свой труд". Когда первый рассказчик умолк, заговорил второй. "Я расскажу вам свой сон", - сказал он. - "А вы попробуйте разгадать его. Мне приснился человек, он лежал на земле голый, а почва растрескалась от зноя. Человек этот умирал от жажды. Над ним возвышалась дерево. В одном месте кора была повреждена, и из этого места сочился сок и капал; капли падали на лицо лежавшего на земле человека, стекая по нему, а он так обессилил от жажды, что не мог даже разлепить губ". Он замолчал. Настала очередь третьего. Молчание. Может быть, он просто не мог ничего придумать? Наконец, когда ожидание сделалось уже беспокойным, он сказал: "Вот моя загадка", - и замолчал снова. И так и не сказал ничего больше. - Его загадка заключалась в том, чтобы отгадать, какую загадку он не произнёс, - сказал я. - Да, по-видимому, так. - Незагаданная загадка самая трудная. - Я ещё не спросил, а вы уже ответили, - возмутился Скарамуш. - Могли бы и подождать. - А что вы хотели спросить? - Какая из загадок самая трудная. - И я должен был ответить: "Это ещё одна загадка". - Верно, - кивнул Скарамуш. - А сколько их всего? - спросила Элисса. - Прошу прощения, - Скарамуш потупился. - Вам следовало спросить, а какая из них последняя? - Какая из них последняя? - спросила Элисса. - Это зависит от того, сколько их всего, - сказал Скарамуш. - Теперь, - сказал я. - Я должен спросить, а сколько их всего? - Ещё одна загадка, - развёл руками Скарамуш. - Что за дурацкую игру ты затеял, - недовольно пробурчал Людовик. - На что они спорили? Скарамуш задумался. - На бутылку шампанского, - подсказал я. - По-моему, - сказал Людовик. - Легче сходить в гастроном и купить бутылку шампанского, чем сидеть, разгадывая загадки в надежде её выиграть. - Дело вкуса, - вздохнул Скарамуш. - Тем более, - заметил я, - что кому-нибудь всё равно придётся за ней идти.
