Жюль Верн - Невидимая невеста
— Будь осторожен, Марк, будь осторожен! Ты окажешься в довольно трудном положении, если получишь приглашение от двора и уедешь из Рагза.
— Я отклоню приглашение самым почтительным образом, мой друг! Теперь о портретах не может быть и речи… или, вернее, я только что закончил свою последнюю работу…
— Портрет Миры, не так ли?..
— Да, и это, наверное, не самая плохая моя работа…
— Кто знает?! — воскликнул я. — Может случиться всякое, если художник уделяет больше внимания модели, чем самому портрету!..
— В конце концов, Анри… ты сам увидишь… Повторяю, на холсте Мира больше похожа на себя, чем в жизни!.. Это, кажется, свойство моих портретов… Да… все то время, когда дорогая Мира позировала мне, я не мог оторвать от нее глаз!.. Но она не шутила… Эта слишком короткие часы она посвящала не жениху, а художнику!.. Моя кисть скользила по полотну… и казалось, что портрет готов вот-вот ожить, как статуя Галатеи…
— Спокойно, Пигмалион[46], спокойно. Расскажи, как ты познакомился с семьей Родерих.
— Это было предначертано судьбой.
— Не сомневаюсь, но все же…
— В первые же дни после моего приезда лучший светский клуб Рагза оказал мне честь и принял в свои почетные члены. Это было чрезвычайно приятно, хотя бы потому, что я мог проводить там вечера, которые кажутся такими длинными в чужом городе. Я бы усердно посещал этот клуб, где меня так хорошо принимали, и именно там я возобновил знакомство с капитаном Хараланом…
— Возобновил?.. — переспросил я.
— Да, Анри, так как я уже встречался с ним несколько раз в Пеште, в официальных кругах. Офицер с большими достоинствами и с прекрасным будущим и вместе с тем любезнейший человек. В тысяча восемьсот сорок девятом году он проявил бы себя как герой…
— Если бы родился в ту эпоху! — заключил я, смеясь.
— Золотые слова, — продолжал Марк таким же тоном. — Короче говоря, мы виделись здесь ежедневно, так как у него отпуск, и он продлится еще месяц. Наши отношения постепенно переросли в тесную дружбу. Он захотел представить меня своей семье, и я охотно согласился, тем более что уже встречал мадемуазель Миру Родерих на нескольких приемах, и если…
— А поскольку сестра была не менее очаровательной, чем брат, ты стал частым гостем в доме доктора Родериха…
— Да… Анри, и уже шесть недель я не пропустил ни одного вечера! Может быть, ты думаешь, что я преувеличиваю, когда говорю о Мире…
— Нет, мой друг! Нет! Ты не преувеличиваешь, и я даже уверен, что когда речь идет о ней, никакое преувеличение не кажется чрезмерным…
— Ах, дорогой Анри, я так ее люблю!
— Это и видно. С другой стороны, мне представляется, что ты войдешь в самую почтенную из семей…
— И самую почитаемую, — ответил Марк. — Доктор Родерих — врач с блестящей репутацией; его мнением очень дорожат коллеги!.. Вместе с тем он добрейший человек и отец, достойный…
— …своей дочери, — прервал его я. — Так же как госпожа Родерих не менее достойна быть ее матерью.
— Она — превосходная женщина, — воскликнул Марк. — Любимая всеми близкими, набожная, милосердная, занимающаяся благотворительностью…
— И она будет такой тещей, каких уже не найти во Франции… не так ли, Марк?..
— Прежде всего, Анри, здесь мы не во Франции, а в Венгрии, в стране мадьяр, где нравы сохранили кое-что из прежней строгости, где семья еще патриархальна…
— Ну-ну, будущий патриарх…
— Это общественное положение, которое имеет свою цену! — промолвил Марк.
— Да, соперник Мафусаила, Ноя, Авраама, Исаака, Иакова![47] В конце концов, в твоей истории, как мне кажется, нет ничего необычного. Благодаря капитану Харалану ты познакомился с этой семьей… Тебя радушно приняли, что меня не удивляет, так как я тебя знаю!.. Ты с первого же взгляда был очарован мадемуазель Мирой, ее физическими и моральными достоинствами…
— Ты целиком прав, брат!
— Моральные достоинства для жениха, физические достоинства для художника, и они не поблекнут ни на полотне, ни в сердце!.. Что ты думаешь о такой фразе?..
— Напыщенная, но справедливая, дорогой Анри!
— Твоя оценка тоже справедлива; короче: так же, как Марк Видаль, увидев мадемуазель Миру, был очарован ее грацией, мадемуазель Мира, увидев Марка Видаля, была очарована…
— Я этого не сказал, Анри!
— Но я это говорю, хотя бы из уважения к святой истине!
Господин и госпожа Родерих, заметив происходившее, отнеслись к нему благосклонно… Марк вскоре открылся капитану Харалану, а тот встретил это признание одобрительно… Он поведал обо всем родителям, те, в свою очередь, — дочери… Мадемуазель Мира сначала из скромности и ради соблюдения приличий положилась на мнение родителей… Затем Марк Видаль сделал официальное предложение, получил согласие, и этот роман скоро окончится так же, как и многие другие романы подобного рода…
— То, что ты называешь концом, мой дорогой Анри, — заявил Марк, — по-моему, лишь начало…
— Ты прав, Марк. Я уже не понимаю истинного значения слов!.. Когда же свадьба?..
— Ждали твоего приезда, чтобы окончательно назначить дату.
— Да когда хотите… через шесть недель… через шесть месяцев… через шесть лет…
— Дорогой Анри, — ответил Марк, — очень прошу тебя сказать доктору, что твой отпуск ограничен, что «Служба тяги на железных дорогах» пострадает, если ты задержишься в Рагзе…
— Одним словом, на меня ляжет ответственность за столкновение поездов, за железнодорожные аварии…
— Вот именно, и что нельзя переносить свадьбу позднее чем…
— На послезавтра или даже на сегодняшний вечер… не так ли?.. Будь спокоен, дорогой Марк, я скажу все, что нужно. Действительно мой отпуск кончается примерно через месяц, и я надеюсь провести большую часть времени после вашей свадьбы около тебя и твоей жены…
— Это было бы великолепно, Анри.
— Но, дорогой Марк, значит, ты собираешься обосноваться здесь, в Рагзе?.. Ты не вернешься во Францию… в Париж?..
— Еще не решено, — ответил Марк, — у нас есть время, чтобы обсудить этот вопрос!.. Я думаю только о настоящем; что касается будущего, то для меня оно ограничивается женитьбой… за этой датой оно не существует…
— Прошлого нет, — воскликнул я. — Будущего нет… Существует только настоящее!.. Об этом говорит итальянское concetto[48], которое декламируют все влюбленные, обращаясь к звездам![49]
В таком духе наш разговор продолжался до обеда. Затем мы с Марком, закурив сигары, пошли прогуляться по набережной вдоль левого берега Дуная.
