Колин Уилсон - Философский камень
— Спасибо, — сказал я. — Мне в самом деле было бы очень интересно.
Прозвучало нарочито вежливо.
Обратный путь прошел без казусов; вместо центральной автострады мы отправились окольными путями и к месту прибыли где-то за поддень. Литтлуэю я позвонил перед отъездом из Лондона; мысль о том, чтобы в доме была женщина, пришлась ему явно по нраву. Детям он сразу же приглянулся. Было ясно, что отношения складываются успешно.
Я рассказал Литтлуэю о Карольи, хотя и забыл упомянуть про дело об убийстве. Мне вдруг подумалось, что можно было бы рискнуть довериться этому человеку и уговорить его на операцию: мне он показался тем, на кого можно рассчитывать как на союзника.
После ужина, когда Барбара отправилась спать, Литтлуэй заметил:
— Очаровательная девушка. Думаешь на ней жениться?
— Пожалуй, да. Время уже,
— Да, безусловно так. А ты не думаешь, что это будет опасно?
— В каком смысле? — я понимал, о чем речь, но хотел слышать это из его уст.
— Я все думаю, не ловушка ли здесь. Сегодня днем был в больнице у Роджера. Чертяка разнесчастный, жуть через что прошел; я не надеюсь уже, что он целиком восстановит рассудок. Поверить не могу, что эти создания могут быть благими по своей сути.
— Я знаю. Думал об этом.
— У меня тут, пока ты был в отъезде, случилось неприятное. Я решил провести еще одно считывание с базальтовой статуэтки (под «считыванием» мы имели в виду попытку практиковать на предметах видение времени). Напрягался очень существенно, почти час просидел, И тут вдруг появилось чувство, что эти исчадия прячутся где-то рядом, заглядывают в окна. Ощущение в самом деле мерзкое. Знаешь, Кларета ведь тоже почувствовала. Упросила меня, чтобы ей спать в свободной комнате на моей половине дома.
— У тебя было чувство, что они способны на что-нибудь дурное?
— Не знаю. Трудно сказать. Просто такое гадкое, настораживающее ощущение, все равно что, понимаешь ли, чувствовать, что на тебя в окно таращится тигр-людоед.
— Получается, все же не в самом доме?
— Нет, не в самом.
Наутро из Лондона прибыла бандероль. В ней находились две книги — американский «пейпербэк» под названием «Убийство лицами неизвестными» и потрепанный синий томик с орнаментом на корешке и надписью на титульном листе: «Древнейшая история мира, открытая оккультной наукой в Детройте, штат Мичиган».
«Пейпербэк» повествовал об убийстве Евангелисты. Утром 3 июля 1929 года человек, войдя в дом на Сент-Обин авеню в Детройте, наткнулся в кабинете на обезглавленное тело хозяина, Бенджамино Евангелисты. Полиция обнаружила, что жена и четыре дочери Евангелисты — возрасте соответственно от полутора до восьми лет — также убиты, причем убийца пытался отсечь руку жене и одной из дочерей Евангелисты. Было установлено, что орудием убийства был мачете. Впоследствии обнаружилось, что Евангелиста стоял во главе религиозной секты и претендовал на то, что владеет сверхъестественными силами. Заявлял он и такое, что всякий раз между полуночью и тремя часами ночи на него нисходит неземное откровение, которое и подвигло его написать «Древнейшую историю мира» в трех томах между 1906 и 1926 годами.
Раскрыть убийство так и не удалось; последователи Евангелисты как сквозь землю провалились. Человек по имени Теччо, которого заподозрила полиция, через пять лет умер, когда против него скопились определенные свидетельства. Дело так и не было расследовано.
Я обратился к «Древнейшей истории». Она была написана на забавном, по-иностранному звучащем английском. «По Желанию Бога, моему уважению к этой Нации я сделаю мое лучшее рассказать вам о мире до Бога, когда он был создан, вплоть до этого последнего поколения». Книга изобиловала аллюзиями насчет «пророка Меила» (вероятно, самого Евангелисты) в каком-то предыдущем воплощении). Меил с двумя помощниками странствует по свету, помогая праведникам и верша суд над злыми. Книга полна насилия и фантастических событий. При первом знакомстве возникает впечатление, что перед вами образчик типичной графоманской писанины, сработанной безграмотно, с большим количеством опечаток.
И тут на одиннадцатой странице мое внимание привлек абзац: «В «Некремиконе» сказано, как Темные пришли к Земле со звезд и создали людей быть им слугами». У меня перехватило дыхание, словно кто вдруг окатил холодной водой. Эти строки были написаны примерно в 1906 году, задолго до того, как Лавкрафт «изобрел» «Некрономикон», «написанный сумасшедшим арабом Абдулом Альхазредом»; даже в 1926 году, когда завершена была «Древнейшая история», Лавкрафт лишь приступал к пробе пера.
Сомнения не было, что «Некремикон» — это опечатка или «Некрономикон» в неверном написании, поскольку на двадцать восьмой странице оно встречается снова как «Некронемикон». И снова, уже на странице 214, приводится описание того, как пророк Меил приносит гибель Князю Трамполю, потому что тот — «безграмотный трактователь в магических тайнах «Некромикона».
Неожиданно я без тени сомнения понял следующее. Евангелисту уничтожили «они» — точнее, наслали кого-то, специально доведенного до полубезумия и отягощенного безумной ненавистью ко всей семье Евангелисты.
Я показал книгу Литтлуэю. И тот сразу задал вопрос, который напрашивался уже и самому мне. Если «Древнейшая история» содержит вопросы, которые «они» хотели удержать в секрете, то как «они» допустили, чтобы эта книга попала к нам в руки?
Было бы достаточно легко повлиять на ум Карольи, внушив, чтобы он ее не посылал.
И вот, читая дальше, мне кажется, я уяснил причину.
Книга представляла собой несусветную мешанину белиберды. Отдельные отрывки, возможно, писались «по вдохновению», но в основном это были потуги полуграмотного (к тому же и плутоватого) имитировать Библию; кроме того, чувствовалось и влияние «Книги Мормона». За исключением предложения о том, что Темные создали людей, в этой «Древнейшей истории» не было ничего ни глубокого, ни интересного. Тем не менее кое-что проступало совершенно ясно. Евангелиста по какой-то причине действительно развил некое странное качество визионерского второго зрения. Его утверждение о том, что всякий раз между полуночью и тремя часами у него бывает озарение, вероятно, правда. У него не было силы отличать мутные фантазии собственного подсознания от подлинных моментов «видения времени». Но бесконечные попытки проникнуть в отдаленные эпохи — возможно — вкупе с какой-нибудь мозговой аномалией (второе зрение часто ассоциируется с повреждением «головы»), открывали ему секундные видения доплейстоценового периода Великих Старых (я уже говорил, что проще видеть отдаленные эпохи, чем сравнительно недавние). Начинал он, наверное, как какой-нибудь неврастеничный шарлатан, однако сознавание, что многие из «видений» действительно являются высвечиванием прошлого (они носят ту печать реальности, что делает их безошибочными), могло наверняка внушить ему, что он — это перевоплощенный пророк Меил, призванный, подобно Джозефу Смиту[221], основать великую религию. И это ему, видимо, удалось, исходя из того, что вышли все три тома «Древнейшей истории». К моменту убийства он переделал подвал своего дома в подобие часовни, задрапировав его зеленой тканью, и подвесил на проволоке над алтарем «зверские, зловещей формы фигуры» из папье-маше, а по центру — огромный глаз, который подсвечивался электрической лампочкой (не было ли это символом Великих Старых, чей постоянный надзор он сознавал?). Последующие два тома его работы к моменту гибели все еще находились в рукописной форме. Были ли в них еще какие-нибудь откровения Великих Старых? Вполне вероятно: качество видения времени с практикой совершенствуется. И тут мне стало ясно, почему «они» допустили, чтобы «Древнейшая история» попала ко мне. Это служило предупреждением. У меня теперь была «семья». А брат Литтлуэя уже покушался на одно убийство. Вмешательство было ясным. Предстояла война или мир; выбор зависел от меня.
