Сборник - Фантастика 1969-1970
– А я тоже лежал неделю в больнице, - с восторгом сообщил Верещагин. - Понимаешь, пролежень на щеке никак не заживал. Даже уколы делали.
– А у нас Гутарин-то ведь женится!
– А я… хм… первое место по штанге… хм… занял по городу.
Сантису было хорошо. Он с восторгом переводил взгляд с одного лица на другое и молчал.
– А ты гвоздь можешь вбить в стенку? Тут к тебе делегация ученых целую неделю прорывается, - сказала Любочка.
– Нет, не могу. Пробовал, ничего не получается, - ответил Сантис и весело добавил: - Секрет утерян! Ребята, а почему меня всегда просили забить гвоздь? Ведь я мог сделать чтонибудь и поинтереснее.
– Уж очень наглядно получалось, - ответил техник Свидерский, и все с ним согласились.
– И хорошо, что утерян, - подхватила Аграфена Ивановна. - Научишься молоточком, - Ей все время хотелось всплакнуть, но она не решалась.
– Ну, а как в СКВ дела? - спросил Сантис.
– Все нормально, - ответил Верещагин. - Волкова перевели в министерство сельского хозяйства. Он же по образованию-то был, оказывается, ветеринар. А главный инженер дворником работает. Не простым, конечно, а бригадиром. У нас на территории сейчас такая чистота!… Ну и еще некоторых кое-куда порастаскали. Всего, кажется, человек около сорока. Всем место нашлось по душе. У нас много новых.
А Пендрин отсиделся. Так и числится начальником макетной мастерской. Боится только все время чего-то.
Начальники двух лабораторий после каждой фразы Верещагина согласно кивали головами и в один голос говорили: “Правильно… Тоже верно… Правильно…”
– А тебя, понимаешь, в ведущие инженеры не переводят. Просил я, да, говорят, испытательный срок у тебя еще не кончился.
Время свидания подошло к концу. Прощание было не менее шумным, чем встреча.
Самойлов всем кивал головой, поднять руку он был еще не в силах.
Через несколько часов после возвращения Сантиса с “Вызова” послали второе сообщение.
Потом третье. Автомат-прокалыватель пространства принял их.
Спасательная экспедиция тронулась в путь.
ВИКТОР КОЛУПАЕВ Билет в детство
– Билет в детство, пожалуйста, - сказал я в окошечко кассы и через пять минут уже сидел в жестком вагончике допотопной конструкции, с нетерпением ожидая свистка паровоза.
В купе рядом со мной оказалась старушка с корзиной фруктов и конфет. Волнение, с которым она поминутно перебирала ее содержимое, могло рассмешить кого угодно, но только не в этом поезде.
Ее можно было понять. Ведь она ехала к маленькой девочке, в свое детство, наверняка давно и прочно забытое. Дети любят сладкое, только Это она и помнила из всего, с чем ей предстояло встретиться.
Напротив сидели мужчина с поседевшими висками и старик. Я знал мужчину по портретам в журналах. Это был известный пианист.
Перед каждым концертом он ездил в свое детство. Утверждали, что именно это делает его концерты неповторимыми. Вряд ли. Многие музыканты ездили в свое детство.
Но что-то гениев среди них было маловато.
Старик сидел, положив руки на массивную трость. Он вез в подарок своему детству только мудрый взгляд уставших глаз.
Поезд тронулся… Мимо проносились телеграфные столбы, размеренно стучали колеса, изредка раздавался свисток паровоза. Кто-то в соседнем купе потребовал у проводника холодного пива и еще долго ворчал, возмущаясь плохим обслуживанием.
Прошел грустный и задумчивый час. Вдали за поворотом уже можно было различить платформу.
– Приехали. Станция, - объявил проводник.
Все начали торопливо собираться. Потом сбились в проходе.
– Суздаль! - удивленно сказала моя соседка.
Это был Загорск. Для меня это был Загорск. А для нее - Суздаль. Для старика - Пенза или Сызрань. Каждый приехал в город своего детства. Я смотрел на стены Троице-Сергиевской лавры. А кто-то на тайгу, стремительное течение Енисея, ленивую гладь Онежского озера.
Зргорск… А я даже и не знал, что это мой город. Я не помнил своего детства.
Вагон быстро опустел. Старушка увидела в толпе встречавших пухленькую девочку, замахала ей платком и заплакала. Пианист положил руку на плечо мальчугану, и они пошли к виадуку, очень серьезные и сосредоточенные. На платформе было шумно и тесно, но постепенно люди расходились.
Меня никто не встречал. Я несколько раз махал рукой мальчишкам, но к нИм почти тотчас же кто-то подходил. Каждый раз это оказывался не я. Трудно представить, каким я был в детстве, тем более, что у меня не сохранилось ни одной фотографии от того времени. Я вообще сомневался, фетографировали ли меня тогда.
Через десять минут около поезда почти никого не осталось. Только на самом краю платформы десятилетний мальчишка в майке и не по размеру больших брюках сосредоточенно пинал носком ободранного ботинка стаканчик из-под мороженого.
– Сашка!- крикнул я. Но он, даже не взглянув в мою сторону, спрыгнул с платформы, пересек железнодорожные пути и скрылся за углом здания…
Искать в городе не имело смысла. Я бесцельно проболтался на вокзале около часа, дожидаясь, когда объявят посадку на обратный поезд.
Весь путь до Усть-Манска меня не покидало ощущение какой-то невосполнимой потери. Почему он не пришел? Почему? Соседи по купе были погружены в свои мысли, лишь одна женщина все время пыталась рассказать о своих проказах сорокалетней давности, но никак не могла найти внимательного слушателя.
Не успел я сойти с поезда на вокзале в Усть-Манске, как меня вызвали к диспетчеру.
– Простите, - сказал молодой парень в железнодорожной форме, когда я вошел в диспетчерскую и назвал свою фамилию. - Мы виноваты в том, что испортили вам настроение. Что-то произошло с системами волноводов темпорального поля. А может быть, темпограмма не дошла до адресата, и поэтому он не пришел вас встречать.
– Он мог не захотеть со мной встретиться, - я махнул рукой, собираясь выйти.
– В следующий раз это не повторится, - заверили меня. - Мы все проверим. Можете ехать в детство хоть завтра.
– Вряд ли в ближайший месяц у меня будет свободное время, - ответил я и вышел, не попрощавшись.
Я готовил важный эксперимент, и времени действительно не хватало.
И все же на следующий день я снова был на вокзале, снова ехал в дряхлом вагончике, снова стоял на пустеющем перроне.
На краю платформы, как и вчера, я увидел мальчишку.
– Сашка! - крикнул я. - Это же ты! - я чувствовал, я твердо знал это.
Он хотел спрыгнуть с платформы, но передумал и остался стоять, глядя себе под ноги. Я бегом кинулся к нему, схватил за плечи, сжал. И вдруг он прижался к моей груди. На секунду, не больше.
Затем оттолкнул меня и, глядя исподлобья, сказал:
