Георгий Гуревич - На прозрачной планете
Впереди мелькнул дом.
«Сейчас разобьет меня», — подумала Елена.
Но в этот момент откуда–то выплыл ствол сломанной сосны, тараном ударил в стену. Венец рассыпался, как спички. Сосна описала полукруг, ветви хлестнули Елену. Она схватилась за них непроизвольно и тут же начала тонуть. У кроны возник водоворот, Елену неудержимо потянуло под ветви. Женщина сопротивлялась как могла, напрягая мускулы, обдирая кожу иглами. Однако вода была сильнее, вода отрывала руки. Согнутая ветвь уперлась в лоб Елене, как будто нарочно хотела утопить. Елена отводила голову, ветка следовала за ней. Борьба происходила уже под водой.
«Захлебнусь… — подумала Елена. — Завтра меня найдут. И буду я утопленница, мокрая, жалкая, некрасивая. Всем будет «неприятно смотреть на меня… и страшно дотронуться».
Но тут в ушах зажурчало, забулькало, перед глазами стало светло. Вода нехотя отступала, возвращаясь в свое логово после разбойничьего набега на сушу. Соленая пена схлынула я оставила на берегу мокрые бревна разрушенного дома, сосну, засевшую в стропилах, и женщину, запутавшуюся в колючих ветвях.
8
После землетрясения разыгралась непогода. На небо набежали тучи, даже громыхал гром, непривычный в это время года. Океан не хотел успокоиться, тяжелые черные валы накатывали на берег, ворочали камни, пробовали крепость скал. Эти валы были гораздо меньше первого, самого страшного, но все–таки вдвое выше, чем обычно в бурю.
Елена сидела у костра и никак не могла согреться. От сырой одежды поднимался пар. Переодеться было не во что. Лучшие платья утонули вместе с чемоданом, те, что похуже, были погребены в разрушенном доме. Наступившая темнота заставила подумать о ночлеге. Мужчины нашли брезент, расстелили у костра, укрыли детей. Начиналась скудная жизнь потерпевших крушение. Даже на помощь звать было некого. Взбираясь по скале, радист уронил на камни рацию, что–то повредил и не мог исправить. Напрасно взывал он:
— Говорит остров Котиковый! Говорит остров Котиковый. Слышите меня?
Не слышали.
Старший мальчик совсем расхворался, голова у него была горячая, глаза блестели. Он сидел рядом с Еленой и жалобным голоском скулил:
— Хочу домой!
Его отец ломал ветки руками и резал их складным ножом, чтобы соорудить подобие шалаша. Топора не было, топор тоже остался в доме.
— Потерпи, глупый! — уговаривала мальчика мать. — Дом наш завалился. Завтра с утра отец пойдет починит.
— Хочу домой! — капризно тянул малыш.
«А ведь это мог быть мой Витька, — думала Елена. — Нет, не место здесь детям. И женщинам не место. Уеду отсюда, немедленно, завтра же. Все равно работа загублена, материалы утонули. О себе тоже надо подумать».
Елена почему–то испугалась, когда опасность уже миновала. Перед землетрясением она энергично распоряжалась, в воде судорожно боролась за жизнь. Но сейчас возможная гибель представлялась ей во всех вариантах. Она вздрагивала от ужаса и ожесточенно твердила:
«Уеду! Во что бы то ни стало уеду!»
Солнце уже давно зашло, на этот раз окончательно. Небо затянуло тучами. И вслед за короткими сумерками к костру подступила тьма, угольно–черная, первобытная, непроглядная. Беззвездное небо, океан и скалы — все превратилось в черную стену. Из тьмы доносился глухой и грозный шум прибоя. Порывами налетал сырой ветер, крутил едкий дым. Казалось, на свете не осталось ничего, кроме тьмы и костра, у которого ютились последние уцелевшие на земле люди. Елена чувствовала себя несчастной, одинокой, заброшенной.
Но вот ветер принес какой–то новый звук, непохожий на гул волн. Елена пристальнее вгляделась в темноту и увидела две звездочки — красную и зеленую. Звук приближался, звездочки — вместе с ним.
Потом от тьмы отделилось ревущее, грузное, тоже темное тело. Над костром повис вертолет.
Еще через несколько минут из вертолета высадились люди. Летчик поддерживал пассажира, у которого была забинтована голова. На повязке проступали ржавые пятна. Человек этот был бледен и, видимо, чувствовал себя плохо, но не потерял своей порывистой подвижности.
— Здравствуйте! — сказал он, протягивая руки к огню. — Хороший костер у вас. Ваша фамилия Кравченко, кажется? Будем знакомы. Я начальник штаба Яковлев. Ну, как у вас, все живы, здоровы?
— Еле живы… спаслись чудом, — ответила Елена с некоторым раздражением. Ей показалось, что вопрос Яковлева прозвучал почти шутливо. — Дом обвалился, документы утонули, дрова подмочены, есть нечего, — продолжала она, как бы упрекая Яковлева.
— Чем ближе к очагу, тем хуже, — сказал Яковлев серьезно. — Эфир переполнен воплями о помощи. Страшнее всего за границей. На Таналашке настоящая катастрофа: смыты в море рыбацкие поселки и бараки законтрактованных рабочих. Правители–то спаслись — они на всякий случай поверили нам и уехали, но о рабочих и не подумали. Представляете себе, что бывает, когда крыши неожиданно валятся на голову? Разрушено много зданий, повсюду пожары. Там — короткое замыкание, там — опрокинутая лампа или треснувшая печь… В порту волна смыла маяк, склады… А один пароход вынесло на берег и посадило на крышу гостиницы. Как его будут снимать теперь, неизвестно. Погибли тысячи людей, многие тысячи… И еще погибнут. Еды нет, медикаментов нет, электричества нет. Мы посылаем им помощь. Два судна уже вышли в море.
Елена почему–то успокоилась, слушая о чужих несчастьях. Возможно, Яковлев, подметив ее настроение, нарочно рассказал все это.
— Нет, у нас все живы. Мы все–таки ждали, готовились, вовремя ушли… — сказала Елена.
— Продукты есть на вертолете. Если нужно, поделимся. Чего не хватает, требуйте по радио, вам доставят. Детей я могу захватить с собой… Но взрослым придется потерпеть. Глубинная станция нам нужнее, чем когда–либо, — сказал Яковлев.
Елена почувствовала себя виноватой.
— Рация не в порядке, — начала оправдываться она, — все равно нельзя передать цифры. Но у вас на вертолете есть же связь. Я сейчас установлю аппарат, подождите…
— Ничего, не волнуйтесь. Вы не одна, товарищ Кравченко, сейчас работают глубинометристы по всей Камчатке, и оба судна уже в море — «Аян» и «Алдан». Только на «Аяне» несчастье: глубинометрист пострадал, некому вести съемку… — Яковлев сделал выразительную паузу и закончил: — Поэтому я прилетел. Надо доставить вас на «Аян».
Кого доставить? Ее? Сейчас, ночью, в мокром платье? Лететь на пароход, где уже пострадал один глубинометрист? Пересаживаться с вертолета на маленькое суденышко, пляшущее в волнах? Снова рисковать, снова испытывать судьбу? Нет, с нее хватит!
— Не могу! — сказала Елена. — Я чуть не утонула. Я еле жива, я простужена. Мало ли глубинометристов на Камчатке? Почему меня?..
