Игорь Волознев - Метагалактика 1995 № 1
Он смотрел на ее обольстительное тело.
— Я ужасно хочу тебя, — прошептал Бурковский.
Она привлекла его к себе, впилась в губы. Тела их и губы безраздельно слились. И сердца бились торопливо и жарко. И слышался сдавленный стон.
Сколько это длилось? Они не знали.
Корабль плыл в ночи. В неизвестность.
Над ним горел Южный крест.
…Анна лежала, откинувшись на подушку, глаза ее были дремотными, усталыми.
— Я думала, я сейчас умру… — сказала она. — Теперь ты мой… полностью…
Бурковский поцеловал ее в висок, мягко отодвинул прядь волос со лба.
16 августа, 3 час. 10 мин.
На палубе дежурили двое вахтенных, скучали, ожидали смену.
— Далеко теперя от нас Россия, — вздохнул бывший узник Скворцов. — Океан. Сплошной океан.
— Что по кандалам соскучился? — поинтересовался Ваня. — Ничего, успеется.
— Дурак ты, Ванек, — не обиделся Скворцов. — Чего хорохоришься? Сам ведь тоскуешь.
— Тоскую, — согласился Ваня. — А все ж таки, Тимофей Никанорович, не унывай сильно! Мы ведь тоже с тобой Россия. Нас куда хошь забрось, хошь в любую Африку — такие мы и останемся.
— Погодь, — прервал Ваню Скворцов. — Вроде шум… Стояла глубокая ночь, но звезды светили так, что казалось, булавку на палубе можно было отыскать.
Вахтенные увидели на корме Малинина и Анну. И сразу почувствовали неладное.
— Перестаньте! — Анна пыталась снять жесткую руку Малинина.
— Чего вам? — обернулся к подходящим вахтенным Малинин.
— Так ведь вахта… — пробормотал смущенно Ваня.
— Ступайте отдыхать! Считайте, я вас сменил. Скворцов подтолкнул Ваню, они повернулись и побрели прочь.
— От греха подальше, — тихо сказал Скворцов и добавил. — А у Малинина, у этого, губа не дура. Вот черт шебутной. По всему пьяный сильно. Не заметил?
— Не заметил, — буркнул Ваня. — И ты не заметил. Ну его к лешему! С ним действительно лучше не связываться…
— …Так как, Анна? — продолжал домогаться Малинин. — Чего молчишь, неужто не сговоримся? Я ж к тебе всей душой.
— Что вы глупости говорите? Вы же пьяны, Малинин!
— Смотри-ка! — заржал Малинин. — Чего ты кобенишься? Небось с этим Бурковским, с нашим капитанчиком, не была такой недотрогой!
— Негодяй! — Анна вырвалась.
— Стой, дура! — Малинин, громыхая сапогами, бросился за ней.
И столкнулся с Бурковским.
— Ты что? — Бурковский ухватил Малинина за плечи. — Сдурел?
— А как думал? — Малинин вывернулся, направил в грудь Бурковского пистолет. — Тебе все? И власть, и баба? Прочь с дороги! Пробью, как фанеру!
Внезапно лицо его перекосила мука боли. Малинин покачнулся, выронил оружие. Сделал неверный шаг к борту. Из его спины торчал нож… И рядом Анна — бледная, дрожащая от ужаса.
— Гады… — простонал Малинин, склонился над бортом. И рухнул в воду.
Все произошло быстро, неожиданно. Страшно.
Между мачтами, как всегда, как тысячи лет назад метался ветер, ничего не понимая в людях, не думая о них, мчался дальше в ночь…
— Что же теперь? — нарушила молчание Анна. Бурковский не ответил.
— Я испугалась… за тебя. В эту минуту он был, как зверь. Бурковский молчал.
— Я никого в жизни еще не любила. Пока не встретила тебя. Я это сделала ради нас!
— Ты это сделала ради себя, — Бурковский смотрел на ночной фосфоресцирующий океан и вдруг вздрогнул — за спиной его раздался выстрел.
И тут же — тяжелый всплеск.
Бурковский перегнулся за борт, в жутком смятении вглядывался в круги, расходящиеся по спокойной воде.
— Бог нам всем судья, Анна, — прошептал Бурковский.
По палубе тяжело бухали сапоги — бежали, спешили вахтенные.
— Что, господин капитан? Что, Стефан?
— Ничего, ребята. Отбой, — белое лицо Бурковского одеревенело.
25 августа. 12 час. 56 мин.
Бурковский вошел в свою каюту и увидел сидящего на койке Петю.
Рядом загадочно улыбался азиатский лекарь.
— Вот, Стефан… господин капитан. Я, кажется, живой, — Петя уперся обеими руками в койку, пытаясь встать.
1 сентября. 20 час. 08 мин.
— Земля! — оглашено кричал впередсмотрящий с мачты.
— Мадагаскар, — невозмутимо сообщил стоявший рядом с Бурковским индус.
2 сентября. 20 час. 47 мин.
Они вышли в долину, окруженную пологими холмами.
Свободные люди — белые, черные, желтые.
Кто-то от счастья, нахлынувшего безумного веселья начал напевать, прихлопывая, приплясывая. Люди входили в образовавшийся круг. Каждый пел и танцевал, как подсказывал ему голос далекой, навсегда потерянной Родины.
Но был этот праздник, обретенной очень долгожданной свободы.
А потом вспыхнул костер. И шло по кругу вино. И хлеб.
В разгар веселья кто-то тронул Бурковского за плечо, он поднял лицо и просиял:
— Каземир! Ты?
— Каземир, приземистый плотный человек в форме французской армии, поднес палец к губам и сделал знак следовать за ним.
Они поднялись на холм.
Они сидели на громадном валуне и все говорили, говорили…
Было что вспоминать…
Они верили и не верили, глядя друг на друга…
Встретиться!.. И где?.. В Африке!
Когда-то они, польские офицеры, сражались в одном полку. После разгрома русскими войсками варшавского восстания, судьба разбросала боевых друзей… Сегодня Каземир в составе польского отряда был на стороне французского императора.
Великий Наполеон гарантирует независимость Польши. Я и мои подчиненные охраняем берег французской колонии Мадагаскар от английского вторжения. Мы обязаны помогать Бонапарту, пока он не поставит британского льва и русского медведя на колени, — продолжал свой сбивчивый рассказ Каземир и неожиданно сменил тему. — Постой, кто эти люди. Что за сброд с тобой?
— Не будь так категоричен. Все не так просто.
— Хорошо, пошли к нашим, — встал с камня Каземир. — Объяснимся.
Они пошли к крепости, возвышавшейся на недалеком утесе. За ними тихо крался Петя. Он мало что понимал из разговора капитана с незнакомцем, но чувствовал нехорошее.
Он стоял в кустах возле освещенного окна, в котором, как в театре теней, двигались, что-то говорили возбужденные люди.
Внезапно чьи-то сильные руки схватили его за горло.
…Петя очутился в освещенном помещении. За столом сидели офицеры в незнакомой ему форме. Горел камин. Расхаживал черный дог. Подносил к губам шампанское капитан Стефан Бурковский.
— Отпустите мальчика, — приказал Бурковский. — Он в некотором роде мой спаситель.