Харлан Эллисон - Миры Харлана Эллисона. Т. 3. Контракты души
Они остановились. Застыли в мире трепещущих мускулов, энергии, не находящей выхода.
— Я покажу вам! — выкрикнул Лестиг. — Я покажу, на что это похоже! Вы хотели знать — и я вам покажу!
Он выдохнул, и люди начали умирать. Потом он посмотрел, и упали другие. И тогда он сказал безмятежно, так чтобы услышали все:
— Очень легко говорить, пока это не происходит с вами. Вы же ничего не знаете. Патриоты! Живете, разговариваете друг с другом, обсуждаете идиотские законы о том, что нужно быть храбрым, но вы не знаете — до тех пор, пока не приходит ваш черед. Я знаю — и это совсем нелегко. Теперь ваша очередь.
Он показал на землю.
— Встаньте на колени и ползите, Патриоты! Ползите ко мне, и, может быть, я оставлю вам жизнь. На колени и, как животные, ползите ко мне.
Кто-то в толпе закричал, и человека тотчас же настигла смерть.
— Ползите, я сказал! Ползите ко мне!
Тут и там люди начали опускаться на землю. Какая-то женщина в дальней части толпы бросилась бежать, Лестиг сжег ее, и тело рухнуло на землю; сразу же те, кто стоял рядом, попадали на колени. Потом целые группы людей не выдержали напряжения и присоединились к ним; вскоре большая часть толпы покорилась ему. Прошло еще несколько мгновений, и все опустились на колени.
— Ползите! Ползите, мои храбрые, ползи как следует, мой народ! Ползите, чтобы познать простую истину: лучше жить как угодно… выжить, потому что вы люди! Ползите, и вы поймете, что ваши лозунги дерьмо, а законы написаны для других! Ползите ради спасения своей проклятой жизни! Ползите!
И они ползли. Продвигались вперед на руках и ногах, по траве, цементу и грязи, продираясь сквозь кусты. Они ползли к нему.
Где-то очень далеко, в туманной мгле на троне, возвышаясь над всеми, сидел Он, в боевом шлеме, а у его ног примостился улыбающийся василиск.
— Ползите, и пусть Бог проклянет вас!
Однако Лестиг не-знал, какому богу служит.
— Ползите!
И тогда женщина, повесившая золотую звезду на своем окне, находившаяся в самом центре толпы, подползла к полицейскому револьверу тридцать второго калибра, коснулась его, пальцы сжали рукоять, она подняла пистолет и крикнула:
— За Кенни-и-и-и!.. — И выстрелила.
Пуля сломала ключицу Лестига, его развернуло в сторону, он попытался ухватиться за бронзовые обмотки солдата-янки, сохранить равновесие, чтобы не отвести взгляда, но костыль уже давно упал вниз, а люди уже стояли на ногах и стреляли… стреляли…
Тело похоронили в безымянной могиле, и никто больше не вспоминал о Лестиге. Где-то далеко, на высоком троне, поглаживая лоснящуюся шкуру василиска, лежавшего у Его ног, как верный пес, Закованный в Доспехи тоже не говорил об этом. Не было никакой необходимости. Лестиг исчез, но ничего иного и не ожидалось.
Оружие деактивировано; но Марс, бессмертный Марс, Бог Который Никогда Не Умирает, Повелитель Будущего, Хранитель Мрака, Всемогущий Поборник Войны, Господин Всех Людей… Марс был доволен.
Вербовка прошла успешно. Власть народу.
ДРЕЙФУЯ
У ОСТРОВКОВ ЛАНГЕРГАНСА[12]:
38°54 СЕВЕРНОЙ ШИРОТЫ,
77°00 73 ЗАПАДНОЙ ДОЛГОТЫ
Проснувшись однажды утром после беспокойной ночи, Моби Дик обнаружил, что превратился на своем ложе из бурых водорослей в чудовищного Ахава.[13] С трудом выбравшись из утробы влажных простыней, он проковылял на кухню и набрал воды в чайник. Уголки глаз склеились. Он подставил голову под кран, и по щекам потекла холодная вода.
Повсюду в гостиной были разбросаны дохлые бутылки. Сто одиннадцать пустых бутылок из-под робитуссана и ромилара-CF.[14] Моби Дик-Ахав прошлепал между ними к двери, приоткрыл ее — дневной свет больно ударил по глазам.
— О Господи, — пробормотал он и, зажмурившись, наклонился, чтобы поднять газеты с крыльца.
В полумраке своего дома развернул газету. Заголовок гласил: «БОЛИВИЙСКИЙ ПОСОЛ НАЙДЕН МЁРТВЫМ», ниже подробно описывалось, как было обнаружено в брошенном холодильнике на пустыре в Сикокасе, штат Нью-Джерси, зверски расчлененное тело посла.
Засвистел чайник.
Он отправился на кухню — совершенно голый. Проходя мимо аквариума, заметил, что мерзкая рыба все еще жива, сегодня утром она что-то насвистывала — казалось, щебечет голубая сойка, — а на поверхности мутной воды лопаются пузырьки. Моби Дик-Ахав остановился возле цистерны с водой, включил свет и вгляделся в волокна колеблющихся водорослей. Рыба ни за что не желала умирать. Она убила остальных жителей цистерны — куда более красивых и дружелюбных, и резвых, даже больших и опасных рыб — убила всех, одну за другой, а потом выела им глаза. Теперь она плавала в аквариуме в одиночестве — правительница своих грошовых владений.
Он пытался погубить рыбу всеми возможными способами — не шел лишь на прямое убийство и не прекращал кормить; однако бледно-розовая скорпена прекрасно чувствовала себя в темной грязной воде. А теперь она еще и запела, как голубая сойка… Он ненавидел рыбу с такой страстью, что едва мог сдерживаться.
Из пластмассовой коробочки высыпал на ладонь немного хлопьев, растер их между пальцами, как советовали делать специалисты, и наблюдал за разноцветными гранулами рыбного корма, молоки, семенников рыб, морских креветок, личинок однодневок, овсяных хлопьев и яичного желтка, которые несколько секунд плавали на поверхности воды, пока не вынырнула отвратительная голова, чтобы пожрать все это.
Отвернулся, яростно проклиная рыбу. Она не желала умирать. Как и он сам, это чудовище не желало умирать.
В кухне, наклонившись над кипящей водой, он впервые осознал смысл положения, в котором оказался. И хотя он еще не подошел к той грани, за которой человека поджидает пожирающее разум разложение, в воздухе уже ощущалось отвратительное дыхание — так дикий зверь закатывает глаза, почуяв аромат раздираемой на части падали — один лишь этот запах с каждым днем все ближе подводил его к безумию.
Он поставил на кухонный стол чайник, чашку, достал два пакетика с чаем. На специальной подставке, которую обычно использовали для поваренной книги, чтобы было удобно туда заглядывать во время приготовления еды, со вчерашнего вечера так и остался стоять не прочитанный томик с переводом «Кодекса Майя». Он налил воды в чашку, бросил туда пакетики и попытался сосредоточиться. Упоминания об Ицамне, верховном божестве пантеона Майя, основной сферой влияния которого была медицина, расплывались у него перед глазами. Икстаб, богиня самоубийства, куда больше отвечала его сегодняшнему настроению — утро выдалось просто отвратительное. Он попытался читать, но слова проплывали мимо, лишенные смысла.
