Аркадий Стругацкий - Том 2. 1960-1962
— Да как будто нет.― Рю пожал плечами.― Пропадают иногда мелочи, всякие отходы… обрывки проводов, обрезки пластолита. Но, я думаю, этот хлам забирают мои киберы. Они очень экономные товарищи, у них все идет в дело.
— А могут у них пойти в дело мои башмаки? ― спросила Таня.
Рю засмеялся.
— Не знаю,― сказал он.― Вряд ли.
— А может у них пойти в дело ящик со сливочным маслом? ― спросил Фокин.
Рю перестал смеяться.
— У вас пропало масло? ― спросил он.
— И башмаки.
— Нет,― сказал Рю.― Киберы в город не ходят. На крышу ловко, как ящерица, вскарабкался Мбога.
— Доброе утро,― сказал он.― Я запоздал…
Таня налила ему кофе. Мбога всегда завтракал одной чашкой кофе.
— Итак, мы обворованы,― сказал он, улыбаясь.
— Значит, это не вы? ― спросил Фокин.
— Нет, это не я. Но ночью над городом два раза пролетали вчерашние птицы.
— Ну вот и башмаки,― сказал Фокин.― Я где–то…
― А ящик с маслом? ― нетерпеливо сказал Комов.
Никто не ответил. Мбога задумчиво пил кофе.
— За два месяца у меня ничего не пропало,― сказал Рю.― Правда, я все держу в куполе… И потом, у меня киберы. И все время дым и треск.
— Ладно,― сказал Фокин, поднимаясь.― Пойдем работать, Танечка. Подумаешь, башмаки…
Они ушли, и Комов принялся собирать посуду.
— Сегодня же вечером,― сказал Рю,― я поставлю вокруг вас охрану.
— Пожалуй,― сказал Мбога задумчиво.― Но я предпочел бы сначала сам. Геннадий, сейчас я лягу спать, а ночью устрою небольшую засаду.
— Хорошо, доктор Мбога,― сказал Комов неохотно.
— Тогда я тоже приду,― сказал Рю.
— Приходите,― согласился Мбога.― Но без киберов, пожалуйста.
С соседней крыши донесся взрыв негодования.
― Горе мое, я же просила тебя разложить тюки в порядке сборки!
— А я что сделал? Я и разложил!
— Это называется в порядке сборки? Индекс «Е–7», «А–2», «В–16»… Снова «Е»!..
— Танечка! Честное слово! Товарищи! ― обиженно завопил Фокин через улицу.― Кто перепутал тюки?
— Вот! ― крикнула Таня.― А тюка «Е–9» вообще нет! Мбога тихонько сказал:
— «Миссус, а у нас простыня пропала!»
― Что? ― сказал Комов. Он был бледен.― Ищите хорошенько! ― крикнул он, спрыгивая с крыши, и побежал к Фокину и Тане.
Мбога проводил его глазами и стал смотреть на юг, за реку. Было слышно, как Комов на соседней крыше сказал: «Что, собственно, пропало?» ― «ВЧГ»,― ответила Таня. «Ну и что вы так раскудахтались? Соберите новый».― «На это два дня уйдет»,― сердито сказала Таня. «Тогда что ты предлагаешь?» ― «Резать надо»,― сказал Фокин. На крыше воцарилось молчание.
― Глядите, Рю,― сказал вдруг Мбога. Он стоял и, прикрывшись от солнца, смотрел за реку.
Рю повернулся. Зеленая равнина за рекой пестрела черными пятнами. Это были спины «бегемотов», и их было очень много. Рю и в голову не приходило, что за рекой так много «бегемотов». Пятна медленно двигались на юг.
― По–моему, они уходят,― сказал Мбога.
Комов решил ночевать под открытым небом. Он вытащил из палатки свою постель и улегся на крыше, заложив руки за голову. Небо было черно–синее, из–за горизонта на востоке медленно выползал большой зеленовато–оранжевый диск с неясными краями ― Пальмира, луна Леониды. С темной равнины за рекой доносились приглушенные протяжные крики, должно быть, кричали птицы. Над базой вспыхивали короткие зарницы, и что–то негромко скрежетало и потрескивало.
«Надо ставить ограду,― думал Комов.― Обнести город проволокой и пустить ток не очень сильный. Впрочем, если это птицы, то ограда не поможет. А скорее всего, это птицы. Такой громадине ничего не стоит утащить тюк. Ей, наверное, ничего не стоит утащить и человека. Ведь был же случай, когда на Пандоре крылатый дракон подхватил человека в скафандре высшей защиты, а это ― полтора центнера. Так оно и идет ― сначала башмачки, потом тючок… И на весь отряд, спасибо Горбовскому, один карабин. Почему Леонид Андреевич был тогда так против оружия? Конечно, надо было стрелять тогда ― по крайней мере отпугнули бы их… Почему доктор не стрелял? Потому что ему «показалось»… И я сам бы не выстрелил, потому что мне тоже «показалось»… А что мне, собственно, показалось? ― Комов сильно потер ладонью сморщенный от напряжения лоб.― Огромные птицы, очень красивые птицы, и как они летели! Какой бесшумный, легкий и правильный полет… Что ж, даже охотники иногда жалеют дичь, а я и не охотник».
Среди мигающих звезд неторопливо прошло через зенит яркое белое пятнышко. Комов приподнялся на локтях, следя глазами за ним. Это был «Подсолнечник» ― полуторакилометровый десантный звездолет сверхдальнего действия. Сейчас он обращался вокруг Леониды на расстоянии двух мегаметров от поверхности. Стоит подать сигнал бедствия, и оттуда придут на помощь. Но стоит ли подавать сигнал бедствия? Пропала пара башмаков, два тюка, и что–то показалось начальнику…
Белое пятнышко потускнело и скрылось ― «Подсолнечник» ушел в тень Леониды. Комов снова улегся и заложил руки за голову. «Не слишком ли благоустроенная? ― подумал он.― Теплые зеленые равнины, душистый воздух, идиллическая речка без крокодилов… Может быть, это только ширма, за которой действуют какие–то непонятные силы? Или все гораздо проще? Танька потеряла башмаки где–нибудь в траве; Фокин, как известно, растяпа, и пропавшие тюки лежат сейчас где–нибудь под грудой деталей экскаватора. То–то он сегодня весь день бегал, воровато озираясь, от штабеля к штабелю».
Кажется, Комов задремал, а когда проснулся, Пальмира стояла уже высоко. Из палатки, где спал Фокин, раздавалось чмоканье и всхрапывание. На соседней крыше шептались.
― …у нас в школе шефами были химики, и мы раздобыли три баллона с гелием и в тот же вечер надули шар. Сабуро полез на землю рубить конец. Как только трос оборвался, мы улетели, а Сабуро остался внизу. Он гнался за нами и кричал, чтобы мы остановились, затем назначил меня капитаном и приказал, чтобы я остановился. Я, конечно, сразу стал править на релейную мачту. Там мы повисли и провисели всю ночь. И всю ночь мы орали друг на друга ― идти Сабуро к учителю или нет. Сабуро мог пойти, но не хотел, а мы хотели, но не могли, а утром нас заметили и сняли.
― А я была девочка тихая. И всегда очень боялась всяких механизмов. Киберов вот до сих пор боюсь.
― Киберов не нужно бояться, Танюша. Они добрые.
― Я их не люблю. Неприятно, что они какие–то и живые, и неживые…
Комов повернулся на бок и поглядел. Таня и Рю сидели на соседней крыше, свесив ноги. «Воробышки,― подумал Комов.― А завтра весь день зевать будут».
