Александр Романовский - Ярость рвет цепи
Курт спускался в подвал. Таран и помощники топали сзади.
Напротив камеры стояли два обогревателя. Кабели питания уходили к распределительному щиту. Мощные приборы, гудя, наполняли помещение теплым воздухом. Пол камеры был кое-как прикрыт слоями темперлона. Безволосые не сделали этого прежде либо по недомыслию, либо и впрямь считали, что волк может зимой ночевать на снегу.
Как бы там ни было, эти небольшие перемены не могли не радовать.
Войдя в камеру, Курт прошел к кровати. За спиной хлопнула решетчатая дверь.
Помощники вышли первыми. Таран чуть задержался, исподлобья разглядывая узника, затем вышел следом.
Курт не двигался, нежась в потоках теплого воздуха. Он обещал себе, что вырвет собственную совесть с потрохами. В данных условиях она лишь мешала. Метод кнута и пряника, вот как это называется, вспомнил Курт. Ему следовало избегать кнута, пряник же принимать как должное. Чувство благодарности, не говоря уж о таких словах, как “спасибо”, “пожалуйста”, “извините”, отныне должно быть забыто. Только так он сможет выжить в Яме и в конце концов обрести свободу. Цена не имела значения: ему и без того предстояли непростые дела…
Волк улегся на кровать, – та под его весом жалобно скрипнула, – заложив лапы под голову.
Считанные мгновения спустя перед его глазами сгустилась тьма.
На следующее утро (какие-либо опознавательные признаки по-прежнему отсутствовали, и все же Курт нутром чувствовал, что сейчас еще не день, но уже и не ночь) начались испытания.
Предварительно его соблаговолили накормить. Обильный завтрак состоял из яичницы, миски гречневой каши, большого ломтя тушеного мяса и кружки чая. Поднос принес Нож – он просунул его в узкую щель, расположенную у самого пола, в то время как Топор стоял у дверного проема. Из руки его свисала блестящая цепочка, а физиономия, казалось, так и молила, чтобы волк дал ему шанс – самый незначительный, только чтобы был повод отличиться перед Тараном.
Но Курт ему такого шанса не дал. Он сидел на кровати и молча наблюдал за манипуляциями Ножа. Когда безволосые ушли, закрыв предварительно дверь, волк набросился на еду.
Он съел и выпил все без остатка. Тревожиться по поводу отравы не было смысла, ведь его, в конце концов, не для того здесь запирали. Единственное, что внушало некоторые опасения, так это вероятность того, что тюремщики подсыпали в еду какие-нибудь наркотические, психотропные или анаболические вещества. Но вероятность вероятностью, а Курт не собирался помирать с голоду.
Отдельного упоминания заслуживали приборы. Все миски и кружки были металлические – из алюминия. Вилка, пластмассовая, была явно позаимствована из набора одноразовой посуды (которая, в свою очередь, не была рассчитана на волчью порцию). Про существование же такого предмета, как столовый нож, в Клоповнике помнили лишь старожилы.
Но еда была обильна и отменно приготовлена. Возможно, виной тому служил голод, но Курт не мог вспомнить, когда ему удалось так поесть в последний раз – даже в убежище. Пища стаи была сытной, но и вполовину не столь вкусной.
(Это был пряник, который волк с пренебрежением принял.)
Поглощая еду, он вспоминал Тарана. А именно момент, когда ошейник впервые заявил о своем предназначении.
Не успел Курт поставить на пол последнюю миску, как по лестнице прогрохотали шаги и дверь вновь распахнулась. Как и в первый раз, это вновь была неразлучная парочка. На этот раз пульт управления держал Нож, а Топор начал открывать решетчатую дверь.
На волка поглядывали две пары беспокойных глаз. Он сидел, не двигаясь, пока Нож не дернул дверь на себя.
– Выходи, – буркнул он. – И без глупостей, волчонок… – У него это прозвучало совсем по-другому, чем у Тарана. Хэнк обращался к узнику так, словно видел перед собой глупого щенка. Помощники же Курта явно побаивались. Если постараться, то, как ему казалось, можно было уловить тихий запах этого самого страха.
Курт вышел из камеры. На него не стали надевать ни наручников, ни чего-то другого. Это само по себе было рискованно, а кроме того, не имело особого смысла.
Безволосые тащились позади, отстав на несколько метров. Нож с пультом управления шел последним, Таран, соответственно, в середине. Порядок определила непродолжительная перепалка, в процессе которой безволосые торговались, чья очередь нести “бирюльку”…
Выйдя на поверхность, Курт вновь пару мгновений привыкал к дневному свету. Это было утро, несомненно. Солнце недавно поднялось над горизонтом и еще не успело преодолеть и трети ежедневного пути к зениту. Кровавые облака горестно сопровождали этот полет. Все остальное закрывали стены, крыша и маскировочная сеть.
Таран стоял посередине тренировочной площадки. Он что-то говорил бородачам, но, завидев волка, умолк и махнул рукой. Гладиаторов было всего шестеро, если не считать “безрукавочников”, – четверых, если, опять-таки, не считать Ножа, Топора и самого Тарана. Курт чуть помедлил и все же двинулся к нему.
Он не без труда осознал, что уже почти не чувствует смущения из-за своей внешности, вернее, отсутствия одежды. Все тут знали, что он волк, так что переживать не имело смысла.
Глаза его ощупывали окружающее, сознание сопоставляло, анализировало и делало выводы. Гладиаторы по-прежнему были вооружены бутафорским оружием. “Безрукавочники” также ничуть не изменились, один лишь Таран нацепил на физиономию загадочное выражение – как у вора, совершившего беспардонную кражу и уже почти уверенного, что его не отыщут. Это насторожило Курта более всего остального. Его похитили у остального мира, но искать не станет ни единая живая душа. Если никто не знает о пропаже, кто же его будет искать?
Жертвенная Яма пустовала.
Небрежным кивком Хэнк указал, где волку встать – в углу тренировочной площадки, на расстоянии трех метров от ближайшего гладиатора. Яма оказалась прямо за спиной, оба подъезда – по правую лапу.
Приблизились оба помощника. Нож бросил Тарану “кулон”, что, судя по всему, стало неожиданностью для всех, включая Хэнка.
Курт непроизвольно шагнул вперед. Глазомер безошибочно фиксировал расстояние до цели, колебания каждого объекта, попавшего в поле зрения. Время превратилось в сладкую патоку. Пульт, вращаясь и выделывая другие кульбиты, неторопливо перемещался в этом вязком потоке. Хэнк Таран двигался и того неспешнее. Тем не менее Курт понял, что не успеет. Ему не сделать лучшего в жизни прыжка – во всяком случае, не сейчас. Поэтому он не сдвинулся с места.
Рука Тарана, поднявшись, растопырила пальцы. В следующее мгновение эти толстые сардельки сомкнулись, буквально взяв “кулон” из воздуха. Это было проделано так непринужденно и ловко, что заставляло задуматься, не может ли Хэнк перехватывать метательные ножи в полете.
