Джон Хоукс - Чёрная река
Она продвинулась футов на двенадцать — пятнадцать. Тоннель повернул вправо. Проплыв под штырем, Майя оказалась в помещении, напоминающем грот. Поверхность диска вроде бы была темной, но, подобравшись ближе, Майя увидела бронзовые надписи на латыни и греческом.
Держа фонарик в левой руке, она взяла в правую камеру и принялась фотографировать.
Тут баллон задел стену, отколов несколько камешков — совсем маленьких, размером с гальку, однако Майя ощутила укол страха.
От стены отошло еще больше песка и камней. В сторону Майи по полу покатился крупный осколок. Быстренько сделав еще несколько снимков, девушка хотела уже ретироваться, но перед ней обрушился кусок потолка.
От песка вода потемнела. Уплыть не получалось — Майю что-то держало. Борясь с паникой, она уперлась ладонями в пол и попыталась оттолкнуться. Перед лицом вдруг взорвалось облако пузырей, и в рот хлынула вода. Воздушный шланг зацепился за один из штырей и порвался. Теперь воздуха не было. Вдобавок потерялся фонарик.
Стиснув в зубах загубник, Майя потянулась через плечо и нащупала оба конца порванного шланга. Кусок, который остался при ней, наполнился водой, но тот, что при баллоне, испускал пузырьки воздуха. Майя свела куски шланга в месте разрыва, зажав в кулаке. В рот потекла смесь воздуха и воды. Проглотив жидкость, Майя наконец задышала.
Правой рукой сжимая шланг, левой она стала отталкиваться от пола. Разум отстранился от происходящего и, словно прохожий, увидевший автомобильную аварию, наблюдал со стороны, делая выводы. Майя была слепа, а через минуту или около того кислород в баллоне закончится. Единственный вариант — искать проход в тоннель, чтобы вернуться в подвал.
Нащупав ступнями краешек прохода, Майя немедленно остановилась и скользнула вбок. Полностью сосредоточилась на шершавых стенах.
Осторожно, дюйм за дюймом, она стала задом продвигаться в тоннель. Регулятор слабо зажурчал, и девушка ощутила во рту нечто похожее на пепел. Попыталась вдохнуть, но тщетно. Кислород иссяк — слишком много утекло через прорыв.
Майя оттолкнулась руками, нащупала ступнями изгиб тоннеля, молясь, чтобы не напороться на штырь. Мозг реагировал слабо. Не потерять бы сознание, испугалась она.
Очень скоро Майю схватили за лодыжки — это Ламброзо тянул ее на себя.
— Что случилось? — спросил он. — Из тоннеля вдруг повалил песок. Вы не ранены? Все хорошо?
Сорвав с лица маску и выплюнув загубник, Майя судорожно и глубоко вдохнула. Легкие горели. Ей будто хорошенько дали под дых. Ламброзо что-то говорил, но она не отвечала, не могла говорить. В мозгу пульсировала одна-единственная мысль: «Я жива».
На шейном шнурке болтался фотоаппарат. Майя сняла его и протянула Ламброзо, словно драгоценный камень.
На следующее утро в восемь часов Майя сидела за столиком в открытом кафе на площади Сан-Лоренцо-ин-Лучина, всего в сотне ярдов от дома, под которым были скрыты солнечные часы. Прямо под ногами у Майи таилось прошлое, текли сквозь тьму невидимые реки. Казалось, стоит закрыть глаза, и вновь окажешься в подводной ловушке…
Но что думать об этом! Майя сознавала, что жива, это главное. Мир вокруг казался таким простым и в то же время столь прекрасным. Девушка провела рукой по гладкой мраморной крышке стола. Официант принес капуччино и кусок персикового пирога, украшенный стебельком мяты; корочка была легкой, слоеной, а сладкий персик прямо таял на языке.
На ажурной металлической спинке стула висел футляр с мечом, но Майе хотелось бросить все и пойти гулять по площади. Зайти в каждый магазин — выбрать себе духи или шелковый шарфик.
Когда она доедала пирог, подошел Ламброзо. Оценщик был одет в свой обычный черный костюм. Под мышкой он нес кожаную папку.
— Виоп giorno, Майя. Come sta?[17] Рад снова вас видеть сегодня утром. — Он сел и заказал капуччино.
— На прошлой неделе при мне какой-то турист попросил капуччино — в пять вечера, представляете? Но здесь Рим, а не «Стар-бакс»! Официант был глубоко оскорблен. Надо над входом в каждое кафе повесить табличку с надписью: «Заказывать капуччино после десяти утра — противозаконно».
— А как насчет эспрессо? — улыбнулась Майя.
— О, это еще куда ни шло. — Открыв папку, Ламброзо достал конверт, в котором принес глянцевые фотографии. — Вчера вечером я распечатал снимки. Вы хорошо потрудились, Майя. Все надписи отчетливо видны.
— Точка проникновения упоминается?
— На диске указано расположение мест, которые в нашем понимании считаются «реальными», и тех, которые могли бы связать вас с параллельным миром. Взгляните… — Ламброзо положил на стол перед Майей один снимок. — Надпись на латинском, относится к Aegyptus — так римляне называли Египет. Со смертью Клеопатры он стал частью Римской империи. Справа от латинской надписи — надпись на греческом.
Пока Майя разглядывала греческие и латинские письмена, Ламброзо отпил кофе.
— В надписях встречается слово, которое можно перевести как «проход» или «портал». — Взяв снимок, Ламброзо перевел: — Божественный портал был вывезен из Иудеи в Та-Нетер, в Землю богов.
— Иными словами, где портал — мы не знаем?
— Не согласен. Указания здесь даны так же отчетливо, как и в любом туристическом путеводителе. Иудея — это римская провинция со столицей в Иерусалиме. Та-Нетер, или Земля богов, была известна как Пунт; находилась, предположительно, на востоке Африки.
— Понятно… Но, Симон, — Майя пожала плечами, — объясните, разве портал реально… куда-то вывезти?
— Из Иерусалима в Эфиопию вывозили только один предмет. И «портал» в наши дни зовется не иначе как Ковчегом Завета.
— Но это же легенда, — возразила Майя. — Вроде Атлантиды или короля Артура.
Наклонившись к ней через столик, Ламброзо проговорил низким голосом:
— Признаюсь, я не читал книг о короле Артуре, но о Ковчеге Завета знаю довольно-таки много. Это ларь из акации, обитый изнутри и снаружи чистым золотом; крышка — каппорет — тоже из золота. В Библии даны точные размеры: два с половиной локтя в длину и полтора локтя в ширину и в высоту. Ковчег сделали иудеи во время Исхода. Позже он занял почетное место в Первом храме царя Соломона. Принято считать, что в Ковчеге хранились Скрижали, однако логичнее предположить, что это некая точка проникновения, которая находилась в святая святых — в самой дальней части храма.
— Но разве Ковчег не был уничтожен ассирийцами?
— Вы хотели сказать, вавилонянами, — улыбнулся Ламброзо. — Все источники сходятся в том, что на момент захвата Иерусалима Навуходоносором Ковчега в храме не было. Вавилоняне составили подробную опись трофеев, и Ковчег среди них не значился. Знаменитый Медный Свиток — один из Свитков Мертвого моря, найденных в тысяча девятьсот сорок седьмом, — открыто говорит, что до вторжения иудеи создали Мишкан, переносной храм для реликвии, с которым благополучно покинули Иерусалим.
