Курт Воннегут - Сирены Титана
В долбленке у Константа лежали шесть яиц ржанки, две кварты дикой титанической клубники, трехгаллонный торфяной горшок с перебродившим молочком маргариток, бушель семян титанических маргариток, восемь книг, которые он брал почитать из дворцовой библиотеки, насчитывавшей сорок тысяч томов, и самодельная метла с самодельным совком для мусора.
Констант вел натуральное хозяйство. Он выращивал. собирал и делал своими руками все, что ему было нужно. И необычайно этим гордился.
Беатриса не нуждалась в помощи Константа. Румфорд оставил в Тадж-Махале грандиозные запасы земной еды и земных напитков. У Беатрисы всего было вдоволь, и запасы были неистощимы.
Констант вез Беатрисе местные лакомства только потому, что гордился своим искусством лесного жителя и сельского хозяина. Он очень любил показать, какой он замечательный добытчик.
Это стало для него необходимостью.
Констант прихватил с собой щетку и совок по той причине, что во дворце у Беатрисы всегда накапливались кучи отбросов. Беатриса сама никогда не занималась уборкой, так что Констант пользовался случаем и убирал мусор, когда бывал у нее в гостях.
Беатриса Румфорд была жилистой, одноглазой, темнокожей старой леди с золотыми зубами – сухой и крепкой, как спинка стула. Но ни физический урон, ни пережитые страдания не могли скрыть благородства старой леди – сразу был виден высокий класс.
Каждому, кто понимал, что такое поэзия, смертность и чудо, гордая подруга Малаки Константа со своими высокими скулами показалась бы прекрасной, насколько это возможно для человеческого существа.
Не исключено, что она слегка повредилась в рассудке. На Луне, где кроме нее, жили только два человека, она писала книгу под названием «Истинный смысл жизни в Солнечной системе». Это было опровержение теории Румфорда, который утверждал, что цель существования человечества в Солнечной системе – помочь застрявшему на Титане гонцу с Тральфамадора снова отправиться в путь.
Беатриса начала писать книгу, когда сын покинул ее и ушел жить к синим птицам. Рукопись, написанная ее рукой, теперь занимала тридцать восемь кубических футов в комнатах Тадж-Махала.
Каждый раз, когда Констант ее навещал, она читала ему вслух новые главы.
Сейчас она как раз читала вслух, сидя в старом кресле Румфорда, а Констант бродил по двору. Беатриса была закутана в белое с розовым покрывало с кровати, которое тоже осталось во дворце. В пушистую ткань были вплетены буквы: «Богу все равно».
Это было собственное покрывало Румфорда.
Беатриса читала, не останавливаясь, словно пряла нить из доводов против воображаемого могущества Тральфамадора.
Констант не прислушивался. Он просто с удовольствием слушал голос Беатрисы – звучный, торжествующий. Он спустился в бассейн и отвинчивал крышку клапана, чтобы спустить воду. Вода превратилась в нечто похожее на гущу горохового супа – так в ней расплодились титанические водоросли. Каждый раз, приезжая к Беатрисе, Констант вступал в безнадежное единоборство с этой массой зеленой тины.
– Я не стану отрицать, – читала вслух Беатриса, – что воздействие Тральфамадора действительно ощущалось на Земле. И все же – те люди, которые служили исполнителями воли Тральфамадора, исполняли ее настолько в своем личном стиле, что можно смело сказать – Тральфамадор практически не имел к этому никакого отношения.
Констант, сидя в бассейне, приложил ухо к открытому клапану. Судя по звуку, вода едва просачивалась.
Констант выругался. Румфорд унес с собой важнейшую тайну, а вместе с Сэло она умерла – как им удавалось, пока они здесь жили, сохранять бассейн в такой кристальной чистоте С тех пор, как этим занимался Констант, водоросли постепенно заполонили бассейн Дно и стенки бассейна заросли покрывалом скользкой слизи, а три статуи на дне – три сирены Титана были погребены под студнеобразной зеленой массой.
Констант знал, какую роль сыграли три сирены в его жизни Он об этом читал – и в «Карманной истории Марса», и в «Авторизованной Библии под редакцией Уинстона Найлса Румфорда» Эти три невиданные красавицы теперь его не особенно трогали – разве что на поминали, что были времена, когда секс его еще тревожил.
Констант выбрался из бассейна.
– Каждый раз стекает все хуже, – сказал он Беатрисе. – Придется откапывать и чистить трубы.
– Вот как? – сказала Беатриса, отрывая глаза от рукописи.
– Да, вот так, – сказал Констант.
– Ладно, делай то, что нужно делать, – сказала Беатриса.
– В этом вся история моей жизни, – сказал Констант.
– Мне только что пришла мысль, которую непременно надо записать, – сказала Беатриса. – Непременно надо, пока она не ускользнула.
– Если она побежит в мою сторону, я стукну ее совком, – сказал Констант.
– Погоди, помолчи минутку, – сказала Беатриса. – Дай мне сосредоточиться, найти нужные слова.
Она встала и ушла во дворец, чтобы ее не отвлекал ни Констант, ни кольца Сатурна.
Она долго смотрела на громадный портрет ослепительно чистой девочки в белом, держащей в поводу собственного белоснежного пони.
Беатриса знала, кто это. На картине была прибита бронзовая дощечка с надписью: «Беатриса Румфорд в детстве».
Контраст был поразительный – контраст между маленькой девочкой в белом и старой женщиной, которая ее разглядывала.
Беатриса резко повернулась спиной к портрету, снова вышла во двор. Теперь мысль, которую она хотела записать для книги, четко оформилась у нее в голове.
– Самое худшее, что может случиться с человеком, – сказала она, – это если его никто и ни для чего не использует.
Эта мысль ее успокоила. Она прилегла на старый шезлонг Румфорда, посмотрела на фантастически красивые кольца Сатурна – Радугу Румфорда.
– Благодарю тебя за то, что ты мной воспользовался, – сказала она Константу. – Несмотря на то, что я не желала, чтобы кто-нибудь ко мне прикасался.
– Не стоит благодарности, – сказал Констант.
Он принялся подметать двор. Мусор, который он выметал, состоял из песка, принесенного ветром, кожуры семян маргариток, скорлупы земных арахисовых орехов, пустых банок из-под курятины без костей и скомканных листов писчей бумаги. Беатриса питалась главным образом семенами маргариток, арахисом и готовыми куриными консервами – их даже не надо было разогревать, так что она могла есть, не отрываясь от рукописи.
Она умела есть одной рукой и писать другой – а ей больше всего на свете хотелось успеть записать все, все.
Не закончив подметать, Констант на минуту остановился посмотреть – как там стекает вода из бассейна.
Вода стекала медленно. Студенистая куча водорослей, закрывавшая сирен Титана, едва показалась над зеркалом воды.
