Дмитрий Поляшенко - Тени у порога
Трайнис шумно вздохнул.
— Мне тоже очень жалко корабль, — сказал Роман.
Трайнис нервно усмехнулся:
— Только сейчас дошло, как нам повезло.
— До меня тоже.
— Не спешите, — строго сказал Лядов. — На Земле скажете.
— Ты прав, — спохватился Трайнис.
Над головами широко замелькали сполохи, по гладким изгибам лежаков поползли разноцветные пятна.
— Обратите внимание, — сказал Ангрем.
Потолок исчез. Взгляды провалились в открывшуюся под невероятным углом перспективу Камеи с высоты птичьего полета, словно их толкнули к краю открытой диафрагмы грузового люка транспортника. Руки вцепились в нежно-податливый материал лежаков.
Густая пена леса ползла необъятным зеленым панцирем невообразимо гигантского существа, чудовищной зеленой лавиной от горизонта до горизонта, и движение это было не остановить. Глядя сверху, с большим трудом можно было представить пеший поход по дну этих зарослей Вадковский ощутил смутную гордость за себя и друзей.
— Надо посетить несколько интересных районов планеты, — сказал Ангрем. На потолок он не смотрел. — Это не просто корабль, а большая серьезная лаборатория. Первый район — побережье океана.
— Отлично, — сказал Вадковский. — Надоели эти деревья.
— Долго идти до берега? — спросил Трайнис.
— Нет, — ответил стеллармен.
— Наш зонд был уничтожен, идя на максимальном ускорении, через несколько минут.
— Этот корабль умеет быть невидимым для Камеи, но для этого мне надо вернуться. Я знаю, что вы испытываете при этом неприятные ощущения, но здесь я бессилен. Симбиоз с машиной существует только в мире сверхвосприятия. Нам надо очень многое успеть сделать.
— Ангрем, — растерянно сказал Вадковский, — простите. Чтобы не отвлекать вас потом. Где нам можно помыться, поесть?
Только сейчас экипаж «Артемиды» вспомнил о грязнущих рваных комбинезонах. Покрытая разноцветной грязью, соком раздавленной зелени, пылью одежда их дико смотрелась на опалово-молочных вздутиях кресел-диванов, точнее, все же, лежаков — слишком они были громоздки. А так же вспомнили об ушибах, царапинах, незнакомой раньше глубокой усталости, замешанной на столь же незнакомом чувстве постоянной загнанности в угол.
— Раздевайтесь. Грязное бросайте на пол. Ложитесь на... — стеллармен недоуменно замолчал, не найдя общее название предмета, и показал на лежак рукой. В представлении звездных людей сей предмет никак нельзя было назвать «креслом», а других аналогий в привычных понятиях он не вызывал.
— А если нам надо будет... — начал Вадковский.
— Давай, Ромка, — сказал Лядов, потянув застежку на комбинезоне. — Все правильно.
— Извините за причиняемые неудобства, — сказал стеллармен. — Корабль не был рассчитан на встречу.
— Ясно, — сказал Трайнис. — Никто не верил, что здесь могут оказаться живые люди.
Ангрем смежил веки. По троим беглецам ударил невидимый шквал. Все невольно-привычно поморщились, кто-то схватился за виски. По лицу стеллармена стремительно побежали волны мимики, затрепетали пальцы, даже тело его мелко задрожало. Наконец все успокоилось — лишь лицо подрагивало в области напряженной внимательности. Значит, то, что он сейчас видел своим особым зрением, было не таким уж безоблачным.
Поглядывая на экран и на звездного человека, все зашуршали, задвигались.
Плавно ползущая чаша над головой повернула и поползла в другую сторону, потом слилась в мутно-зеленый поток — корабль стеллармена взял курс на океан. Трайнис цокнул языком, с завистью смотря вверх.
— Есть-то как? — шепнул Вадковский, немилосердно дергая намертво заевшую застежку на груди.
— Лучше спроси, как быть после еды, — в полголоса отозвался Трайнис. Он аккуратно поставил на пол в ногах лежака заметно разбитые ботинки. В трещинах подошвы застряли мелкие камешки и травинки.
Вадковский с сожалением осмотрел комбинезон. Достал нож и надрезал ворот. С усилием разорвал ткань до пояса. На чистый пол посыпалась высохшая грязь. Вадковский скинул вконец изуродованный комбинезон, оглядел себя и вздохнул. Пожалуй, впервые в жизни на его теле сразу и в таком количестве присутствовала въевшаяся обширной татуировкой черная грязь, синие и желтые ссадины, темно-красные, едва затянувшиеся царапины. Он поднял глаза.
Лядов и Трайнис выглядели не лучше. А с левого бока Слава производил впечатление чудом выжившего в планетарной катастрофе.
Раздеваясь, с сомнением смотрели на лежаки. Этот звездный человек вообще понял, что имелось в виду? Всем известно, что стеллармены вмешались даже в метаболизм.
Лядов, пятнистый от грязи, поймал взгляд Вадковского и покосился на свое забинтованное плечо. Бинт был лохматым и черно-бурым.
Все трое улеглись. На этот раз тело не повисло в невесомости, а провалилось в шелковистую глубину. От мгновенного страха подвело в животе. Снаружи осталась только голова. Но тесное облако тугих пузырьков обняло, подхватило, стало выталкивать на поверхность. Щекотное мельтешение по коже напоминало прохладное кипение. Затем из далеких недр поднялось что-то горячее, обволакивающее. Оно убаюкало, успокоило. Тело стянули эластичные ленты, потом по нему побежали горные реки, пробарабанили маленькие камнепады, легко ступая, прошлись поющие феи — и все растворилось в блаженстве бесконечности. Глаза закрылись. Потом все трое погрузились в сон. В легкие вошли запахи волшебных трав и свежесть снежных горных вершин.
Проснувшись, они обнаружили себя чистыми и невероятно легкими, как после бани. То есть сначала было ощущение некоей бесформенной чистоты, даже воздух показался другим, Скосили едва открывающиеся глаза: кожа действительно стала чистой, только слабые следы темнели на месте самых страшных синяков, да у Лядова на левом предплечье коротким нотным станом тянулись четыре розовые полоски. А еще все чувствовали себя сытыми. И это было странно, так как сытость не связывалась с привычным неторопливым сидением за столом и вообще с какой-либо трапезой. Говорить не хотелось, чтобы не нарушить блаженного состояния новорожденного. Вадковский расслабленно поднес к лицу ладонь. Подушечки пальцев были розовыми, как у младенца. Он уронил руку.
Вместо грязных комбинезонов в ногах лежали мягкие ворохи неярких оттенков. Одежда оказалась похожей на ту, что была на стеллармене. Вадковский потрогал ее большим пальцем ноги. Двигаться было лень.
Одежда легко скользнула по коже, ни за что не цепляясь. Кое-как облачившись, Лядов с Трайнисом, разморенные, упали навзничь. Лядов сразу заснул. Трайнис сквозь ресницы героически пытался смотреть на экран. Вадковский сел по-турецки. Борясь со сладким гудением в теле, тоже поднял глаза к потолку.
