Александр Романовский - Ярость рвет цепи
Появление волка, как ни странно, не вызвало у них любопытства. Каждый, обернувшись на мгновение, бросал быстрый взгляд на мохнатого узника и тут же отворачивался. Это происходило поочередно, будто по неслышной команде – ни на секунду полуголые бородачи не остались без присмотра.
Отметив все эти подробности, Курт посмотрел подальше. Там, в отдалении блестела под солнечными лучами какая-то конструкция. Более всего она походила на летающую тарелку из дешевого фантастического фильма, которая потерпела крушение в какой-нибудь пустыне и выгорела до самого остова. Этот каркас был врыт большей частью в землю, сверху же возвышалась “крыша” в форме полусферы.
Волку стало любопытно. Отчего-то странная конструкция сразу же привлекла его внимание. Что-то ему подсказывало, что именно с нею будут связаны какие-то события в его дальнейшей жизни.
Царила тишина. Немая сцена явно затягивалась.
Поскольку Таран не произносил ни слова, Курт расценил это как некоторую степень свободы. Ему дали возможность принюхаться и оглядеться. Поэтому волк двинулся вперед, разминая на ходу затекшие лапы и плечи. Спешить было некуда, а каркас “тарелки” казался единственной местной достопримечательностью, достойной внимания.
Через считанные секунды он поравнялся с первым парнем в безрукавке. Тот смерил его настороженным взглядом, но даже не попытался заступить дорогу. Остальные также не меняли позиций, хотя происходящее им явно не нравилось. Это было похоже на то, как вышколенные овчарки, завидев волка в непосредственной близости от стада, не могут сдвинуться с места без команды хозяина.
Курт шел дальше, не обращая внимания на кого-либо в отдельности. Путь его лежал по диагонали, через весь двор – как и любая другая прямая, данный маршрут также был максимально коротким. Поэтому Курту пришлось ступить на тренировочную площадку.
Запах пота и немытого тела сгустился вокруг, стал почти осязаемым. Полуголые бородачи, стоявшие на дороге у волка, заблаговременно расступались в стороны. Они делали это отнюдь не поспешно, как трусливые шавки, а рассчитано и плавно, будто совершали обходной маневр, целью которого было зайти противнику в тыл. Именно по этой причине у Курта создалось впечатление, что “овцы” в этом стаде и сами с клыками, как на карикатуре, виденной давным-давно, в прошлой жизни, на которой из-под овечьих шкур друг на друга таращились голодные волчьи морды (картинка осталась в убежище, в сортире для щенков).
Вздумай Таран что-нибудь сделать, Курту пришлось бы несладко. Деревянные мечи, хотя у них и не имелось режуще-колющей кромки, были достаточно массивны, чтобы причинить немало неприятностей – даже волку. Он же был далеко не в лучшей форме. Хэнк, вероятно, также это понимал, и поэтому давал Курту возможность несколько прийти в себя. Но мягкосердечием здесь и не пахло…
Как бы там ни было, бородачи один за другим расступались, пропуская волка. Им тоже не подавали команды, и они дисциплинированно ждали. В собачьем вольере появился новый, чуждый этому месту персонаж. Его запах манил, но и отталкивал одновременно. Аборигены еще не решили, насколько опасен этот чужак и следует ли его опасаться вообще. Однако в разумной предосторожности всегда есть свой резон. Бородачи расступались, но мысленно продолжали оценивать гостя.
Таран и оба помощника шагали следом. Волк чувствовал их запах, узнавал походку и дыхание. Поэтому ему не требовалось оборачиваться – его никто не окликал и, само собой, не пытался прикоснуться.
Первый шок от появления перед таким количеством безволосых в чем, как говорится, волчица родила (впрочем, за минувшие годы шерсть у Курта изрядно отросла), мало-помалу улетучивался. Теперь, как ни крути, в конспирации отпал всякий смысл. Да и вообще, Курт все равно ничего не мог с этим поделать, а потому и беспокоиться также не имело смысла.
Он остановился в нескольких шагах от металлической “тарелки”. Внутри, как и следовало ожидать, не было ни препарированных трупов пришельцев, ни людей в похоронных костюмах, ни каких-либо прочих доказательств внеземного происхождения данного объекта.
Однако предположение волка подтвердилось – большей частью конструкция действительно находилась под землей. Там был своего рода котлован с ровным полом, также посыпанным желтым песком. Высота стен ямы насчитывала не менее двух с лишним метров. Далее находился, собственно, металлический каркас-полусфера из стальных труб и полос, накрепко приваренных друг к другу. В противоположной стене виднелась дверь – широкая решетка, в которую без труда протиснулся бы даже увалень-Хмырь. Всего высота сооружения – от усыпанного песком пола до металлического потолка – составляла около пяти метров. Не так уж и мало, принимая во внимание назначение конструкции, о котором Курт уже начинал догадываться.
Это был Колизей, словно перенесенный из Древнего Рима. Но, как и в любой машине времени, существование которой никогда не отрицалось, хотя и не признавалось официально, процесс переноса не прошел гладко, что естественно, ведь пролетели сотни лет, изменились исторические, социальные, культурные и прочие реалии, да что там говорить – изменился и сам homo sapiens.
Перемещаясь во времени и пространстве, древнеримский Колизей не мог не испытать на себе всех этих пертурбаций. Скользя по волнам времени, он уменьшался в размерах, менял чертежи, материалы и планировку, пока не оказался здесь и сейчас, в историко-культурных реалиях Клоповника – со всеми вытекающими последствиями. Но перед этим, разумеется, ему пришлось пройти стадию “чистой идеи”, когда он существовал в сознании Тарана и более нигде.
Словно почувствовав, что волк думает о его (ни в коей мере не скромной) персоне, Хэнк подал голос:
– Ну-ка, парень, покажи им. Давай.
Курт недовольно поморщился, но усилием воли сдержался. В другой раз он послал бы безволосого подальше… А сейчас, похоже, выбирать особо не приходилось.
И все же Курт проворчал себе что-то под нос, чтобы послушание не казалось слишком поспешным.
– А затем присел, мощно оттолкнулся ногами от земли и взмыл в воздух. На лету он успел перекувыркнуться через голову – изумленные лица безволосых мелькнули смазанными пятнами, – а затем приземлился на самую верхушку металлического Колизея. Ширина оного сооружения составляла не менее семи-восьми метров. Поэтому прыжок волка, совершенный практически с места, да еще и на “холодные” мышцы, просто не мог не произвести должного впечатления.
(Курт мог бы клясться сколько угодно, что ему на это наплевать, однако в глубине души он чувствовал актерский кураж.) Так и случилось. Двое-трое бородачей хлопнули в ладоши.
