Александр Романовский - Ярость рвет цепи
– Солнечный свет, – сказал Курт. – Цветы, детский смех, звезды. Запах женского тела. Свобода. Таран поморщился:
– Это все ерунда, поверь. Почувствовать, как твой клинок вонзается в глотку противника – вот ради чего стоит жить! Кровь хлещет на арену, но ты стоишь в лучах своей славы, а вокруг грохочет толпа! – Безволосый зажмурил глаза. Лицо его приняло восторженно-мечтательное выражение. В этот момент, вероятно, он и впрямь слышал далекие аплодисменты.
Волк же слышал сирену кареты скорой психиатрической помощи. Перед ним стоял больной с запущенной формой шизофрении, сомневаться не приходилось. Только полный псих мог говорить такие вещи. Но шрамы, что усеивали дубленую кожу лица и кистей, служили наглядным подтверждением того, что все это отнюдь не безобидный бред.
… И Курт находился в полной его власти.
– Не смотри на меня так, – сказал Таран. – Я не психопат. Во всяком случае, не менее нормален, чем большинство жителей Клоповника. Если, конечно, в этом отношении вообще уместно говорить о нормальности. Нас, аборигенов, остальное Гетто кличет “клопами”… Ну а в Ульях, судя по всему, вообще не подозревают о нашем существовании… – Взгляд безволосого затуманился. Он, похоже, вновь подключился к главному серверу своей фантазии.
Там, вероятно, плескались аплодисменты, гремели овации, тысячи обитателей Ульев выстроились в очередь, чтобы приветствовать гладиаторов, и лично – великого Хэнка Тарана.
– Ну, что там с боями? – поторопил его Курт.
Таран споткнулся на красной ковровой дорожке и чуть не растянулся во весь рост… Почитатели испуганно охнули…
– Что? – очнулся он. – А, сейчас покажу. Отойди-ка.
Волк помедлил, но все же отступил от решетки. Один из помощников – по всей видимости, Топор – подошел к двери, вставил ключ и повернул. Взгляд его ни на мгновение не отрывался от неподвижного Курта. Безволосый отступил на то место, где и стоял, не прикоснувшись к двери.
Волк ждал.
– Теперь иди вперед, – велел Таран. – Но смотри, без фокусов… – Толстая рука полезла за ворот, нащупав там небольшой черный “кулон”. – Не успеешь и глазом моргнуть, как снова почувствуешь себя на электрическом стуле. Надеюсь, все ясно?
Курт покорно кивнул. Он не сомневался, что реакция Хэнка и впрямь не уступала рефлексам кошки, угодившей на раскаленную крышу. Поэтому следовало выждать и на время воздержаться от поспешных действий. Курт пока не находил выхода из положения, во всяком случае, такого, в который можно протиснуться, не ободрав при этом половину шкуры. ПОКА. Волчий инстинкт подсказывал, что, попав в клетку, следовало обуздать свою гордыню, притворившись послушным и почти ручным. Чем раньше безволосые поверят его актерской игре, тем, разумеется, лучше.
– Я все понял, – сказал он. – Можете не сомневаться.
Таран окинул его подозрительным взглядом, но промолчал.
Курт мысленно обозвал себя идиотом. Он поспешил. Таран был кем угодно, но не доверчивым глупцом.
– Отойдите, – буркнул волк. – Не путайтесь у меня под ногами, или же я за себя не ручаюсь…
Безволосые молча отступили к задней двери.
Курт медленно распахнул свою – медленно и осторожно, прислушиваясь к звуку, с каким поворачивались металлические петли. Шагнул за порог. Безволосые тем временем успели войти в проем. Таран за-, мыкал шествие, пятясь спиной вперед и не выпуская “кулона” из правой ручищи.
Курт двигался следом, сжав кулаки и челюсти.
Он изо всех сил старался не прибавлять шага. Еще слишком рано, твердил он себе. Остынь, погоди… Сейчас следовало оглядеться, разузнать, где же, в сущности, он обретается. Если бы даже волку удалось совершить безошибочный прыжок, отобрать пульт управления и прикончить троих безволосых, этого было недостаточно. Ему еще требовалось выбраться наружу и совершить побег, но КУДА и ОТКУДА?
В одном Курт был уверен – Ульями тут и не пахло. Волка убедили в этом скорее грязные каменные ступени, чем слова Тарана. Ни в одном Улье таких отродясь не бывало, разве что какой-нибудь экстравагантный богач решился воссоздать на собственном ярусе обстановку Клоповника “каков он есть”, заменив ради этого привычную роскошь безумно дорогими бутафорскими развалинами – результатами усердных стараний десятков декораторов… Нет, в Ульях даже на технических уровнях все блистало чистотой…
Подумав об этом, Курт вспомнил убежище. Волчье сердце в который раз превратилось в холодный, мертвый осколок льда. Там уже не могло остаться места для света, цветов и детского смеха.
Таран, пятясь, опережал пленника на несколько ступеней. Вскоре помощники распахнули очередную дверь, и лестницу затопил яркий свет. Курту резануло по глазам, он крепко зажмурился, но, не останавливаясь, продолжал подъем.
Он отлично ориентировался и с закрытыми глазами. Для того чтобы без ошибок переступать с одной ступени на следующую, ему вовсе не требовалось смотреть себе под ноги. Он слышал, как впереди сопят Таран и оба подручных, как они ступают по грязным камням и, шаркая подошвами, переходят металлический порог. Еще волк слышал, как на лестницу, скользя по ступеням, льются звуки внешнего мира. Там были голоса, шаги, звон и какие-то странные стуки. Дневной свет Курт ощущал кожей.
За одну ступень до порога он медленно приоткрыл глаза. Порог и впрямь был металлическим, как и широченная дверь с массивными замками. Всего волк насчитал девятнадцать ступеней. Двадцатой служил порог. Не так и много, но и не мало.
Курт с детства привык к длинным, утомительным подъемам и спускам в лестничной шахте. Там, глубоко под землей, он был дома. Здесь он был в узилище, но от поверхности его отделяли считанные метры…
Таран с подручными поджидали его, остановившись в нескольких метрах от двери. Хэнк успел снять блестящую цепочку, и теперь она демонстративно свисала из здоровенного кулака. От Курта, разумеется, это не укрылось. Он переступил порог, не переставая щуриться, – солнечный свет по-прежнему резал глаза. Это наводило волка на некоторые сомнения по поводу того, какое вообще сейчас время суток и солнечный ли это свет…
Звуки и запахи, в отличие от зрения, успели образовать не в пример более цельную картину. Там было большое пространство; и стены, от которых, словно мячики, отскакивали гулкие звуки; и мускусный запах пота; и шорох ног по песку; и запах жареного мяса, от которого у волка сразу же свело желудок…
Он наконец широко открыл глаза и посмотрел вокруг.
Увиденное не впечатляло. Со всех четырех сторон высились серые стены. Массивное здание было замкнуто само на себя, словно змея, вцепившаяся в собственный хвост. Четыре этажа, пустой и безликий архитектурный портрет. Плиты бетона соседствовали с каменной кладкой, разномастными кирпичами и даже деревом. Общее впечатление создавалось такое, будто возведение этого “шедевра” доверили ребенку-великану, страдающему синдромом Дауна. Он строил квадратный замок наподобие того, как обычный ребенок строил бы дом из пластмассовых кубиков.
