Василий Головачев - Мегаморф, или Возвращение Реликта
– Клёпаный бабай! – замерла Истома. – Здесь кто-то есть!
– Не здесь, – тихо возразил он. – Это тартарианин… блэкбран. И его поводыри – Кроули, старший и младший.
– Далеко?
– Километров восемьсот отсюда.
– Орки их задери! Можем спокойно отдохнуть.
– С ними ещё кто-то…
– Ты о чём?
– К ним присоединился… нет, наоборот. – Ясену стало жарко.
– Говори конкретнее, – рассердилась Истома.
– Такое впечатление, что тартарианин разделился… или выпустил мелкого зверя. Он бежит к нам, причём очень быстро, и пахнет от него…
– Пивом, – подсказала проехавшая мимо Делия.
Ясен качнул головой, не реагируя на шутку.
– Не пивом… он очень агрессивен.
– Тьфу-тьфу! – суеверно сплюнул Димитр, отмахнувшись указательным пальцем за ухом.
– Ты его и вправду чуешь?
Ясен кивнул.
– Когда его ждать?
– Не знаю, часа через четыре, если он будет бежать с той же скоростью.
– Всё равно успеем отдохнуть. А там посмотрим, что это за зверь.
Они споро поставили палатки, развели костёр из стеблей сухой узловатой травы, которой здесь было предостаточно.
Поужинали.
Пилип взялся за свою свирель.
– Спели бы, – поддела дебрян Истома, с удобством устраиваясь на подстилке. – Ты утверждал, что вы поёте по вечерам.
– Поём.
– А сам умеешь?
Ясен переглянулся с разведчиком, поднёсшим к губам простенькую деревянную трубочку с дырочками. Захотелось отказаться, так как в тоне речи геянки сквозила издёвка. Оживились и её подруги, не особенно пряча усмешки.
– А чего ж не спеть? – поднял брови разведчик. – Давай нашу?
– Давай, – кивнул Ясен и мягко начал:
Выйду ночью в поле с конём…
Выйду ночью в поле с конём.
Ночкой тёмной тихо пойдём.
Мы пойдём с конём по полю вдвоём,
Мы пойдём с конём по полю вдвоём.
Ночью в поле звёзд благодать…
В поле никого не видать.
Только мы с конём по полю бредём,
Только мы с конём по полю бредём…
Геянки перестали хихикать.
Глаза Истомы стали круглыми.
Сяду я верхом на коня,
Ты неси по полю меня.
По бескрайнему полю моему,
По бескрайнему полю моему…
Закружилась голова, пахнуло свежим ветром, в небе загорелись звёзды – на краткий миг, доступный воображению.
Три мужских голоса – подпели Димитр и малоразговорчивый Иваник – слились в один, вернулись эхом:
Дай-ка я разок посмотрю —
Где рождает поле зарю.
Ай, брусничный цвет, алый да рассвет,
Али есть то место али его нет…
Слеза навернулась на глаза. Природное, старое, русское, сакральное – где ты?
Будет добрым год-хлебород,
Было всяко, всяко пройдёт.
Пой, златая рожь, пой, кудрявый лён,
Пой о том, как я в Россию влюблён!..
Пой, златая рожь, пой, кудрявый лён…
Мы идём с конём по полю вдвоём.[9]
Песня закончилась, угас хрустальный родничок свирели, стало совсем тихо.
– Великая Гея! – прошептала потрясённая Истома. – Я никогда не думала, что так можно петь!
Пилип подмигнул Ясену. Тот слабо улыбнулся в ответ, ощущая внутреннюю гармонию. Он был счастлив.
– Спойте ещё, – попросила Делия; она теперь всегда садилась ближе к Пилипу, разведчик ей явно нравился.
Ясен заколебался, но мысль, что перебор не нужен, решила ситуацию.
– В следующий раз. У нас и так мало времени на отдых.
Истома поняла его переживания, прищурилась, готовая поддразнить или настоять на своём. Ясен послал ей мысленный букет белых цветов, и она, раскрыв глаза, забыла о своём желании.
– Всем спать!
Геянки одна за другой скрылись в своих палатках. Истома кинула на Ясена задумчивый взгляд, задержала полог.
– Можем дежурить по очереди.
– Не надо, – отказался он.
Дебряне остались одни у догорающего костра.
– Хорошо спели, – шепнул Пилип. – Делия даже прослезилась.
– Хорошо играл, – ответил Ясен, не менее задумчивый, чем Истома. – Ложитесь, я подежурю.
– Лучше я, командир, – предложил Димитр.
– Всем спать!
Дружинники полезли в палатку; в отличие от геянок у них была одна на четверых.
Ясен пошевелил остатки травы, подождал, пока погаснет последняя искра, встал и бесшумно прошёлся вокруг лагеря.
Расий скрылся за Пределами Равнины окончательно. Стемнело и похолодало. По небу разбежались световые вуали, которые, как теперь знал Ясен, представляли собой вторичные электрические разряды, сотрясающие границы атмосферы на высотах от двухсот до пятисот километров.
Он пристально вгляделся в небо и даже испугался, когда перед ним вдруг открылась потрясающая глубина, напоминающая жемчужные россыпи на дне моря. Видение длилось несколько мгновений, зачаровав его до полного растворения в красоте. Поэтому он не почувствовал движения сзади, лишь потом сообразил, что происходит.
Как и в доме Миличей, к его спине прижалась горячее тело Истомы, руки девушки обхватили грудь, а когда он заторможенно повернул голову – губы обжёг горячий поцелуй…
И всё кончилось!
Истома разомкнула объятия, невидимой тенью скользнула в палатку. Слуха коснулись нежные замирающие слова:
– До чего же ты робок…
Кровь бросилась в лицо.
Ясен встряхнул головой, очнулся, проводил взглядом ещё одну фигуру: Пилип исчез в палатке Делии. На губах всё ещё горел поцелуй Истомы. Ясен дотронулся пальцем до губ, сдержал разогнавшееся сердце. Очень хотелось последовать примеру разведчика, и сердце звало в неизведанные приключения, и девушка ждала в палатке, затаив дыхание… и что-то сдерживало его, как напоминание о долге, хотя о долге он сейчас думал меньше всего.
Через час Ясена сменил Димитр.
Ещё через три часа отряд сел на мотоциклы и после символического завтрака: галеты плюс чай, – направил колёса машин к цели, до которой по расчётам Истомы было не больше двух дней пути.
Девушка вышла из палатки последней, на Ясена даже не взглянула, не сказала «доброе утро», и он пережил неуютное чувство раскаяния, хотя виноватым себя не считал.
– Блэкбран далеко? – спросила геянка, по-прежнему не глядя на него.
– Примерно в четырехстах сорока километрах, – ответил он сдержанно.
– Поехали.
Из-под заднего колеса мотоцикла Истомы ударила струя песка, и она унеслась в утренний туманчик. Геянки последовали за начальницей, не глянув на мужчин.
