О времени, о душе и всяческой суете - Браннер Джон

– Доктор Котивала – замечательный человек, – продолжала старшая медсестра. – Его все любят. Я знавала родителей, которые советовались с астрологами не для того, чтобы определить самый удачный день для рождения ребенка, а просто чтобы удостовериться, что он появится на свет во время смены доктора Котивалы в родильном отделении.

Смены? Ах, да, тут работают три дня посменно. Чанс снова подумал о конвейере. Но эта слишком продвинутая концепция плохо сочеталась с обращением к астрологу. Что за безумная страна! Чанс подавил дрожь и признал про себя, что обрадуется, когда ему позволят вернуться домой.

Потом он долгое время молчал, подмечая то, на что раньше не обратил внимания: когда схватки чуть отпускали, роженицы открывали глаза и полным надежды взглядом следили за передвижениями доктора Котивалы по палате, как будто хотели пригласить его провести минуту-другую возле их койки.

На сей раз их надежды пошли прахом. В дальнем конце палаты обнаружился случай тазового предлежания плода, и, чтобы развернуть младенца, требовалось действовать аккуратно и тщательно. Красивая смуглая девушка лет пятнадцати в защитной одежде наклонилась рассмотреть, что делает доктор, и подала руку напряженной, испуганной роженице, чтобы та могла ухватиться за нее для успокоения.

По личным стандартам Чанса, в Котивале не было ничего необычного. Врачом он был явно компетентным и нравился пациенткам, но в то же время был старым и медлительным. Сразу бросается в глаза, как к концу смены он с трудом передвигается: явно устал.

С другой стороны, нельзя не восхищаться проявлением человеческого участия на этой родильной фабрике. Едва приехав, Чанс спросил старшую медсестру, сколько в среднем пациентки оставались в больнице, и она с легкой улыбкой ответила:

– О, двадцать четыре часа, если легкий случай, и, может, тридцать шесть, если есть осложнения.

Глядя на доктора Котивалу, можно было решить, что у него в запасе куча времени.

С точки зрения американца, даже это не позволяло претендовать на святость, но индийцы, несомненно, воспринимали все иначе. Медсестра предупредила его, что сейчас самое напряженное время, через девять месяцев после крупного весеннего религиозного праздника, считавшегося благоприятным периодом для прибавления в семье. Предупреждение не подготовило его к реальности: больница оказалась забита под завязку.

Хотя могло быть и хуже. Он содрогнулся. Большую часть проблемы решили, но каждый день по-прежнему появлялось сто восемьдесят тысяч новых ртов, которые надо было кормить. На пике демографического взрыва их было около четверти миллиона в день, но современное образование оказало необходимое воздействие, так что даже в Азии, Африке и Южной Америке люди начали сознавать необходимость планировать рождение стольких детей, скольких они могли кормить, одевать и отправить в школу, и кризис стал не таким острым.

Тем не менее пройдет много лет, прежде чем дети этого наводнения рождений станут учителями, рабочими, врачами, способными справиться с этими невероятными трудностями. Эти размышления привели его к теме, которая в последнее время часто его занимала, и он, сам того не желая, проговорил вслух:

– Для этого следует выбирать как раз таких людей, как он!

– Прошу прощения? – переспросила медсестра с совершенно британской вежливостью. Колониальное правление оставило на интеллигенции этой страны неизгладимый след.

– Да нет, ничего, – пробормотал Чанс.

– Но разве вы только что не сказали, что кто-то должен для чего-то выбрать доктора Котивалу?

Чанс рассердился на себя, но, вспомнив о дилемме, с которой скоро столкнется мир, не сдержался.

– Говорите, сегодня доктор Котивала работает здесь последний день?

– О да. Завтра он выходит на пенсию.

– Вы нашли ему замену?

Медсестра энергично покачала головой:

– О нет! Физически – да, его смены возьмет на себя другой доктор, но люди, подобные доктору Котивале, редко встречаются в любом поколении, а уж в современном мире и подавно. Нам всем ужасно жаль терять его.

– Ему… э… уже официально пора на пенсию по возрасту?

Медсестра снисходительно улыбнулась:

– В Индии мы не можем позволить себе такую роскошь, как вы, американцы. Мы не выбрасываем полезный материал – это касается и человека в том числе, – пока он не сослужил свою службу.

Не сводя взгляда с престарелого врача, который успешно справился с тазовым предлежанием и занялся женщиной на соседней койке, Чанс сказал:

– Иными словами, он уходит по собственному желанию.

– Да.

– Почему? Утратил интерес к работе?

Вопрос явно ошеломил медсестру.

– Что вы, нет! Хотя не уверена, что сумею как следует объяснить вам его причины… – Она закусила губу. – Ну, он уже очень стар и боится, что однажды ребенок может погибнуть оттого, что у него ослабло внимание. Если такое произойдет, это отбросит его далеко назад на пути к просветлению.

Чанс ощутил собственный прилив просветления. Полагая, что прекрасно понял слова медсестры, он пробормотал:

– В таком случае он, черт подери, точно заслуживает…

И осекся, потому что ему, строго говоря, не положено было думать об этом и тем более говорить вслух.

– Прошу прощения? – сказала медсестра, а когда Чанс покачал головой, продолжила: – Видите ли, в молодости доктор Котивала был последователем джайнизма, а это учение гласит, что отбирать любую жизнь грешно. Когда желание сохранять жизнь привело его к обучению на врача, он вынужден был смириться с тем, что иногда убийство – например, бактерий – необходимо для сохранения человеческой жизни. Однако его доброта по-прежнему зиждется на религиозных принципах, и он бы не вынес, если бы невинный младенец лишился шанса на хорошую, безгрешную жизнь из-за того, что сам он высокомерно продолжает работать, хотя это уже небезопасно.

– Значит, не такой уж он джайнист, – сказал Чанс – на данный момент ему больше нечего было сказать.

Про себя он подумал, что если медсестра говорит правду, то дома, в Америке, остались кое-какие ископаемые, которым не помешала бы доля скромности Котивалы, а то все они продолжают работать как в медицине, так и в других областях, пока их старческое слабоумие не начнет подвергать людей опасности.

– Формально он индуист, как и большинство наших людей, – объяснила медсестра. – Хотя он говорил, что внимательно изучил и буддизм. В конце концов, тот появился из индуистской ереси. – Похоже, ее это не особенно беспокоило. – Боюсь, я все еще не понимаю, о чем вы только что говорили, – прибавила она.

Чанс подумал об огромных фабриках – владениях Дюпонта, Байера, Глаксо и бог знает кого еще, – которые работали денно и нощно и тратили больше энергии, чем миллион женщин, дававших жизнь обыкновенным человеческим существам, и решил, что скоро факты все равно станут достоянием общественности, а значит, он может рискнуть и приоткрыть завесу тайны. От необходимости постоянно держать язык за зубами он впадал в депрессию.

– Ну, я имел в виду, что, если бы я мог что-то решать, люди вроде него были бы первыми в очереди на… э… новейшие медицинские процедуры. Продлить жизнь тому, кто всеми любим и уважаем, на мой взгляд, лучше, чем спасти того, кто держит всех в страхе.

Наступила тишина.

– Думаю, я вас понимаю, – наконец сказала медсестра. – Значит, разработка таблетки от смерти увенчалась успехом?

Чанс вздрогнул. Она опять улыбнулась этой своей кривоватой улыбкой.

– О, при нашей занятости трудно следить за всей научной литературой, но ведь ходят такие слухи, не так ли? Вы там, в богатых странах вроде Америки и России, уже много лет пытаетесь создать препарат широкого спектра против старения, и я думаю – зная ваши страны лишь понаслышке, – что это привело к долгим и яростным спорам о том, кому первому повезет.

Чанс окончательно сдался и кивнул с несчастным видом.

– Да, есть препарат против старения. Он не идеален, но на фармацевтические компании оказывается такое давление, что когда я покидал штаб-квартиру ВОЗ по пути сюда, то уже слышал, что вот-вот заключат контракты на коммерческое производство. Курс лечения будет стоить пять-шесть тысяч долларов и займет от восьми до десяти лет. Думаю, не нужно вам объяснять, что это значит. Но если бы я сам мог выбирать, кто от этого выиграет, я выбрал бы кого-то вроде вашего доктора Котивалы, а не всех этих безмозглых богатых стариков, облеченных властью, которые, благодаря этому прорыву, принесут в будущее свои устаревшие предрассудки!