Алексей Гравицкий - Мама
Изображение исчезло, вдалеке зашуршали помехи, видимо, связь теперь шла с кем-то, кто находился на свежем воздухе.
– Испытательская группа один, – хрипло скрипнул динамик. – Позиция занята. Условия для испытания экспериментального образца оптимальные. Координаты цели соответствуют заданным. Ждем распоряжений.
– Минутная готовность, – повторил Вячеслав и щелкнул тумблером.
18
– Господин генерал, – голос офицера дрожал.
– Вы получили ответ на запрос?
– Да. Белый дом считает, что заявление русских не имеет под собой сколько-нибудь реальных обоснований.
– И что они предлагают?
– На ваше имя поступил приказ ликвидировать террористов и бывшего президента. Вот распечатка.
Генерал оторвался от пульта и принял листы с распечатанным посланием. Усмехнулся.
– Господин генерал, – снова подал голос младший по званию.
– Да.
– Вы тоже считаете, что русские блефуют?
– Вульф. – Генерал посмотрел на офицера, как воспитатель детского сада смотрит на ребенка, испуганного ночным кошмаром. – Русские пятнадцать лет делают то, что хотим мы. Неужели ты думаешь, что такая разработка, о которой они говорят, могла выйти из-под нашего контроля? Что там саперы?
– Просят еще десять минут.
– Пусть поторопятся. Пора заканчивать с решением этой проблемы.
19
Экран снова осветился картинкой. За плечом американского генерала маячил еще один янки.
– Вы еще тут, генерал? – Слава удивленно приподнял брови.
– Последний раз предлагаю сдаться, – отозвался американец. – Через десять минут…
– Вы не дальновидны, генерал, – Вячеслав щелкнул тумблером. – Испытательная группа? Боевая готовность.
– Есть готовность, – донеслось откуда-то издалека сквозь помехи.
– Через десять минут, генерал, вас здесь не будет. Начинаю обратный отсчет, – сообщил Слава. – Десять…
20
…А где-то далеко в Белом городе, запершись в своем кабинете, билась в истерике сумасшедшая баба Юлия Владимировна. Благо звукоизоляция позволяла не сдерживаться, боясь быть услышанной…
21
– Девять…
22
…Рядом, за спиной Вячеслава, застыл бывший президент. Хозяин до последнего момента продолжал спокойно курить. Лишь когда беспредельщик начал считать, замер с трубкой в руке. Трубка потихоньку начала остывать, рискуя погаснуть, но этого сейчас никто не заметил…
23
– Восемь…
24
…Эл беспомощно переводила взгляд с отца на Вячеслава и обратно. Что они делают? Ведь между ними теперь есть что-то. Что-то общее. Между отцом, которого она любит, и которому никогда в этом не признается, и беспредельщиком, которого она тоже любит, но в этом не признается даже себе. Почему? Потому что его не интересует ни она, ни ее чувство. А что интересует его?..
25
– Семь…
26
…Захихикал нервно Вася. Боязливо косился на хозяина и тихо хихикал. Истерично, припадочно, но остановиться уже не мог. И почти никто не узнал бы теперь в этом сумасшедшем шуте гениального ученого. Ученого, принесшего в мир смерть, испугавшегося этой смерти, остановившегося на полпути и потерявшего из-за этого жену и двоих детей. Младшему теперь всегда будет шесть. Всегда! Вечно!!!
Вася снова и снова похихикивал, потеряв уже страх перед грозным бывшим президентом. Впрочем, и эта истерика сейчас никого не трогала…
27
– Шесть…
28
…Офицер, названный Вульфом, все еще стоял за спиной свежеиспеченного генерала. Лоб Вульфа намок от выступившего пота. Крупные капли набухли и блестели, рискуя ринуться вниз струйками пота.
В другое время генерал рявкнул бы на него. Какого черта он здесь делает? Но сейчас все внимание его было приковано к экрану, на котором застыло лицо русского беспредельщика-террориста…
29
– Пять…
30
…А вдруг и в самом деле не блефуют? Мысль была краткой и страшной, как выстрел. На мгновение он почувствовал подступившую совсем близко панику. И тут же отбросил ее от себя. Никакой паники! Никакого страха! Никакого риска. У русских не может быть никакого туза в рукаве. Они просто блефуют.
Нет и не может быть никаких грандиозных разработок за душой у тех, чья промышленность работала под их чутким присмотром пятнадцать лет. Пятнадцать лет под их руководством и на них…
31
– Четыре…
32
…Мамед стоял рядом с хозяином и тихо бормотал проклятия. Проклинал себя, проклинал других, потому что сам был проклят. Потому что ни Аллах, ни Будда, ни Христос, ни Саваоф – ни один из известных богов и ни один из тех, что давно умерли и чьи имена позабыты, не простит того, что сделают сейчас люди.
Не простят того, кто свершит поступок. Не простят того, с чьей подачи этот поступок свершится. И тех, кто молча стоит рядом, тоже не простят. Потому что можно простить преступление против бога, можно закрыть глаза на преступление против человека, но простить преступление против самой жизни, самого бытия нельзя. И вместо молитвы араб, беззвучно шевеля губами, сыпал проклятия…
33
– Три…
34
…В десятке километров от американской базы раскинулось заброшенное, заросшее сорняками поле. Пахать и сеять здесь давно уже было некому. Деревню сожгли напалмом, жителей расстреляли. Тех, кто пытался бежать, добили на дальней цепи блокпостов.
Поле заросло бурьяном, кое-где пробивались молодые березки. Среди травы подрагивал маленький кусочек ультрамарина. Почему же все-таки василек – сорняк?..
35
– Два…
36
…На другой стороне земного шара к небу устремился огромный дом. Бетон, стекло, металл, как пел кто-то когда-то.
Внутри фантастической высотной конструкции, которая могла послужить иллюстрацией к научно-фантастическому роману прошлого века про светлое будущее, шла работа. Тысячи людей и компьютеров скрипели мозгами и процессорами, пытаясь прогнозировать будущее…
37
– Один, – выдохнул Слава.
– Первый экспериментальный образец выстрел произвел.
Хозяин глубоко вдохнул трубочный дым – трубка так и не потухла, – закашлялся.
– Второй экспериментальный образец выстрел произвел, – затараторил динамик. – Третий экспериментальный образец…
Земля, в которую был глубоко зарыт бункер, дрогнула. И в то же самое мгновение исчезло с экрана лицо американца. Просто экран почернел, и там, где была картинка, возникла знакомая надпись:
