Алексей Гравицкий - Мама
No signal
Того, что произошло наверху, так никто из них и не увидел.
Пауза 4
И мы увидим в этой тишине,
Как далеко мы были друг от друга,
Как думали, что мчимся на коне,
А сами просто бегали по кругу.
А думали, что мчимся на коне.
Как верили, что главное придет,
Себя считали кем-то из немногих,
И ждали, что вот-вот произойдет
Счастливый поворот твоей дороги.
Судьбы твоей счастливый поворот.
Но век уже как будто на исходе,
И скоро, без сомнения, пройдет,
А с нами ничего не происходит
И вряд ли что-нибудь произойдет.
Как давно это было. Как странно все это было.
Сейчас мне не хватает того мира. Того простого сложного мира. Именно простого сложного. Я не оговорилась. Как это понять? Я вот думаю, как вам это объяснить. И слов не находится. Странно.
Но вот скажите мне, как можно считать сложным мир, где все делается для упрощения жизни? И как можно считать его простым, если для этого упрощения создаются сложнейшие механизмы, машины, схемы модели поведения, методы влияния на массовое сознание? Нет, это был именно простой сложный мир. Наверное, кому-то он казался миром дьявола, но мне кажется, что скорее это был рай на земле. Эдемский сад. Ведь никто не говорил, что в Эдеме можно все, не наказывают ни за что. В раю тоже есть свои правила, и правила жесткие. А человеки – они всегда остаются человеками. Хоть в раю, хоть в аду. Потому и изгнаны из рая и из ада.
И знаете что, для того чтобы построить рай на земле, не нужен бог, достаточно человека. И для того чтобы изгнать из рая, бог не нужен тоже, достаточно толпы. Толпы, которая не ограничится вкушением запретного плода.
Толпа будет жить в этом эдемском саду, она будет методично обжирать яблоки познания добра, зла, справедливости и прочих догматов. Она будет варить из этих яблок компот и варенье, но вкуса не прочувствует. Все равно что дворнику в кружку вместо дешевого портвейна плеснуть хорошего вина возрастом старше его самого. Ведь не оценит же! Так же и люди, объедающие запретные плоды.
Запретный плод не потому запретен, что вкусить его человеку заказано, а потому, что не каждый человек поймет, что съел. А люди в массе просто жрут эти яблоки. Жрут без разбора, не чувствуя вкуса, лишь бы нарвать побольше – на халяву ведь!
А обожрав все яблони, объев их, обглодав хуже саранчи или тли, эта толпа людская усядется дристать под ободранными корявыми стволами бедных яблонек, а после обдерет с них остатки листьев — надо же чем-то подтереться…
Что осталось от Эдема? От рая земного? Ломаемые на дрова и палки стволы бедных яблонь, дерущиеся этими палками за остатки райских благ остервенелые люди. Нет больше рая земного, нет Эдема. И бог не понадобился.
Не нужен бог, чтобы создать рай. Есть люди подобные богу, что могут насадить деревья и взрастить плоды добра и зла. Не нужен дьявол, чтобы уничтожить взошедшие всходы, есть человеки, которые справятся куда как лучше и быстрее. Не нужен бог, чтобы изгнать неблагодарных из рая, с этим тоже можно справиться своими силами. Потому и разговоры о боге и дьяволе бесполезны. Есть они или нет, человеку от этого ние холодно ни жарко. Человек сам создает себе рай и ад. Сам возносит себя на небо и кидает в бездну, обрушивая сверху испепеляющий огонь. И самое главное, что человечество бессмертно. Из пепла этого Армагеддона поднимаются новые человеки, и долго-долго карабкаются вверх, чтобы потом одним махом скинуть себя вниз. Я знаю это, я сама это видела. Я сама это пережила.
Да, я видела восхождение на Олимп и падение с Олимпа. Я видела рай и ад на земле. Я знаю, как это бывает, когда боги и дьяволы рождаются и умирают среди людей. Если бы я была чуть моложе, может быть, создала бы Священное Писание. Новую Библию, или Евангелие, или еще какие-нибудь мифы древних миров. Только я давно уже вышла из возраста божьих летописцев. Теперь мне остается плыть по этому чуждому морю, существовать тенью былого в этом чуждом мире и ждать, когда же тень отделится от праха.
Осталось уже немного. Скоро, очень скоро прах отойдет к праху, а тень унесется в мир теней. Душа отправится в свое вечное странствие, если оно, это странствие, существует.
А сейчас мне остается лишь вспоминать… вспоминать, как давно все это было… как странно все это было…
Часть 5
1
Огромный гриб расползся по экрану, застыл, затем маленьким кадром переполз в угол экрана, с которого что-то нервно трещал ведущий. Слава поморщился, выключил звук телевизора и посмотрел на Юлию Владимировну.
Гарант конституции сидела за массивным столом, уронив голову на руки.
– Откуда эти фотографии? – резко спросил Слава. – Что они там говорят, эти американцы?
Юлия подняла голову. Смотреть на женщину-президента было сейчас неприятно. Лицо постарело, от косметики не осталось и следа, зато наметились резкие морщины. Глаза покраснели и запали. Под глазами набухли, как свинцовые грозовые тучи, тяжелые мешки. Видел бы Григорянц ее сейчас, назвал бы не сумасшедшей, а уставшей или жалкой бабой.
– И этот человек взялся управлять страной, – хрипло рассмеялась она. – Фотографии со спутника, а это не американцы, а Евроньюс. Американцы молчат. Сообщили мировой общественности об ужасной трагедии, случившейся на территории, подконтрольной НАТО, расписали во всех подробностях теракт, а теперь безмолвствуют.
– Ты отправила мое послание Белому дому? – Слава строго поглядел на президентшу.
Еще несколько недель назад она казалась мудрой все понимающей дамой, а теперь эта дама со своим пониманием всего у него в подчинении. И всей ее значимости и загадочности хватает только на то, чтобы пытаться быть с ним на равных, всем своим видом показывая, что она по-прежнему выше него.
– Отправила.
– И?
– Что «и»? – истерично засмеялась Юлия. – Они помянули какие-то соглашения о ядерном разоружении, какие-то пакты, еще ворох международных договоров, выразили протест. Все это казенно, сухо. Дежурная отписка. Нападать правда, теперь боятся, но на контакт идти не торопятся.
– Отлично, – расслабленно выдохнул Слава. – Тогда действовать будем мы. Зови бывшего, я хочу с ним поговорить.
Юлия поглядела угрюмо, исподлобья, но говорить ничего не стала, молча вышла.
Слава остался один.
2
Телевизор продолжал беззвучно помигивать картинками. Вячеслав обошел вокруг стола и уселся в кресло с высокой спинкой. Пальцы вцепились в подлокотники, сжались до белизны. Ну вот, трон он уже примерил, теперь осталось скипетр, державу и корону.
