А. Азимов - Роботы утренней зари
— Вполне вероятно.
— Я всегда мечтал найти отличную партнершу и больше не искать никого. Это называется моногамией. На Авроре она не существует, но на некоторых других планетах есть. И на Земле тоже, мистер Бейли?
— В теории, мистер Гремионис.
— Вот этого я и хочу. Я искал несколько лет. Время от времени я занимался сексом, и, сказал бы, мне чего-то не хватало. Затем я встретил доктора Василию, и она сказала мне… Знаете, люди часто откровенны со своими персональными художниками, потому что это очень личная работа…
— Ну-ну, продолжайте.
Гремионис облизал губы.
— Если то, что я скажу, выйдет наружу — я пропал. Она сделает все, чтобы я не получал больше заказов. Вы уверены, что все это относится к делу?
— Уверяю вас, что оно может оказаться исключительно важным.
— Ну…
Гремионис не выглядел полностью убежденным.
— Из деталей того, что мне рассказала доктор Василия, я сделал вывод, что она…
Его голос упал до шепота:
— Она девственница.
— Понятно, — спокойно сказал Бейли.
Он вспомнил, что по уверению Василии, отказ ее отца искалечил ей жизнь, и лучше понял ее ненависть к отцу.
— Это разожгло меня. Мне казалось, что я мог бы иметь ее для себя одного, и сам не хотел бы никого другого. Я не могу объяснить, как много это значило для меня. Это сделало ее в моих глазах сияюще-прекрасной, и я в самом деле очень хотел ее.
— И вы предложили ей себя?
— Да.
— И не один раз. Вас не обескураживал ее отказ?
— Это как раз подтверждало ее девственность и заставляло меня желать еще больше. Меня как раз и возбуждало, что этого нелегко добиться. Я не могу объяснить, но надеюсь, что вы поймете.
— Да, я прекрасно понимаю. Но наступило время, когда вы перестали предлагать себя доктору Василии?
— Ну, да.
— И начали предлагать себя Глэдии?
— Ну, да.
— Неоднократно?
— Ну, да.
— Почему такая перемена?
— Доктор Василия в конце концов дала ясно понять, что у меня нет никаких шансов, а затем появилась Глэдия, и она очень похожа на доктора Василию, и… так оно и случилось.
— Но Глэдия не девственница. Она была замужем на Солярии и здесь, на Авроре, как я слышал, экспериментировала довольно широко.
— Это я знал, но она… Она ведь солярианка и плохо понимает аврорские обычаи. Она это прекратила, потому что ей не нравится, как она говорит, «неразборчивость».
— Она сама говорила вам это?
— Да. На Солярии принята моногамия. Глэдия не была счастлива в браке, но она привыкла к этому обычаю и не нашла радостей в аврорской манере, когда познакомилась с ней, да и в моногамии, которой я хочу — тоже. Вы понимаете?
— Да. Но как вы встретились с ней впервые?
— Просто увидел. Когда она приехала на Аврору — романтическая беженка с Солярии — это транслировалось по гиперволновой программе. И она участвовала в том фильме…
— Да. Но ведь было что-то еще?
— Я не понимаю, чего вы еще хотите?
— Ну, попробую догадаться. Когда доктор Василия отказала вам навсегда, она не намекнула вам на альтернативу для вас?
— Доктор Василия сказала вам это?
— Не такими словами, но я думаю, что случилось именно так. Не говорила ли она вам, что было бы полезно посмотреть на новоприбывшую молодую леди с Солярии, которая стала подопечной доктора Фастольфа? Не говорила ли вам доктор Василия, что, по общему мнению, эта молодая леди очень похожа на нее, только моложе и сердечнее? Короче говоря, не советовала ли вам доктор Василия переключить внимание с нее на Глэдию?
Гремионис явно страдал. Он посмотрел в глаза Бейли и тут же отвел взгляд.
Бейли впервые увидел в глазах космонита страх. Он покачал головой. Не следует радоваться тому, что напугал космонита — это может повредить его объективности.
— Ну? — сказал он. — Я прав?
Гремионис тихо сказал:
— Значит, тот фильм не преувеличивал? Вы читаете мысли?
50— Я просто спросил, а вы не ответили прямо, — спокойно сказал Бейли. — Прав я или нет?
— Это произошло не совсем так, не в точности. Она говорила о Глэдии, но…
Он прикусил губу и вдруг выпалил:
— Ну, в общем, это равносильно тому, что вы сказали. Вы точно описали все.
— И вы не были разочарованы? Вы нашли, что Глэдия действительно похожа на доктора Василию?
— В какой-то мере — да, — сказал Гремионис, — но не по-настоящему. Если их поставить рядом, сразу увидишь разницу. Глэдия гораздо деликатнее, воспитаннее и веселее.
— Вы предлагали себя Василии после того, как встретили Глэдию?
— Вы что, спятили? Конечно, нет.
— Но Глэдии предлагали?
— Да.
— И она отказала?
— Ну, да.
— И вы предлагали снова и снова. Сколько раз?
— Я не считал — четыре раза, ну, пять, а может и больше.
— И она каждый раз отказывала?
— Да. А что, я должен был предлагать снова?
— Она отказывала сердито?
— Нет, это не в ее характере. Очень ласково.
— Вы предлагали себя еще кому-нибудь?
— Что?
— Ну, коль скоро Глэдия вам отказывала, естественная реакция — предложить себя кому-нибудь другому. Раз Глэдия не хочет вас…
— Нет. Я не хочу никого другого.
— А почему, как вы думаете?
Гремионис энергично ответил:
— Откуда я знаю? Я хочу Глэдию. Это вроде безумия, но, я думаю, лучший вид его. Я был бы сумасшедшим, если бы не было этого рода безумия. Вряд ли вы это поймете.
— Вы пробовали объяснить это Глэдии? Она поняла бы.
— Нет. Я расстроил бы ее. Я смутил бы ее. О таких вещах нельзя говорить. Мне следовало сходить к психиатру.
— И вы ходили?
— Нет.
— Почему?
Гремионис нахмурился:
— У вас манера задавать самые невежливые вопросы, землянин.
— Наверное, потому, что я землянин и лучше не умею. Но я также детектив и должен знать эти вещи. Почему вы не были у психиатра?
Гремионис вдруг засмеялся:
— Скажу. Лечение было бы большим безумием, чем болезнь. Я лучше буду с Глэдией, которая отказывает мне, чем с любой другой, которая примет меня. Представьте себе, что у вас вывих в мозгу, и вы хотите, чтобы мозг так и оставался вывихнутым. Любой психиатр крепко взялся бы за меня.
Бейли подумал и спросил:
— Вы не знаете, доктор Василия в какой-то мере не психиатр?
— Она роботехник. Говорят, это близкое дело. Если знаешь, как работает робот, то это намек на то, как работает человеческий мозг. Так, по крайней мере, говорят.
— Вам не приходило в голову, что Василия знает о вашем странном чувстве по отношению к Глэдии?
Гремионис напрягся:
