А. Азимов - Роботы утренней зари
— Разве у Глэдии есть причины думать иначе?
— Конечно. Вы отравили ее мысли. Вы спрашивали ее обо мне в связи с этим делом, и она решила… она не уверена… Во всяком случае, она вызвала меня сегодня утром и спросила, не сделал ли я что-нибудь с роботом. Я говорил уже вам.
— Вы отрицали?
— Ясное дело! Отрицал со всей убедительностью, потому что я и в самом деле ничего такого не делал. Но я не могу ее убедить, и хочу, чтобы это сделали вы. Скажите ей, что, по вашему мнению, я тут ни при чем. Вы должны сказать ей это, потому что не можете без всяких причин портить мне репутацию. Я заявлю о вас.
— Кому?
— Комитету Личной Защиты, в Совет. Глава Института — близкий друг самого Председателя, и я уже послал ему полный отчет об этом деле. Я не стал ждать, понимаете. Я стал действовать.
Гремионис потряс головой, как бы показывая свою решительность, но, судя по выражению лица, сам не слишком верил в убедительность сказанного.
— Видите ли, здесь не Земля. Мы здесь защищены. Это у вас, с вашей перенаселенностью, люди живут в ульях, в муравейниках. Вы толкаете друг друга, душите друг друга, и это у вас в порядке вещей. Одна жизнь — или миллион — какая разница?
— Вы явно начитались исторических романов, — сказал Бейли, стараясь не показать недовольство.
— Конечно, читал, и там написано так, как оно есть. Иначе и не может быть на планете с миллиардами жителей. А на Авроре ценится каждая жизнь. Физически нас защищают роботы, поэтому у нас никогда не бывает нападений и убийств.
— Если не считать убийства Джандера.
— Это не убийство. Джандер всего лишь робот. А от вреда большего, чем нападение, нас защищает Совет. Комитет Личной Защиты очень неодобрительно смотрит на любое действие, которое несправедливо чернит репутацию или вредит общественному положению отдельного гражданина. Аврорец, действуя, как вы, имел бы серьезные неприятности. А что касается землянина…
— Я приехал для расследования, полагаю, по приглашению Совета. Я не думаю, что доктор Фастольф привез меня сюда без разрешения Совета.
— Возможно. Но это не дает вам никакого права переходить границы частного расследования.
— И вы намерены заявить это в Совете?
— Я намерен пойти к главе Института.
— Как его зовут, кстати?
— Келдин Амадейро Я попрошу его рассказать об этом в Совете. Он член Совета, лидер глобалистской партии, так что для вас же лучше сказать Глэдии, что я абсолютно невиновен.
— Я бы хотел этого, мистер Гремионис, поскольку предполагаю, что вы и в самом деле невиновны, но как я могу сменить предположение на уверенность, если вы не позволяете мне задать вам кое-какие вопросы?
Гремионис заколебался, а затем с некоторым вызовом откинулся на спинку стула, заложив руки за голову:
— Спрашивайте. Мне нечего скрывать. А потом вы вызовете Глэдию прямо по моему трехмерному передатчику и скажете ей все, иначе у вас будут неприятности.
— Понятно. Но сначала скажите: давно ли вы знакомы с доктором Василией?
Гремионис замялся и с усилием произнес:
— Почему вы об этом спрашиваете? При чем тут это? Бейли вздохнул, и его унылое лицо стало еще печальнее.
— Напомню вам, мистер Гремионис, что вам нечего скрывать и что вы хотите убедить меня в своей невиновности, а я в свою очередь должен убедить в этом Глэдию, так что скажите, давно ли вы знакомы с доктором Василией. Если незнакомы, так и скажите. Но с моей стороны честно будет сказать вам, что доктор Василия утверждает, что вы знаете ее, и знаете настолько хорошо, что предлагали себя ей.
У Гремиониса был подавленный вид. Он сказал дрожащим голосом:
— Не знаю, почему люди делают из этого что-то особенное. Предложить — дело вполне естественное и никого другого не касается. Вы землянин, вот вы и поднимаете шум вокруг этого.
— Как я понял, она не приняла вашего предложения.
— Принять или отказать — целиком ее дело. Были такие, что предлагали себя мне, а я отказал. Подумаешь, какая важность.
— Ну ладно. Давно вы знакомы с ней?
— Лет пятнадцать.
— Вы знали ее, когда она жила в доме доктора Фастольфа?
— Тогда я был мальчишкой, — сказал Гремионис.
Он покраснел.
— Как вы с ней познакомились?
— Когда я закончил обучение как персональный художник, меня пригласили сделать дизайн ее гардероба. Ей понравилось, и она стала пользоваться моими услугами — исключительно в смысле одежды.
— Не по ее рекомендации вы получили свое теперешнее место официального художника для членов Института?
— Она признавала мою высокую квалификацию. Меня проверили другие, и я добился положения согласно моим достоинствам.
— Она рекомендовала вас?
— Да, — неохотно признал Гремионис.
— И вы только из благодарности предложили ей себя?
Гремионис скорчил гримасу:
— Это отвратительно! Только землянин мог подумать такое. Мое предложение означало только, что мне приятно его сделать.
— Из-за того, что она привлекательна и сердечна?
— Ну, — нерешительно сказал Гремионис, — я бы не сказал, что она сердечна, но, конечно, привлекательна.
— Мне сказали, что вы предлагаете себя всем без разбора.
— Это вранье. Кто это сказал?
— Не знаю, стоит ли мне отвечать на этот вопрос. Не думаете ли вы, что если я стану ссылаться на вас, как на источник некрасивой информации, то вы будете со мной откровенны?
— Ну, ладно, кто бы ни сказал — он соврал.
— Может, это было просто драматическое преувеличение. Вы многим предлагали себя до доктора Василии?
Гремионис отвел глаза:
— Одной или двум. Ничего серьезного.
— А доктор Василия была для вас чем-то серьезным?
— Ну…
— Как я понял, вы предлагали ей себя несколько раз, что полностью противоречит аврорским обычаям.
— Ох, эти аврорские обычаи… — яростно начал было Гремионис. — Послушайте, мистер Бейли, могу я говорить с вами конфиденциально?
— Да. Все мои вопросы имеют целью увериться, что вы не имеете отношения к смерти Джандера. Как только я буду удовлетворен, можете быть уверены, что я сохраню в тайне все ваши замечания.
— Вот и хорошо. Тут нет ничего плохого, ничего такого, чего я стыдился бы. Просто у меня сильное тайное чувство, и я имею на него право, верно?
— Абсолютно верно.
— Видите ли, у меня ощущение, что секс всегда лучше, когда между партнерами существует глубокая любовь и привязанность.
— Я думаю, это совершенно правильно.
— Тогда не нужно никого другого. Как вы думаете?
— Вполне вероятно.
— Я всегда мечтал найти отличную партнершу и больше не искать никого. Это называется моногамией. На Авроре она не существует, но на некоторых других планетах есть. И на Земле тоже, мистер Бейли?
