А. Азимов - Роботы утренней зари
— Вы тоже так считали?
— Это ее робот. Мне нет до него дела.
— Вы ни разу не видели его?
— Нет.
— И она ничего о нем не говорила?
— Я не помню такого случая.
— Вас это не удивляло?
— Нет. Зачем говорить о роботах?
Бейли пристально взглянул в лицо Гремиониса:
— Вы никогда не задумывались об отношениях Глэдии и Джандера?
— Вы хотите сказать, что между ними был секс?
— Вы были бы удивлены?
— Такое бывает, — флегматично сказал Гремионис. — Ничего особенного. Человек может иногда пользоваться роботом, если захочет. А человекоподобный робот, наверное, человекоподобен полностью.
— Полностью.
— Ну, тогда женщине трудно устоять.
— Но перед вами она устояла. Разве вам не досадно, что она предпочла вам робота?
— Ну, если так и было — а я не уверен, что это правда, — горевать не о чем. Робот и есть робот. Женщина с роботом или мужчина с роботом — это просто мастурбация.
— Вы честно не знали об этих отношениях и не подозревали?
— У меня даже мысли такой не было.
— Не знали или знали, но не обращали внимания?
Гремионис нахмурился:
— Опять вы на меня нажимаете. Чего вы от меня хотите? Вот вы сейчас вбили это мне в голову, и напираете, и мне начинает казаться, что я, может, и задумывался о чем-то таком. Но я ничего этого не чувствовал, пока вы не начали задавать вопросы.
— Вы уверены?
— Уверен. Не изводите меня.
— Я вас не извожу. Просто я хотел бы знать: если вы знали, что Глэдия регулярно занималась сексом с Джандером, и знали, что она никогда не возьмет вас в любовники, возможно ли, чтобы вы не хотели устранить Джандера, к которому ревновали?
В этот миг Гремионис распрямился, как пружина, и бросился на Бейли с громким нечленораздельным криком. Бейли инстинктивно откинулся назад и упал вместе со стулом.
51Сильные руки тотчас же подняли его. Бейли понял, что это руки робота. Как легко забыть о них, когда они неподвижно и молча стоят в нишах! Однако, это был не Дэниел и не Жискар, а Бронджи, робот Гремиониса.
— Сэр, — сказал Бронджи несколько ненатуральным голосом, — я надеюсь, что вы не ушиблись?
Где же Дэниел и Жискар?
Ответ пришел сам собой. Роботы быстро поделили работу между собой.
Дэниел и Жискар быстро сообразили, что опрокинувшийся стул меньше повредит Бейли, чем обезумевший Гремионис, и бросились на хозяина. Бронджи, видя, что он там не нужен, стал помогать Бейли.
Тяжело дышавшего Гремиониса роботы Бейли осторожно обездвижили, полностью сковав все его движения. Он сказал чуть ли не шепотом:
— Отпустите меня. Я овладел собой.
— Да, сэр, — сказал Жискар.
— Конечно, сэр, — сказал Дэниел почти медовым голосом.
Они опустили руки, но некоторое время не отходили от него. Гремионис огляделся, поправил одежду и сел. Он все еще прерывисто дышал, и волосы его были в беспорядке.
Бейли стоял, положив руку на спинку стула.
— Простите меня, мистер Бейли, — сказал Гремионис. — Я утратил контроль над собой. Со мной не случалось такого за всю мою взрослую жизнь. Вы обвинили меня в ревности. Порядочный аврорец не должен употреблять это слово, но мне не следовало забывать, что вы землянин. Оно встречается только в старинных романах, да и то обычно после первой буквы ставится тире. У вас, конечно, не так, я понимаю.
— Я тоже прошу прощения, мистер Гремионис, что мое полное незнание аврорских обычаев привело меня на неверный путь. Уверяю вас, что такой ляпсус не повторится.
Он сел.
— Наверное, больше не о чем говорить.
Гремионис, казалось, не слышал его.
— Когда я был маленьким, я иногда толкал других и меня толкали, но роботы и не думали разнимать нас.
— Если позволите, — сказал Дэниел, — я объясню, коллега Илайдж. Было установлено, что полное пресечение агрессивности в очень юном возрасте ведет к нежелательным последствиям. Поэтому некоторые игры, включающие физические соревнования, разрешались и даже одобрялись при условии, чтобы не было ощутимого вреда. Роботы, ухаживающие за малышами, программировались так, чтобы они различали степень вреда, который мог быть причинен. Я, например, в этом смысле программирован неправильно и не гожусь для охраны малолетних, и Жискар тоже.
— А в юношеские годы такое агрессивное поведение пресекается? — спросил Бейли.
— Да, постепенно, когда уровень вреда может повыситься, и желательно развитие самоконтроля.
— К тому времени, — сказал Гремионис, — когда я поступал в высшую школу, я, как и все аврорцы, прекрасно знал, что соревнование индивидуумов основано на сравнении их мыслительных способностей и таланта…
— А физических состязаний никаких? — спросил Бейли.
— Они есть, но лишь такие, которые не включают умышленного физического контакта с намерением нанести увечье. Но со времени своей юности я никогда ни на кого не нападал, хотя у меня было к этому множество случаев, уверяю вас, но до этой минуты я всегда умел владеть собой. Правда, никто никогда не обвинял меня в… этом.
— В любом случае, — сказал Бейли, — ничего хорошего из нападения не получится, если рядом с каждым соперником стоит робот.
— Конечно. Тем более оснований для меня стыдиться, что я утратил самоконтроль. Надеюсь, вы не упомянете об этом в своем рапорте.
— Будьте уверены, я никому не скажу. Это не относится к делу.
— Спасибо. Вы сказали, что интервью кончено?
— Думаю, да.
— В таком случае, вы скажете Глэдии, что я ни при чем в деле Джандера?
Бейли заколебался:
— Я скажу ей, что это мое мнение.
— Прошу вас, скажите убедительнее, чтобы она была полностью уверена в моей непричастности, особенно, если она была привязана к роботу из сексуальных побуждений. Я не могу вынести, если она подумает, что я р… Она солярианка и может так подумать.
— Да, могла бы, — задумчиво сказал Бейли.
— Но видите ли, — быстро заговорил Гремионис, — я ничего не понимаю в роботах, и ни доктор Фастольф, ни доктор Василия, и никто другой ничего не говорили мне о том, как они функционируют. Я имею в виду — у меня не было никакой возможности разрушить Джандера.
Бейли, казалось, глубоко задумался, а затем сказал с явной неохотой:
— Мне ничего не остается, как только поверить вам. Я ничего не знаю. Возможно — я говорю это без намерения оскорбить — вы или доктор Василия, или вы оба, лжете. Я слишком мало знаю о внутренней природе аврорского общества и потому легко могу оказаться в дураках. И все-таки я могу только поверить вам. Но я не могу сказать Глэдии, больше того, что, по моему мнению, вы ни в чем не виноваты. Я могу сказать только «по моему мнению». Я уверен, что она найдет это достаточно убедительным.
