Михаил Кривич - Над милым порогом
Ему нравился и слесарь Николай Никитич, который хозяйничал в боксе. Поначалу он был грубоват с Мостовым, полагая его начальством, которое в деле не понимает, а командует. Однако, уяснив, что Дмитрий Степанович командовать не собирается, а в случае чего не брезгует испачкать руки машинным маслом, стал называть его Степанычем.
Еще одним членом коллектива была тетя Шура; впрочем, она числилась по другому ведомству. Тетя Шура сидела с вязаньем за маленьким столиком у дверей и требовала у всех приходящих, даже у Дмитрия Степановича, даже у бритоголового, предъявить пропуск с особой отметкой. Она звалась бойцом вооруженной охраны, из-под ее шерстяной кофты выглядывала темно-коричневая кобура. Что было в кобуре, того Дмитрий Степанович не знал, но знал доподлинно, что раз в квартал тетя Шура ходит на учебные стрельбы и поражает мишени на оценку "отлично". Все в институте понимали, что альтернативное топливо может быть использовано в разных целях, поэтому к миссии тети Шуры относились с уважением. Если случалось по какому-то поводу съесть в лаборатории торт, то с тетей Шурой обязательно делились, приносили ей угощение на столик, потому что бойцу с поста отлучаться не положено.
Дмитрия Степановича поставили старшим научным сотрудником, провели по конкурсу, выделили библиотечный день. По средам он честно сидел в библиотеке, пытаясь разобраться в терминах, которыми запросто сыпали не только джинсовые сотрудники, но и слесарь Николай Никитич. Вскоре, однако, Дмитрий Степанович осознал, что библиотечный день можно рассматривать как дополнительный выходной, и стал распоряжаться им по своему усмотрению. Но в остальные дни - не столько из чувства долга, сколько по свойству натуры пытался отрабатывать свою зарплату, хотя бы отчасти, помогал, чем возможно, .Никитичу.
После некоторого колебания Мостовой вызвал к себе всех сотрудников, и они составили план работы. Дмитрий Степанович обсчитал его по всем правилам финансового искусства. Бритоголовому план понравился, директор за проявленную инициативу объявил старшему научному сотруднику Мостовому благодарность в приказе.
Горбатого тем временем поставили на беговые барабаны, он мчался на них во весь опор, не сходя с места. К выхлопной трубе прицепили кишку, другой ее конец подвели к непонятному прибору, который вычерчивал дерганую линию, вроде гребенки. Парни объяснили, что по этой гребенке можно прочесть состав выхлопных газов на разных режимах движения и с разным горючим.
Испытали таким образом и гнилую картошку с базы, и приличную магазинную, и рыночный "лорх". Как и предполагалось, горбатый лучше всего переваривал "лорх", на нем рабочие характеристики были просто загляденье. Впрочем, и на других сортах все системы автомобиля работали нормально.
Месяц спустя Ниночка положила перед Мостовым напечатанную на машинке статью. Она называлась "К возможности использования в автомобильном двигателе растительного горючего, получаемого из многолетних травянистых клубненосов семейства пасленовых (Solanum tuberosum)". Дмитрий Степанович мало что понял, но этого и не требовалось. Нужна была только его подпись, потому что в списке авторов он стоял на третьем месте, сразу после директора и бритоголового. Джинсовые ребята значились дальше.
Ниночки и Николая Никитича не было вовсе. Мостовой заколебался - надо ли ему впутываться,- позвонил бритоголовому. Тот сказал - надо, не нарушай традицию. И Дмитрий Степанович подписал. В конце концов, его машина или нет? Где была бы эта статья, если бы не горбатый?
Позже был написан и гораздо более подробный отчет, содержание которого разглашать не положено. Отчет переплели, пронумеровали страницы и сдали на хранение в особую комнату, из которой извлечь что-либо, даже собственной рукой написанную бумагу, неимоверно трудно.
Дальше по плану надлежало разобрать двигатель горбатого, с тем чтобы изготовить рабочие чертежи. Дмитрий Степанович всячески пытался отдалить этот этап исследований, но больше тянуть было нельзя.
Николай Никитич поднял капот и положил поудобнее, под правую руку, сияющие хромом гаечные ключи. Час спустя он осмотрел разложенные на чистой холстине снятые с двигателя железяки и заявил недвусмысленно:
- Эта хреновина работать не может.
И в самом деле, когда убрали с движка разные причиндалы, то обнаружилось, что от пыльного мешка с картофелем к самому обычному запорожскому карбюратору тянется газоход, составленный из обрезков труб и консервных банок. Больше ничего не было - ни реактора, ни ферментера, ни другого аппарата, который ожидали увидеть технически грамотные юноши. Каким образом на столь коротком пути, болтаясь между жестяными стенками, гнилая картошка превращалась в горючее, мало-мальски пригодное для мотора,- того не понял никто.
Вызванный по такому случаю бритоголовый пощупал трубу пальцами, заглянул внутрь и сказал:
- Дела!
Мостовой хотел прокомментировать, но сдержался.
- Теорию отложим на потом,- произнес бритоголовый и строго посмотрел на мальчиков в джинсах.- С преобразованием энергии мы еще разберемся. Сейчас важнее разобрать двигатель. - И он не менее строго посмотрел на Никитича и Ниночку. Мостовому он молча пожал руку и ушел.
Ничему уже не удивляясь, Никитич разобрал двигатель до конца. Юноши с помощью Ниночки обмерили, зарисовали и сфотографировали все детали вместе и каждую по отдельности. Потом они занялись обработкой данных, а Дмитрий Степанович, почувствовав себя при деле, стал помогать Никитичу собирать движок, следя внимательно, чтобы ни одна шайбочка, ни одна прокладочка не затерялась.
Они затянули все болты, подсоединили все контакты и включили стартер. Двигатель не запускался.
В заляпанных маслом, протертых на коленях комбинезонах они часами копались в чреве горбатого. Тетя Шура протестовала, поскольку на вверенном ей объекте грубо нарушались правила внутреннего распорядка.. Мостовой писал служебные записки с просьбой разрешить работу в выходные дни. Они с Никитичем разбирали и собирали, чистили, продували, промывали, сушили, протирали, зачищали и снова собирали. Двигатель молчал.
Месяц спустя Дмитрий Степанович взял отгул за работу в выходной и отправился в пригородный поселок к рыжему, чтобы узнать у него адрес чистопольского шурина. "Не дадут командировку,- размышлял в электричке Дмитрий Степанович,- возьму за свой счет. Или даже уволюсь. Сдалась мне их зарплата".
Он ничего больше не хотел в жизни, лишь бы горбатый завелся.
Во дворе, где жил рыжий, за зеленым забором колол дрова незнакомый верзила. Он нехотя объяснил, что о рыжем знать не знает, что покупал этот дом совсем у другого человека, а рыжий здесь жил на птичьих правах, так, снимал комнату. И где он теперь - неизвестно. Может, в Якутске, а может, в Батуми.
