Михаил Кривич - Над милым порогом
Обзор книги Михаил Кривич - Над милым порогом
Кривич Михаил & Ольгин Ольгерд
Над милым порогом
Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин
Над милым порогом
Дмитрий Степанович Мостовой летал во сне. Он так привык с детства.
Во сне каждый летает как хочет. Дмитрий Степанович летал в самолете. В тупорылом одноместном самолете с алюминиевыми распорками и шершавой парусиновой обшивкой. Такие были давным-давно, когда ученик неполной средней школы Дима Мостовой мечтал стать сталинским соколом.
Летал он всегда на малой высоте строго по курсу и только изредка, чтобы почувствовать машину, нажимал слегка то на левую, то на правую педаль, чуть-чуть поворачивал штурвал, и тогда самолет, отзываясь на посыл, рыскал влево и вправо, качал крылом кому-то далекому на земле. "Над милым порогом качну серебряным тебе крылом..." - все ее пели, эту песню про бравых парней, которые, прощаясь с кудрявыми подружками, не забывали трижды плюнуть через левое плечо.
Выйдя на пенсию, Дмитрий Степанович собрался наконец в магазин грампластинок и купил диск с этой песней.
Разливались соловьями теноры-солисты, орденоносный хор подхватывал припев, напоминая, что солистам уже пора в путь-дорогу. Суровая армейская цензура выкинула из песни суеверные слова и вставила вместо них какую-то абракадабру в ритм.
Сон длился недолго, может быть, минуту, и каждый раз заканчивался одинаково. Пилот Мостовой сердцем ощущал, что настала пора, махал рукой, улыбался, как заслужен ный артист Николай Крючков, улыбкой белозубой, уверенной и безмятежной, предвоенной еще улыбкой, и врубал газ. Пропеллер раздирал воздух на клочья, машина рвалась вперед, и в этот момент Мостовой брал штурвал на себя.
Он чувствовал, как напрягаются рулевые тяги, отклоняя вверх руль высоты, как набегает поток воздуха и, не в силах противостоять напору, самолет задирает нос и круто, с тонким воем, уходит ввысь, и не разглядеть уже оттуда милого порога...
Тут Дмитрий Степанович просыпался. Когда он был помоложе, то старался снова вогнать себя в сон, и это ему обычно удавалось, правда, до будильника он спал уже без сновидений. Теперь он и не пробовал снова уснуть - все равно без толку. Вместо этого он думал.
Было уже совсем светло, когда Дмитрий Степанович придумал купить автомобиль. Подержанный, но еще крепкий автомобиль, недорогой и приличный. Он будет за ним ухаживать и куда-нибудь вместе с ним ездить.
Пенсионер Мостовой собрал всю имевшуюся дома наличность, снял кое-что со сберкнижки и отправился на вольный рынок, раскинувшийся на асфальтовой площадке близ величественного двухэтажного магазина, где, как всем известно, автомобилями вовсе и не торгуют, а только записывают в очереди, берут деньги и следят за порядком.
Многолетняя служба на ниве учета и распределения приучила Дмитрия Степановича к обстоятельности и привела его к убеждению, что самое худшее никуда не уйдет. Поэтому он начал обход рынка по программе-максимум.
- Почем? - спросил он молодого человека, привольно расположившегося на вишневом кожаном сиденье жемчужного аппарата явно не нашего происхождения.
- По деньгам,- снисходительно ответил юнец, включая бортовой магнитофон и прикуривая черную, с золотым обрезом, сигарету от бортовой зажигалки.- Но не по твоим, отец.
Дмитрий Степанович молча согласился и пошел дальше.
Дальше ему попадались очень приличные автомобили отечественного и зарубежного производства, дорогие настолько что вся затея казалась абсолютно лишенной смысла. "Сколько же лет,соображал Мостовой,- надо копить трудовую копейку, чтобы набрать требуемую сумму?" Получалось что-то около полувека, если изо дня в день есть только картошку. Дмитрий Степанович представил себе гору картошки, безнадежно махнул рукой и направил стопы в дальний, безрадостный конец площадки, туда, где продавали подержанные и совсем подержанные автомобили, по программе-минимум.
Надо честно сказать, что и они оказались не по карману пенсионеру Мостовому. К тому же он был осведомлен, что под внешним лоском нетрудно скрыть неизлечимые пороки и изъяны. Покатаешься месяц-другой, и начнет сыпаться натертая до блеска ремонтная краска, а за ней и шпаклевка, стыдливо прикрывающая дырки, полезет отовсюду ржавчина, только успевай латать да подкрашивать.
Никакой пенсии не хватит.
Солнечное осеннее утро не казалось уже Дмитрию Степановичу подающим надежды. Сновавшие по рынку южные бойкие люди, слишком легко, не по погоде, одетые, не были ему больше симпатичны, хотя вообще он любил загорелых, быстрых, веселых людей, которые легко обижаются и быстро отходят. У него был такой инструктор в автошколе. "Что ты тянешь руль на себя? - кричал он на Мостового,- Ты что думаешь, "Победа" летать умеет? Она и ездит-то кое-как, а летать даже "опель" не может!" В те гады было много немецких машин, и смуглый инструктор мечтал водить "опель", а еще лучше "хорх", черный, массивный, с подножкой и запасными колесами в передних крыльях. Таких теперь на рынке не увидишь, разве что на выставке.
Дмитрий .Степанович оглядел площадку и отменил свое решение как неосуществимое. Он двинулся к выходу, стараясь переключить мысли, как переключают передачу, когда меняется дорожная обстановка,- вот, нора купить проездной билет на автобус и еще сдать в ремонт теплые ботинки, зима на носу,- как вдруг увидел горбатого.
Негорячее осеннее солнце отражалось в свежепокрашенной его крыше, маленькой и покатой, словно овечий лоб, стекало вниз по отмытым стеклам и ярко-голубым дверцам. Вся машина выглядела ухоженной, ладной, любимой. Казалось, приподымешь капот - а под ним аккуратный ряд белых вычищенных зубов.
Дмитрий Степанович, сразу позабыв о зимних башмаках, подошел поближе. За рулем горбатого "Запорожца" сидел человек неопределенных лет с нечесаной рыжей шевелюрой. Разложив на коленях газетку, он закусывал черным хлебом и помидорами. Хлебные крошки сыпались на телогрейку, застегнутую доверху.
- Виноват,- сказал Дмитрий Степанович и тихо постучал пальцем по стеклу. Рыжий в телогрейке обернулся, оглядел Мостового и приоткрыл дверцу. Из автомобильчика пахнуло чем-то домашним и уютным - не то соленьями, не то маринадом вперемешку с запахом перебранной картошки и крепкого золотистого лука. Так пахнет в деревенском погребе сухой осенью. Дмитрию Степановичу вдруг остро захотелось забраться на сиденье, прикрытое чистой опрятной мешковиной.
- Виноват,- повторил он и дотронулся рукой до согретой солнцем дверцы.Продается машина?
- А то,- ответил рыжий и аккуратно стряхнул на землю крошки с телогрейки.
- И сколько вы просите?
Рыжий еще раз оглядел Мостового, подумал немного и назвал сумму совершенно смехотворную после того, что довелось уже слышать Дмитрию Степановичу. Однако он не торопился с выводами, потому что знал определенно, что есть разовые траты, а есть и эксплуатационные расходы, всякий раз невеликие, зато постоянные и нудные.