Клиффорд Саймак - Принцип оборотня
– Добрый вечер, сэр, – сказал Дом и добавил укоризненно: – Похоже, вы припозднились.
– Со мной что-то случилось, – ответил Блейк. – Не знаешь, что бы это могло быть?
– Вы покинули внутренний дворик, – сказал Дом, негодуя потому, что от него требовали сведений, которые он не мог дать. – Вам, разумеется, известно, что наша опека не распространяется за его пределы.
– Да, – промямлил Блейк, – это мне известно.
– Вы должны были сообщить нам о том, что уходите, – строго сказал Дом. – Вы могли бы условиться о связи с нами. Мы бы снабдили вас соответствующей одеждой. А так что получается? Я вижу, вы вернулись в одежде, отличной от той, которая была на вас, когда вы уходили.
– Я взял её взаймы у друга, – ответил Блейк.
– Пока вас не было, на ваше имя поступило сообщение, – сказал Дом. – Оно в почтографе.
Почтограф стоял сбоку от входа. Блейк шагнул к нему и вытащил торчавший из передней стенки листок бумаги. Записка, выведенная аккуратным, чётким почерком, была краткой и официозной. В ней говорилось: «Если мистер Эндрю Блейк сочтёт удобным для себя связаться с мистером Райаном Уилсоном из городка Уиллоу-Гроув, он сможет узнать нечто чрезвычайно полезное».
Блейк осторожно держал бумажку в пальцах. Невероятно, думал он. Это пахнет мелодрамой.
– Уиллоу-Гроув? – переспросил он.
– Мы посмотрим, где это, – ответил Дом.
– Будьте добры! – проговорил Блейк.
– Ванна сейчас будет готова, – сказал Дом. – Если, конечно, вы хотите.
– И еду недолго сварить! – крикнула Кухня. – Что желает хозяин?
– Да, поесть-то я, наверное, не прочь, – ответил Блейк. – Как насчёт яичницы с ветчиной и пары ломтиков поджаренного хлеба?
– Мне одинаково легко сделать все, что угодно, – сказала Кухня. – Гренки с сыром? Омар?
– Яичницу с ветчиной, – заявил Блейк.
– Как быть с обстановкой? – спросил Дом. – Мы неприлично долго не меняли её.
– Нет, – устало ответил Блейк, – оставь все как есть. Не трогай обстановку. Она не имеет большого значения.
– Ещё как имеет, – резко произнёс Дом. – Существует такая штука, как…
– Оставь её в покое, – повторил Блейк.
– Как вам угодно, хозяин, – сказал Дом.
– Сначала поесть, потом – в ванну, – проговорил Блейк. – И спать. У меня был трудный день.
– А что с запиской?
– Пока не думай о ней. Утром все решим.
– Городок Уиллоу-Гроув находится к северо-западу отсюда, – сказал Дом. – Пятьдесят семь миль. Мы посмотрели по карте.
Блейк пересёк гостиную, вошёл в столовую и уселся за стол.
– Вам надо прийти и забрать еду, – завопила Кухня. – Я не могу её вам принести!
– Знаю, – ответил Блейк. – Скажешь, как только все будет готово.
– Но вы уже сидите за столом!
– Человек имеет право сидеть там, где пожелает! – вспылил Дом.
– Да, сэр, – откликнулась Кухня.
Дом снова умолк, а усталый до изнеможения Блейк пересел в кресло. Он заметил, что в комнате мультобои. Хотя, если вдуматься, это даже и не обои, на что Дом указал Блейку ещё в день его приезда сюда.
Появилось такое множество разных новинок, что Блейк часто чувствовал себя обескураженным.
Обои изображали лес и луга, по которым бежал ручеёк. К ручью опасливо подскочил кролик. Остановившись возле пучка клевера, он сел и принялся ощипывать цветы. Уши его покачивались из стороны в сторону. Кролик стал чесаться, склонив голову набок и мягко поглаживая себя длинной задней лапой. Ручеёк искрился в солнечном свете, сбегал с маленьких порогов. По поверхности воды неслись крапинки пены и опавшие листья. Пролетела и села на дерево птица. Задрав головку, она запела, но звука не было. Лишь по дрожащему зобу можно было определить, что птичка поёт.
– Включить звук? – спросила Столовая.
– Нет, спасибо. Что-то не хочется. Я бы просто посидел и отдохнул. Может быть, как-нибудь в другой раз.
Посидеть, отдохнуть, подумать, разобраться. Попытаться понять, что с ним случилось, как это могло случиться и, конечно же, почему. Определить, кто он или что он такое, кем был раньше и кем мог стать теперь. Все это какой-то кошмарный сон наяву, подумал он.
Однако вполне возможно, что утром ему снова будет хорошо. Или покажется, что все снова хорошо. Будет сиять солнце, и мир зальётся ярким светом. Он пойдёт гулять, поболтает кое с кем из соседей по улице, и все будет в порядке. Может быть, надо попросту забыть обо всем этом, вымести вон из сознания? Может быть, такое больше никогда не повторится, а если не повторится, то зачем тревожиться?
Он неловко заёрзал в кресле.
– Который час? – спросил он. – Долго ли меня не было?
– Почти два, – ответил Дом. – А ушли вы в восемь или в самом начале девятого.
Шесть часов, подумал Блейк.
А он помнит не больше двух из них. Что же случилось в остальные четыре и почему он не может вспомнить то время, которое провёл в космосе? То, что предшествовало его полёту в космос? Почему жизнь его должна начаться с того мига, когда он открыл глаза на больничной койке в Вашингтоне? Были же другие времена, другие годы. Было у него когда-то и имя, была и биография. Что же случилось, что же стёрло все это?
Кролик кончил жевать клевер и ускакал. Птица сидела на ветке, но больше не пела. Вниз по стволу дерева бежала белка; в паре футов от земли она остановилась, молниеносно развернулась и вновь помчалась вверх. Добравшись до сучка, она немного пробежала по нему, замерла и заколебалась, возбуждённо подёргивая хвостом.
Как будто у окна сидишь, подумал Блейк, глядя на лесной пейзаж. Изображение не плоское, есть у него и глубина, и перспектива, а краски пейзажа не нарисованы, они такие, словно смотришь на настоящую природу.
Дом до сих пор обескураживал и смущал Блейка, иногда стеснял. В его фоновой памяти не было ничего такого, что могло бы подготовить его к подобным вещам. Хотя он вспоминал, что в те туманные времена, которые предшествовали полному забытью, кто-то (имени он не помнил) раскрыл загадку гравитации, а применение солнечной энергии стало обычным делом.
Однако Дом не только питался от собственной солнечной электростанции и летал при помощи антигравитационного приспособления. Он был чем-то большим, нежели просто домом. Это был робот, робот с введённой в него программой вышколенного слуги, а иногда в нем, казалось, просыпался материнский инстинкт. Он заботился о людях, которых приютил. Мысль об их благополучии прочно засела в его машинном мозгу. Дом болтал с людьми, обслуживал их, одёргивал, хвалил, ворчал на них и баловал их. Он играл сразу три роли – жилища, слуги и приятеля. Со временем, подумалось Блейку, человек начнёт относиться к своему дому, как к верному любящему другу.
