Клиффорд Саймак - Принцип оборотня
– Однако, насколько я помню, какие-то подспудные знания у вас были.
– Да, в том-то и странность. Я знал о Земле, о её народе, о его обычаях, но во многих отношениях я безнадёжно отстал от жизни. Я не перестаю удивляться. Я спотыкаюсь о незнакомые традиции, верования, слова.
– Не надо об этом, – тихо сказала Элин. – Мы не хотим показаться излишне любопытными.
– Ничего, – ответил Блейк. – Я смирился с этим положением вещей. Я попал в странную обстановку, но когда-нибудь, возможно, узнаю все. Может быть, вспомню, кто я такой, где и когда родился, что случилось там, в космосе. А пока, как вы понимаете, я здорово озадачен. Однако здесь все проявили такт, мне подарили жилище. Меня не беспокоят. Дом в маленькой деревушке…
– В этой деревушке? – спросил сенатор. – Я полагаю, он где-то неподалёку?
– Даже и не знаю, – ответил Блейк. – Со мной произошло нечто странное. Я не знаю, где нахожусь. А деревня называется Мидлтон.
– Это рядом, в долине, – сказал сенатор. – Отсюда и пяти миль не будет. Похоже, что мы соседи.
– Я вышел прогуляться после обеда, – рассказал им Блейк. – И смотрел на горы – из внутреннего дворика. Близилась гроза. Огромные чёрные тучи и молнии, но до них было ещё порядочно далеко. А потом я вдруг оказался на холме за ручьём, напротив этого дома. Шёл дождь, и я стал насквозь мокрый.
Он умолк и осторожно установил свой бокал с коньяком на каменную плиту под очагом. Он посмотрел сначала на отца, потом на дочь.
– Вот так все и было, – добавил Блейк. – Я знаю, это звучит дико…
– Это звучит как нечто совершенно невероятное, – ответил сенатор.
– По-видимому, да, – согласился Блейк. – Причём дело не только в пространстве, но и во времени тоже. Я не просто очутился в нескольких милях от того места, на котором стоял. Была ночь, а когда я вышел во дворик, только-только начинало смеркаться.
– Мне очень жаль, что этот болван-охранник ослепил вас фонарём. Должно быть, оказаться здесь уже было достаточным потрясением. Я не просил охрану. Я даже не хочу иметь её. Но Женева требует, чтобы ко всем сенаторам была приставлена стража. Почему – я толком и не знаю. Уверен, что в мире нет кровожадных людей. Наконец-то Земля стала цивилизованной. По крайней мере, отчасти, хотя на это ушли долгие годы.
– Но из-за этого биоинженерного вопроса страсти тут накалились, – сказала Элин.
– Он привёл лишь к более решительной политике, – возразил сенатор. – И нет никаких причин…
– Есть, – ответила она, – есть. Все эти фанатики, почитающие Библию, все эти заклятые ретрограды и рутинёры ополчились против биоинженерии. – Она повернулась к Блейку: – Известно ли вам, что сенатор, который живёт в доме, построенном триста лет назад, и кичится тем, что в нем нет ни единого технического новшества…
– А повар? – перебил сенатор. – Ты забываешь о поваре.
Она пропустила его слова мимо ушей.
– …и кичится тем, что в доме нет ни единого технического новшества, связался с шайкой сумасбродов, с архипрогрессивистами, сторонниками далеко идущих преобразований?
– Никаких таких далеко идущих преобразований, – залопотал сенатор. – Обыкновенный здравый смысл. Создание земных условий на одной планете обойдётся в триллионы долларов. За гораздо более короткое время и умеренную цену мы сможем сконструировать человеческую расу, способную жить на этой планете. Вместо того чтобы подгонять планету под человека, мы подгоним человека под планету.
– В том-то и соль, – сказала Элин. – На это и упирают твои противники. Мысль о переделке человека стала им поперёк горла. Изменённое существо, которое станет жить на такой планете, уже не будет человеком.
– Возможно, его наружность и будет иной, – возразил сенатор. – Но человеком оно по-прежнему останется.
– Разумеется, вы понимаете, что я – не противница сенатора, – сказала Элин Блейку. – Но иногда бывает ужасно трудно заставить его осознать, с чем он столкнулся.
– Моя дочь выступает как адвокат дьявола, – пояснил сенатор. – И порой это приносит пользу. Но сейчас в этом нет особой нужды. Я и так знаю, насколько ожесточённо действует оппозиция.
Он взял графин. Блейк покачал головой.
– Может быть, я сумею как-то добраться до дому? – сказал он. – Тяжёлый выдался вечерок.
– Переночевали бы у нас.
– Спасибо, сенатор, но если есть какая-то возможность…
– Разумеется, – ответил сенатор. – Кто-нибудь из охранников вас отвезёт. Лучше воспользоваться наземной машиной: такая ночь не для леталок.
– Буду очень признателен.
– Хотя бы у одного из охранников появится возможность сделать полезное дело, – сказал сенатор. – Если он повезёт вас домой, ему, по крайней мере, не будут мерещиться волки. Кстати, вы там, на улице, не видели волка?
– Нет, – ответил Блейк, – волка я не видел.
4
Майк Даниэльс стоял у окна и смотрел, как наземная обслуга на Риверсайде, по ту сторону бульвара, помогает домам заходить на посадку. Чёрные фундаменты влажно поблёскивали в ночи, а в четверти мили дальше лежал Потомак, как чернильно-чёрный лист, отражавший посадочные огни.
Один за другим дома неуклюже спускались с затянутого тучами неба и становились на отведённые для них постаменты, где принимались покачиваться и медленно, осторожно елозить, подгоняя свои посадочные решётки под рельеф фундаментов.
Пациенты прибывают, подумалось Даниэльсу. А может, сотрудники возвращаются после выходных. Хотя тут могли оказаться люди, не связанные с больницей, не сотрудники и не пациенты. Город был набит битком: через день или два начнутся окружные слушания по вопросам биоинженерии. Спрос на участки был огромный, и передвижные дома втискивали повсюду, где только могли найти стоянку.
Далеко за рекой, где-то над Старой Вирджинией, заходил на посадку корабль. Его огни тускло маячили сквозь туман и изморось. Корабль направлялся к космопорту. Следя за его полётом, Даниэльс гадал, от какой далёкой звезды прибыл он сюда. И как долго не был дома? Даниэльс грустно улыбнулся своим мыслям. Эти вопросы он задавал себе всегда, с самого отрочества, когда он пребывал в твёрдой уверенности, что в один прекрасный день отправится в звёздные странствия. Но Даниэльс знал, что в этом он не одинок. Нынче всякий мальчишка мечтает о путешествии к звёздам.
Изморось стекала изломанными ручейками по гладким оконным стёклам, а там, за окнами, все приземлялись парящие дома, занимая немногие ещё свободные фундаменты. Несколько сухопутных машин плавно проскользнули по бульвару. Воздушные подушки, на которых они двигались, широкими веерами понимали с мокрой земли водяную пыль. Вряд ли в такую ненастную ночь в воздухе много леталок.
