Наталья Деева - Хирург
Хирург и рад был её утешить, но не находил слов: он тоже был преисполнен мрачных мыслей.
— Завтра у меня дежурство, — сказал он, — а послезавтра поедем на дачу за город. Пора подниматься. Ну?
Вытерев лицо, она села, одной рукой вцепилась в кровать, вторую протянула Хирургу. Её ноги тряслись и подкашивались, но всё-таки поднялась.
— Вот, видишь, всё хорошо. Постой немного. Надо, чтобы ты привыкла к горизонтальному положению.
В глаза она старалась не смотреть и пыталась не хлюпать носом, но он, нос, был предательски красным.
— Завтра весь день с тобой будет Наталья, — говорил Хирург, придерживая её за талию. — Она тебе поможет. Только не переусердствуй. И, пожалуйста, без самодеятельности! Договорились? — она кивнула. — Всё, на сегодня хватит.
Ложиться она не стала, прислонилась спиной к ковру.
— Подожди, — её голос звучал глухо.
— Я пока не ухожу.
— Ты врать не будешь, знаю. Скажи, я сильно уродлива? Эти волосы… и залысина, где пластина… Просто, — она потупилась. — Чувствую себя не совсем человеком… как бы… человеком наполовину.
— Что за глупости, — Хирург поднял её голову за подбородок. — Не красавица, да. Но очень милая девушка. У тебя красивые глаза. Рыжие волосы и зелёные глаза — это ж мечта любого юноши. Пластина не будет заметной, когда отрастут волосы, они у тебя густые. Это такая мелочь, если человек любит…
— А ты любил когда-нибудь?
— Да, наверное, — ответил он неуверенно и вспомнил Аллу.
Она не была ослепительно красивой, скорее милой, но притягивала взгляды и пользовалась популярностью. Ему льстило обладать ею, он даже её ревновал поначалу, а потом… Потом понял, что эта женщина назойлива и глупа. Она тоже что-то поняла, и они быстро друг к другу охладели.
А вот Нина пленяла сразу. Или пленяла, или отталкивала. Яркая, бойкая, живая, она могла мгновенно становиться уютной и тёплой. Полыхающий в ней огонь походил то на лесной пожар, то — на тлеющие угли камина. Два года Хирургу было уютно, а она всё пыталась пробиться под броню. Не смогла. Разводились тихо, Нина даже не стала претендовать на квартиру. "Я знала, на что иду, — сказала она на прощание. — Увы, я переоценила свои силы". Сейчас она замужем, у неё маленькая дочь.
Потом был круговорот женщин, половину из которых он забыл. Уютных. Темпераментных. Красивых. Удобных…
— Не любил, — признался он. — Никого, никогда. Даже себя.
— Я тоже, — сказала она, задумавшись.
Хирург рассмеялся: ну, точно, философ. Девушка насупилась:
— Чего ты?
— Не обижайся. Ты ещё дитя, у тебя вся жизнь впереди. И любить ты умеешь — я уверен.
— А смеёшься с чего? С меня ведь!
— С тебя. "Мне девятнадцать, я так стара, так многоопытна, и сейчас, пред смертным одром, каюсь: я никого не любила".
Ольга кисло улыбнулась и возразила:
— А если бы я умерла? Тогда так и не узнала бы, что это такое… О, как же я хочу увидеть, как он издохнет!
— Имеешь на это право, — сказал он. — Думаю, скоро мы узнаем, где эта мразь прячется.
Шалый
— Дорогой, давай сегодня съездим в город, — говорила Анжелка, подпиливая ноготь.
По телику показывали бокс. Плечистый латинос мутузил негра в синих трусах. Кто из них кто, я не вникал, но был за латиноса. Если бы братан смотрел, он бы тоже болел за латиноса, потому что он белее негра. Интересно, а если бы хачик бился против негра, за кого бы он был? Негры, как-никак, иностранное бедствие. У нас всё больше хачи кровь портят.
— Опять одной ехать? — она уставилась на меня. — Что происходит? Так и думаешь всё лето дома проторчать?
Я не знал, что соврать, и промолчал. Никуда выходить не хотелось. Вдруг опять что-то приглючится? Хотя, почти три недели дома сидел — вроде, попустило. Или тот чувак всё-таки был для меня опасным? Просто чуйка вовремя сработала.
— Ну, давай на море, что ли, съездим, — клянчила она. — Мне скучно одной, я тут никого не знаю. Или в кино? Да, блин, в нормальный супермаркет! — крикнула она.
На диван, где я сидел, шмякнулась подушка.
— Ты чё, вообще, а? Совсем оборзела?
— Господи! — она заломила руки. — Зачем я за тебя замуж вышла! Я ж тут погибаю! Заживо гнию! У меня же ни одного друга тут нет!
— Анжелика…
— Иди ты… — махнув рукой, она развернулась и побежала по лестнице наверх.
Вот же дура психодрольная! А ведь свалит же. Выуживай её потом из Днепра, подарки дари. Надо чем-то занять её. Иначе в гроб загонит. Снять, что ли, салон красоты? Пусть балуется. Или похерит она его, как и всё остальное. Безрукая курица! Будет ещё один геморрой мне.
В спальне она доставала шмотки из шифоньера, подносила к зеркалу, мысленно примеряла, кривилась и швыряла на постель. На глазах — слёзы, дёргается вся. Ну, прям трагедия. Как бы не заржать.
— Анжелика, давай съездим завтра?
— А почему не сегодня? — она упёрла руки в бока.
— Сегодня я не настроен. Ну, правда. Ничего ведь страшного.
Я сгрёб её в охапку, она трепыхнулась пару раз и затихла.
— Сам посуди, — прошептала она. — Ты раньше таким не был!
— Нам нужно отсидеться…
— Тебя перестал интересовать даже… даже секс! Сядешь, в одну точку уставишься и пиво литрами хлыщешь.
— Секс, говоришь, меня не интересует? — я повалил её на кровать. — Ну, тогда держись!
Понятно, думал я, лёжа рядом с утомлённой Анжелкой, голодной она была, вот и взбесилась. Почаще это надо. И себе кайф, и тёлка спокойней будет. Вон, растянулась и даже не сопит. Рожа довольная, глазки закрыты. Клёвая всё-таки у меня жена!
Я осторожно встал, сгрёб вещи с кровати и попытался запихать в шифоньер.
— Дорогой, я сама, — донеслось из-за спины.
И ни фига она не спала — балдела просто.
— И всё-таки я сегодня съезжу, проветрюсь. А ещё я хочу приготовить новое блюдо…
— Какое?
— О-о-о! Пальчики оближешь! Орешки нужны, чернослив и миндаль.
Я усмехнулся: во, через какое место ей мозги вправлять надо! Да и у самого в голове посветлело.
— Денег дать? На вот, — я выгреб из кармана скомканные сотенные купюры и протянул ей.
— Спасибо! — она взяла деньги. — А то у меня осталось всего сто баксов. А вдруг мне захочется что-то себе купить? Слушай! — продолжала она, торопливо одеваясь. — А давай купим… щенка!
— Не, после Цезаря не хочу собак.
— Но ты же любишь… Давай не ротвейлера, а, скажем, — она задумалась, — спаниеля. Они по двадцать лет живут. Или охотничью какую-нибудь.
— Говно. Недомерки.
Цезарь был классный. Настоящий мужик. Чужих в квартиру не пускал, а если войдёт кто из друзей, не выпускал, пока я не прикажу. Помню, в лес выехали на пикник, он трёх коз зарезал. Жалко, не баранов, на шашлык бы пошли. А с этой мелочью разве что кур травить.
