Наталья Деева - Хирург
— И так позабочусь. Она заслужила право на жизнь.
Эдуард достал сигарету и долго не мог справиться с зажигалкой. Наконец закурил и сказал:
— Настало время другой справедливости. Вы новые люди нового времени. Ты — щит, за которым она может прятаться. Без тебя её сразу же почуют. Двое, что были у меня в гостях, как они тебе?
— Зомби какие-то, — Алекс поморщился.
— Ты близок к истине.
— Я предупредил тех… в Кременчуге.
Удовлетворённо кивнув, Эдуард продолжил:
— Надеюсь, я в тебе не ошибся. Завтра меня не станет. Нужно, чтобы вас здесь не было, потому что она…
— Понятно.
— Это хорошо, — он выпустил струю дыма и долго разглядывал что-то под ногами. — Завтра утром вы отбудете на ближайшем поезде. Вот порошок, добавишь ей в питьё, пусть спит.
— Она вас… тебя любит, по-моему. Думаю, она никуда не поедет.
— Это мои проблемы. Значит, договорились?
Алекс пожал протянутую руку, спрятал порошок в кармане брюк. Наверное, мама удивится Оле. Но её нетрудно будет убедить, она всегда мечтала о дочери.
У костра, вытянув ноги, сидел Эдуард и гладил Олю по голове. В сердце шевельнулось что-то холодное, тошное… Ревность? Чтобы не мешать, Алекс уселся на скамейку и долго тискал трёхцветную кошку.
Когда он вернулся, возле прогоревшего костра никого не было. Замотавшись в ковёр, как в кокон, он провалился в сон.
Хирург
Громыхнув вагонами, поезд свистнул и тронулся. Из открытого окна на меня смотрел светловолосый мальчишка. Дальше, дальше, дальше… и вот уже не разглядеть его лица. Видно только, что занавеска ещё отодвинута.
Оленька спит и будет спать ещё долго, а когда проснётся, то поймёт, что возвращаться некуда. Уезжай, маленькая. Никогда — какое короткое время. Сначала ты будешь оживлять памятью момент, когда засыпала на моей груди, но со временем воспоминания обесцветятся. Мне хочется, чтобы ты помнила, но честнее сказать: забывай скорее.
Маленькая клеточка чего-то невообразимо-прекрасного. Или всё-таки я ошибаюсь? Нет, я прав, ведь правда у каждого своя. Новые люди нового времени, вам будет трудно, но вы справитесь, я верю.
Я стоял посреди перрона, пока последний вагон не исчез из виду. Пожилая дворничиха в двух шагах от меня скребла плитку самодельной метлой.
— Женщина, — окликнул я — она обернулась.
Красные от недосыпания глаза, обвислые щёки…
— У вас тяжёлый неблагодарный труд, — я протянул ей двухсотку. — Возьмите, вы заслужили.
От неожиданности она впала в ступор и глядела для деньги как на чудо.
— Мне всё равно они уже не нужны.
Только когда я зашагал к машине, донеслось её спасибо. Усевшись за руль, я открыл початую бутылку виски и приложился к горлышку. По венам побежало тепло. Столько лет впустую. Жаль, как жаль!
Я выжал газ — машина сорвалась с места, спугнув стаю голубей.
Зато у меня есть вчера и сегодня, и сегодня не кончится никогда…
