Михаил Ахманов - Первый после бога
– Я сожалею, дон Педро, я сожалею… Ваша сестра осталась без матери…
– Ее заменила бабушка Исабель. Лиз не была сиротой.
Молчание. Потом:
– Дон Педро…
– Донья Соледад?..
– Скажите, она была счастлива? Ваша бабушка Исабель? Там, на Ямайке?
Немного подумав, Шелтон произнес:
– У деда был крутой нрав, но ее он любил до безумия. Может ли быть несчастной женщина, которую так любят?
– А вы, дон Педро? Вы ее тоже любили?
– Конечно, донья Соледад.
Больше она не сказала ни слова. Должно быть, размышляла о том, откуда у мужчин из рода Шелтонов пристрастие к женщинам из рода Сольяно.
Берег океана южнее Писко.
Октябрь 1685 года
Близились сумерки, которые в этих широтах быстро переходили в непроглядный мрак. По расчетам Шелтона, до бухты, где поджидал их корабль, оставалось мили две или две с половиной; значит, к ночи они будут на борту и отплывут с началом прилива. Куда, он еще не решил, но Питеру мнилось, что верная мысль придет к нему только в море, на палубе, привычно качающейся под ногами, мысль, навеянная запахом соли и смолы, посвистом ветра и хлопками парусов. Ему было о чем подумать. Со смертью Сармиенто он лишился проводника, но не надежды добраться до сокровищ инков – он все еще мог сделать это сам. Возможно, без потомка Уамана экспедиция будет успешнее, ведь сомнительный проводник намного хуже, чем никакого. Если бы Сармиенто исполнил свое обещание и повел их в горы, то, вероятнее всего, их трупы сгнили бы в каком-нибудь ущелье или достались грифам-падальщикам. Горы – не место, куда стоит идти со лжецом и предателем, таким, как Сармиенто! Он, Питер Шелтон, поверил ему, но доверчивость не грех, а только ошибка. И он всего лишь первый после Бога на своем корабле! Есть Бог, который перечеркнул его планы, не дал ему погибнуть и повести на погибель людей!
Так размышлял он, полный непривычного смирения, и временами его ладонь соскальзывала с талии Соледад, сдвигалась чуть выше, и капитан ощущал, как бьется ее сердце. Это напоминало Шелтону, что хоть в долине Писко он не нашел ни дублонов, ни талеров, зато обогатился иным, более ценным сокровищем. Правда, донья Соледад и благополучие семейной компании были теперь крепко-накрепко повязаны – Соледад стала новой заботой, добавившейся к судьбам сестры, отца и Мартина. Он не мог привести жену в дом, которому грозило разорение; мысли о нищете и о том, что бедность может лишить их всего, корабля, свободы и достоинства, возмущали гордость Питера. Он знал, что скорее умрет, чем согласится на это, но вопрос стоял иначе: не умереть и выполнить задуманное.
– Не прошло и трех дней, как мы возвращаемся, – сказал ехавший рядом Мартин Кинг. – Батлер будет удивлен.
– Верно, – согласился капитан. – Еще примет нас за испанцев и встретит залпом из пушек. С него станется! – Он повернулся и крикнул: – Пим, скачи вперед! Предупредишь мистера Батлера, что мы близко!
– Да, сэр!
Пим погнал лошадь галопом и скрылся в зарослях кактусов. Люди ехали по двое, по трое в ряд следом за капитаном, дремали или негромко переговаривались, пили теплую воду из фляг, жевали сухари. День выдался утомительный – пятнадцать часов на ногах или в седлах, стрельба, скачки, беготня, и за все хлопоты почти никакого прибытка. Лошади тоже устали, плелись, опустив морды, фыркая и роняя пену с губ. Близился вечер, солнце палило уже не с прежним неистовством, но нагретые камни и земля отдавали жар воздуху, и дышать было тяжело. Каждый мечтал о том, чтобы оказаться в море, где ветер дарит прохладу, где под ногами не камни, а палуба, а вокруг – не знойная пустыня, а соленые воды до самого горизонта.
– Хотите пить, донья Соледад? – спросил Шелтон.
– Нет, дон Педро.
– Вы устали?
– Устала, но, должно быть, не так, как ваши люди. Здешний климат мне привычен.
– Скоро мы будем на корабле, леди. Моя каюта – в вашем распоряжении.
– Благодарю, дон Педро.
Всадники обогнули несколько каменных плит, наклонно торчавших из почвы. Они походили на мотыги, которыми племя гигантов пыталось вскопать в этих гиблых местах поля и посеять что-нибудь пригодное для пропитания. Но ничего у них не вышло – мотыги сломались, из земли вылез колючий кустарник, и великаны умерли от голода. Возможно, думал Питер, если выкопать траншею, найдется где-то огромный скелет или хотя бы челюсть с зубами размером с палец… Но вероятнее, что здесь нет и не было жизни, так как Господь не предназначил эту землю для людей и зверей. Зачем Он вообще ее сотворил?.. Может быть, для того, чтобы люди, поглядев на эту пустыню и ужаснувшись, оценили Его щедрость в других местах, таких благословенных, как Ямайка, Барбадос или Виргиния.
Мартин Кинг повернулся к капитану.
– Помнишь тот вечер на Мохасе, когда Кромби затеял с тобой неприятные разговоры? Когда он притащил меня к тебе? Помнишь, Пит?
Шелтон молча кивнул.
– Я думаю, не так уж плохо обернулось дело. Конечно, Сармиенто обманул нас, но с нами старик. Он пришел на корабль без принуждения, пришел по своей воле, и твоя совесть чиста. Он питает к тебе дружеские чувства, и временами мне кажется, что ты ему дорог, как сын. Ты был прав, что не согласился с Кромби… то, что он предлагал, – мерзость!
– Ты к чему ведешь? – спросил капитан.
– Ну-у, разве непонятно? – смущенно пробормотал Мартин. – Проводник-негодяй мертв, так почему бы нам не найти другого, честного и достойного? Почему не спросить Уильяка Уму о нашем деле? Он здесь, рядом с тобой…
Соледад беспокойно зашевелилась. Она не знала английского и могла подумать, что речь идет о ней.
– У меня случился спор с кузеном, и Мартин напоминает о нем, – пояснил капитан на испанском. – С нами старый индеец, и кузен отнесся к нему без должного уважения.
Повернув темноволосую головку, Соледад взглянула на Питера.
– Кузен? Еще один брат? Но вы говорили только о сестре, дон Педро!
– С этим братцем вы скоро познакомитесь, – усмехаясь, сказал Шелтон. – Он прирожденный джентльмен, учился в Европе, бывал в Париже и Лондоне. Уверен, его гардероб и манеры приведут вас в восторг.
– Вы насмешничаете, дон Педро?
– Отнюдь, донья Соледад. Братец Руперт из тех людей, которые…
Продолжить Шелтон не успел – из-за очередной плиты-мотыги показался Пим на взмыленной лошади. Он безжалостно погонял коня, на лице его пот смешался с пылью, глаза были ошалевшие.
– Капитан!.. Сэр!.. Там… там… наши… корабль… там, сэр!..
Он тянул руку, показывая на близкий уже берег, на бухту, где поджидала свой экипаж «Амелия», и Питер Шелтон внезапно понял, что на щеках его не только пот и пыль – из глаз Пима катились слезы. Сердце Шелтона замерло, он хлестнул поводьями коня и крикнул:
