Михаил Ахманов - Первый после бога
Подошел Мартин Кинг.
– Вот еще один ваш родич, сеньора, – сказал капитан, представив Мартина. – Избранник моей сестры Элизабет. Она поджидает нас в Порт-Ройяле.
На губах Соледад расцвела улыбка.
– Ночью, когда Сармиенто ворвался в мой дом, я решила, что грядет день печали… Но он оказался днем радости! Дон Мартин, дон Педро! У меня два брата и сестра! Надо вернуться в мою усадьбу и отпраздновать это!
Капитан и его помощник переглянулись.
– Не стоит торопиться, сеньора, – произнес Мартин. – В вашем доме… хм… словом, в усадьбе вам не очень понравится.
Улыбка Соледад растаяла. Она обвела взглядом мужчин, но те, даже Томас Белл, уставились в землю.
– При каких обстоятельствах вы покинули свой дом? – наконец спросил Шелтон. – Вы отправились в дорогу с одеждой, едой и ценностями… В собственной карете и будто бы добровольно, а потом вас связали и заткнули кляпом рот… Как это было, сеньора?
Соледад казалась растерянной.
– Сармиенто явился ночью, пришел с вооруженными людьми, и они выломали ворота. Слуги хотели меня защищать, но в доме было лишь шестеро мужчин, только шестеро… Сармиенто сказал, что никого не тронет, если я поеду с ним. Он хотел добраться до своих поместий в Ольеросе, под Лимой… Что я могла сделать? Служанки собрали вещи, и мы поехали… Когда он увидел, что нас догоняют, велел меня связать… – Глаза Соледад вдруг расширились, и она вскрикнула: – Дева Мария! Что там случилось, дон Педро? Он ведь обещал, что никого не тронет… Никого!
– Все мертвы, сеньора, – промолвил капитан. – Шесть мужчин и восемь женщин, испанцы, индейцы и один чернокожий. Свидетели ему не требовались.
Соледад закрыла лицо ладонями.
– Долорес!.. – глухо простонала она. – Долорес!.. Камилла, Паула!.. Санчо, Манко, Луис!.. Каталина! О, Каталина, моя кормилица!.. Убиты, все убиты! Все, с кем я росла, кто помнил отца и Хуана! Проклинаю тебя, Антонио! Вечные муки тебе на том свете, вечные муки, и чтобы не ждал ты прощения от Господа!
Уильяк Уму кивнул Шелтону.
– Отойдите, оставьте ее. Пусть плачет! Женское горе выходит со слезами, и разделить его вам не дано. Только боги пошлют ей утешение. Ваши боги или наши, неважно.
Мужчины повиновались, но Уильяк Уму остался с Соледад, что-то шептал ей, поглаживал по плечу. Ее рыдания смолкли. Она опустилась на колени около возка, сложила руки перед грудью, склонила голову. Губы женщины беззвучно шевелились.
– Пусть молится, – сказал Шелтон, – молитва облегчает душу. А мы тем временем… – Он оглянулся. – Айрленд, где ты? Иди сюда, Берт. Нужно посовещаться.
Появился Айрленд. На груди старого разбойника сверкала золотая цепь Сармиенто, за пояс была заткнута шпага с изукрашенной изумрудами рукоятью.
– Ваша добыча, капитан, – промолвил он, но Шелтон отмахнулся.
– Оставим это. Никакая добыча не стоит жизни.
– Двести тысяч нам улыбнулись, – буркнул боцман. – Может, наведаемся в другие усадьбы? Собрать бы хоть горстку серебра…
– Нет, джентльмены. – Капитан прищурился, взглянул на солнце. – Скоро полдень. Я думаю, Сармиенто хотел навести на нас солдат, и они уже скачут в поместье Орельяны. Нам нужно добраться до корабля и уносить ноги. Всё остальное – потом.
– Наш проводник мертв. – Мартин бросил взгляд на неподвижное тело Сармиенто. – Как же мы разыщем…
Он смолк, заметив, что Шелтон хмурится.
– Я сказал, всё остальное – потом! – повторил капитан в раздражении. – Думаю, драгуны сейчас на востоке, где-то около Канивы. Надо пересечь долину западнее, ближе к городу, доехать до пустыни и свернуть к берегу. Всего миль двадцать или тридцать… Лошадей у нас хватает, и они еще не устали.
– Можем наткнуться на испанские разъезды, – напомнил Мартин Кинг.
– С разъездами мы справимся. Том, возьмешь троих парней и поскачешь впереди, а ты, Берт, прикроешь нас с тыла. Остальное – в воле Господа.
– Что делать с ней? – боцман покосился на Соледад, все еще стоявшую на коленях.
– Поедет с нами. Я возьму ее на корабль, – сказал Шелтон и, заметив огонек сомнения в глазах Белла, резко добавил: – Это не обсуждается, Том! За дело, джентльмены!
Повернувшись, он зашагал к карете.
– Донья Соледад, послушайте меня. Не время предаваться горю.
Женщина поднялась, смахнула с ресниц слезы.
– Да, сеньор. Что вы хотите мне сказать?
– Я возвращаюсь на корабль. Хотите поехать со мной?
Она не колебалась ни секунды.
– Да.
– Придется бросить карету и большой сундук. Возьмем тот, что поменьше, ваши деньги и драгоценности.
Соледад пожала плечами.
– Я обойдусь без нарядов. Но это платье, – она провела по лифу из серого атласа, – не подходит для верховой езды.
– У меня хороший конь. Увезет и меня, и вас.
На секунду она задумалась. Потом сказала:
– Мне кажется, дон Педро, нет греха ехать на коне с родичем.
– Но не очень близким, – напомнил Питер Шелтон и улыбнулся.
* * *Соледад хорошо знала окрестности, и всадники перебрались через реку в указанном ею месте, милях в шести от города. Левобережный край долины проехали быстро, не встретив испанских патрулей, и углубились в засыпанную камнями пустошь. Шелтон велел перейти с галопа на рысь, чтобы не утомлять лошадей. Миновал полдень, жара усилилась, но с гор потянуло свежим ветром. Неторопливо и упорно отряд пробирался к морскому берегу, то по участкам открытой, растрескавшейся от зноя земли, то среди зарослей кустарника и высоких, похожих на гигантские подсвечники кактусов.
Прошло минут двадцать, и Соледад прошептала:
– У вас такие сильные руки, дон Педро… Но…
– Но?.. – повторил капитан.
– Вы слишком крепко прижимаете меня к себе.
– Простите, сеньора. Я не хотел причинить вам неудобство.
Через недолгое время она шепнула опять:
– Дон Педро…
– Слушаю, донья Соледад.
– Ваш предок… тот, который похитил девушку из Картахены… как его звали?
– Питер Шелтон. Так же, как меня.
– И как это было?
– Что, сеньора?
– Ну, похищение… Может быть, донья Исабель пошла с ним добровольно? Увидела, полюбила и…
Капитан рассмеялся. Волосы Соледад щекотали ему щеку, а кожа пахла так, словно он очутился в райском саду.
– Мой дед был пиратом, без правой руки, далеко не красавцем и старше доньи Исабель на двадцать лет. Не думаю, что она влюбилась в него с первого взгляда. Может быть, со второго или с третьего, когда он привез ее в Порт-Ройял.
– И они прожили вместе?..
– Тридцать девять лет, сеньора. Я не слишком крепко прижимаю вас к себе?
– Нет, дон Педро, так хорошо. А ваша матушка – она тоже испанка?
– Она была англичанкой и умерла почти двадцать лет назад от родильной горячки.
