Андрей Попов - Сломанная вселенная
– Друзья мои!..
В Мироздании сразу стало непривычно тихо.
– Друзья мои! В течение трех лет ваш покорный слуга в условиях мрака и тесноты размышлял над очередной Умной Мыслью, думая, чем бы поразить ваш слух на этот раз. Смиренно покоряясь издевательствам жесткой аскезы, лишая себя сна и пищи, покоя и отдыха, я денно и нощно проводил жизнь в неустанной работе мысли, вглядываясь в суть всех вещей и событий, происходящих под небом. И смею надеяться, что мой труд не обманет ваших ожиданий. Так приготовьтесь слушать…
Напряжение нарастало.
Диоген еще раз обвел свою публику интригующим взором и сказал…
Действительно Мысль!
Да такую Умную!
Да такую Проникновенную!
Да такую Неоспоримо-истинную!
…что все непринужденно воскликнули. Его слова произвели эффект разразившейся молнии.
– Вот это да! — громко воскликнул Лодочник, покачивая верхней частью.
– Прекрасные слова! — вторил Милеус.
Философ принялся спешно писать в своей тетради, в точности воспроизводя только что услышанное. Со всех сторон доносились восхищенные возгласы:
– Гениально!
– Брависсимо!
– Как остро! Как изысканно!
– Нам бы до этого никогда не додуматься!
Максим сидел заколдованный и неподвижный. Речь Диогена произвела на него столь потрясающее впечатление, что он даже перестал думать о своей незабываемой пассии, удивляясь — какие все-таки замечательные слова достигли его ушей! Как ярко они отражают действительность! Как искусно в них сочетаются лирическое созвучие и глубина мудрости!
Диоген смиренно выслушал целую бурю комплиментов и предшествующий ей шквал аплодисментов, затем произнес:
– Рад, очень рад, что вам всем понравилось! Я знал, что мой труд не пропадет даром. А теперь, друзья мои, извините, наше короткое свидание подходит к концу, как скоропостижно кончаются все счастливые минуты жизни. Я снова на три года ухожу от вас, чтобы размышлять над следующей Умной Мыслью, и обещаю вам, что она будет не менее впечатляющей.
С этими словами Диоген вновь нырнул в свою бочку, и крышка плотно захлопнулась. Неподвижность и молчание, как два вечных стража, опять воцарили над этим чудаковатым жилищем, скрывающим в себе все таинственное и непостижимое.
– Ну как? — спросил Придумаем, толкнув Максима под бок.
– Ничего подобного раньше не слышал!
– А я тебе что говорил!
Затрезвонили сверчки, почти в унисон с ними затянули многоголосьем пернатые хозяева леса, к ним еще пристроились цикады. Дополняя партию вселенской арии, где-то басом заревел некий зверь. А совсем рядом, перекликая все остальные звуки, раздался проникновенный тенор соловья… или не соловья… в общем, какой-то птицы с двумя головами и четырьмя клювами. Птица была возбуждена всеобщей радостью. И мир очнулся, стряхивая с себя сонливую тишину. Жители Мироздания расходились по своим домам воодушевленными обладателями Умной Мысли, которую все без исключения находили предельно талантливой, возвышенной и неповторимой. Алан мимоходом сочинил свой очередной куплет:
– Меня сразила наповал
Не молния, не гром, не тьма.
Я пораженный ныне пал
Великой остротой ума!
Максим, находясь под впечатлением подобного рода, как-то не заметил, что бродит в лесу уже совсем один. Все разошлись, и он обнаружил себя бесцельно слоняющимся между деревьев. Куда-то шел и шел… Уже спутались все направления и стороны света. Вокруг — лишь бескрайнее полчище мохнатых зеленью великанов, вросших корнями в землю и обреченных на вечную неподвижность. Снова что-то зашевелилось в памяти… угрюмость омертвелого замка, принцесса, ее голос, ее глаза… Свобода, казалось, была так близка для нее, словно дуновение фривольного ветра, кружащего прямо над головой. Всего лишь нужно протянуть руку и ухватиться за него. Одно единственное движение… Одно недовершенное предложение… Одно удачно подобранное слово…
И он принялся бубнить себе под нос злополучное четверостишие:
– «Я до минус трех считал,
В том была необходимость,
И, взглянув вокруг, понял,
Что наш мир…»
Максим прислонился к дереву и взялся стучать кулаком по омертвелой коре.
– Я должен… должен… ДОЛЖЕН ее разгадать!
Приближался вечер и все, что с ним связано. Чтобы окончательно не заблудиться, он пошел в направлении оси Z, спасительно торчащей из гущи веток где-то вдалеке, и видимой из любой точки Мироздания. Впрочем, что за опасения — даже если он и заблудится, для такого природного явления как конец света имеет ли это какое-нибудь значение? По пути он подкрепился дарами фруктовых деревьев, даже умудрился поймать парочку Пляшущих Фруктов, потом, почувствовав легкое утомление от сумбура пережитых событий, решил лечь в тени и немного вздремнуть.
Спать, спать и еще раз спать…
Рассудок затянуло приятным туманом. Сладостный, почти волшебный сон погасил свет неба, стер все образы и краски, прекратил всякую деятельность ума и чувств…
Очнулся Максим, когда уже совсем стемнело. Сумрачный вечер, казалось, являлся продолжением сна. Он слегка озяб и принялся растирать свое тело, удаляя неприятный холод, потом взглянул на небо — его уже всюду прорезали светлые извилистые линии, символы надвигающейся ночи.
Ночи, которой здесь по-настоящему никогда не бывает.
Странно, уже довольно темно, но вокруг — непривычное для данного времени суток спокойствие и тишина.
– А что, конец света на сегодня отменяется? — громко спросил он в пустое небо. — Э, не-е! Так не пойдет! Хочу еще раз посмотреть на конец света! Вот хочу и все! Подать его сюда!
И права оказалась старая пословица: помяни черта, он и явится. Почти тут же послышался шум приближающегося урагана. Максим облегченно вздохнул: ну вот, все как надо, все в порядке, все закономерно. Ведь день, прошедший без вселенского апокалипсиса, это как-то… нелогично что ли? Он снова поглядел на небо и уже в который раз попытался понять природу этих странных изогнутых линий, но ничего вразумительного так и не приходило в голову. И все же его никогда не покидало тайное ощущение, что где-то он видел нечто подобное. Загадочные очертания линий как будто на что-то намекали…
Он снова до предела напряг свою память — примерно с таким же усердием, как напрягают одряхлевшие мышцы, желая справиться с тяжелым предметом. Пытался ухватить в ней призрачный и, возможно, никогда там не существующий ответ. Но вместо памяти зияла большая черная дыра, сплошь затянутая паутиной забвения. Ответ скорее всего там присутствовал, но сидел в такой глубине этой дыры, что извлечь его оттуда являлось проблемой, и довольно серьезной. Как неудачливый рыбак вылавливает из озера вместо ожидаемой рыбы то тину, то старые заброшенные предметы, так и Максим извлекал из глубоких мутных вод своей памяти какие-то бессмысленные абстракции, ничего конкретно не напоминающие.
