Андрей Попов - Сломанная вселенная
– Вообще-то я не веду счет того, сколько раз я пересчитываю деревья. А что, это тоже очень важно?
Его гость еле удержал свое лицо от улыбки. Улыбка была бы здесь по крайней мере невежливой.
– А почему бы тебе, хотя бы для разнообразия, не посчитать Злые Одуванчики? Вон их сколько.
– Что ты! Что ты! К Злым Одуванчикам я даже боюсь подходить, потому что они — злые.
– Послушай, Милеус, ответь мне на вопрос: что ты будешь сегодня делать после полудня, ближе к вечеру.
Хозяин хижины так сильно наморщил лоб, словно его попросили дать решение дифференциального уравнения второго порядка.
– Н-не знаю.
– Зато я знаю. Приходи к замку принцессы Витинии.
Маленькие глазенки блеснули как три алмаза. Блеск, оказывается, тоже имеет свой характер. В данном случае он выглядел явно заинтригованным.
– Ты… как бы это… ну… неужели разгадал третью загадку?!
Максим почему-то долго медлил с ответом. Он посмотрел по сторонам, вдохнул в себя побольше воздуха, словно дегустируя его свежесть, и наконец произнес:
– Возможно… Придешь?
– Конечно!
Не сочтя нужным более задерживаться, он двинулся дальше по лесу, а Милеус еще долго смотрел ему во след, задумчиво поглаживая лапами шерсть возле ушей.
Вот она и башня. Ее бессмысленное стремление к небесам сегодня выглядело еще более безнадежным и, кажется, заведомо обреченным. Кто-то когда-то уже возводил подобного рода башни. Ничего у них, разумеется, не вышло, если не считать того факта, что они оставили себе в истории громкое имя — такое же громкое, как и падение их надменных строений. Путь, начинающийся из Центра Мироздания, почему-то каждый раз казался все короче. Впрочем, это давно подмеченная закономерность: впечатления притираются, и от этого создается обманчивое ощущение более быстрого течения времени.
На этот раз Максим не стал считать длинную процессию этажей, как обычно делал, и заявился наверх с такой репликой:
– Ага! Кажется, уже Бесконечность! Или я ошибаюсь?
Тишина… Почти идеальная. Такая может существовать только на небесах. Придумаем отдыхал, развесив все свои ноги на груде кирпичных обломков и, видимо, дремал, сдвинув колпак до самого носа. Его длинный хитон слегка подергивался от частого дыхания, а все его три живота по очереди вздымались и опускались. Он даже не услышал этих слов и не смог вкусить их ядовитого сарказма.
– Придумаем!
Тот резко вскочил, потряс головой и скороговоркой произнес:
– Что?! Что-нибудь случилось?!
– Успокойся. Пока все остается на своих местах. А главное — на месте твоя великолепная башня. Никто ее, как видишь, не украл, да и я не собираюсь.
– А, это ты, Свалившийся с облаков… Знаешь, мне снился странный сон.
– Про то, как ты смотришь с высоты Верхней Бесконечности и не можешь разобрать — куда же подевалась земля?
Придумаем как-то кисло ухмыльнулся. Шутка ему не показалась из категории остроумных и была воспринята скорее как издевка.
– Нет, во сне я видел тебя… Ты что-то говорил-говорил, доказывал, а мы все слушали. — Хозяин башни еле шевелил губами, и создавалось впечатление, что он нехотя выдавливает из себя эти слова. Его взоры рассеянно шарили по сторонам. — Не помню уже, что ты там рассказывал, но у нас на душе было очень неспокойно.
Максим даже побледнел. Неужто сон пророческий? Придумаем словно предугадывал его личные опасения, а может… черт его разберет. Вообще, сегодня какой-то встревоженный день, причем, встревоженный не внешними обстоятельствами, а внутренним беспокойством, что ли. Если бы у дня имелась своя душа, она бы сейчас стенала в нехорошем предчувствии непонятно чего.
– Короче, я пришел тебе кое-что сказать. Ты можешь на некоторое время отложить свою увлекательную стройку?
– Почему бы и нет? Была б на то весомая причина.
– Если я тебя просто об этом попрошу? Причина достаточно весомая?
– Ну… хорошо. А в чем дело-то?
– Приходи вечером к замку принцессы.
Вот тут случилось нечто неожиданное. Придумаем почему-то вздрогнул, точно напуганный страшной новостью. Его губы чуть слышно шевелились: «замок… конечно же, замок…».
– Какая-то проблема?
– Нет-нет. Я приду.
– Ты ведь знаешь, где живет поэт Алан? Позови его тоже.
Краем глаза Максим заметил, что башня уже выросла настолько, что стало жутковато глядеть вниз. Облака стелились почти по самой земле. Отдельные деревья вообще стало не различить — лишь сплошная зеленая масса, изрезанная, словно венами, извилинами рек. И жуткая тишина вокруг… Звуки на такой высоте делались мертвыми. Даже голос — голос, и тот звучал как-то неестественно, стал похожим на собственное эхо. Совсем уж непонятно по какой причине хозяин башни вяло произнес:
– Алан, наверняка, великий стихотворец. Все, что ты скажешь, он обратит в прекрасную рифму.
– Но это ничего не изменит…
Придумаем широко открыл свой верхний глаз и буквально прожег Максима пронзительным долгим взглядом, что тот даже почувствовал физическое воздействие этого взгляда.
– Послушай, Максим, ты сегодня какой-то не такой. У тебя что, плохое настроение?
Последовал тяжелый вздох, неопределенное молчание, потом запоздалый ответ:
– Вы тоже сегодня все не такие. А впрочем… не бери в голову. Все нормально. Нет, на самом деле — нормально все. Мы ведь в царстве Вечного Добра! Здесь все просто обязаны быть счастливыми. Положительные значения осей Х и Y даруют нам свои положительные эмоции! Разве господин Философ не говорил тебе нечто подобное?
Он уже собрался уходить, но Придумаем положил свою ладонь ему на плечо.
– Знаешь, что мне еще снилось?
– Ну!
– Мы с тобой скоро станем врагами.
Обреченные на «вечное счастье» оба вздрогнули и посмотрели друг другу в глаза. Это было уже слишком! Честное слово. Максим отшатнулся, точно выскользнувшие нечаянно слова обожгли его.
– Бред! Выкинь это из головы! — и стал спешно спускаться вниз.
Ему не дано было услышать ту странную фразу, которую Придумаем шептал себе под нос: «черное солнце… черное солнце… абсолютно черное…».
Темнота и сырость башни, ее природный микроклимат, были уже позади. Максим купался в океане зелени и свежего воздуха, направляясь к пещере Философа. Он вдруг вспомнил, как приходил сюда в самый первый раз. Какой святой трепет, какое благоговение, какое благотворение научной мысли испытывала его душа при одном только виде аскетического жилища великого подвижника. С каким вниманием он ловил каждое слово этого неземного старца. А что же сейчас?.. Ни трепета, ни благоговения — ничего! Просто пустота.
Вот и появились прибрежные скалы. Едва Максим поднялся по лестнице и хотел уже постучать, как изнутри пещеры, словно из чрева, донесся приглушенный голос:
