Айзек Азимов - Фантастическое путешествие (авторская книга)
По мере того как они продвигались все дальше в глубины мозга, искрящиеся волны были видны повсюду; они бежали вдоль клеток, взбирались и спускались вдоль волокон, кружились в непредставимо сложных лабиринтах, которые, на первый взгляд, не имели ничего общего с организованностью и все же подчинялись какому-то порядку. t
— То, что мы видим, — сказал Дюваль, — представляет собой квинтэссенцию личности. Клетки — это физическая структура мозга, а эти бегущие искры представляют собой суть мышления, человеческого мышления.
— Если это квинтэссенция, — хрипло сказал Микаэлс, — я бы предпочел называть ее душой. Где таится душа человека, Дюваль?
— Вы считаете, что если я не могу указать конкретное место, ее не существует, — вспыхнул Дюваль. — Где хранится гениальность Бенеса? Вы у него в мозгу. Ткните пальцем в его гениальность.
— Хватит! — резко оборвал перепалку двух ученых Грант.
Микаэлс окликнул Оуэнса.
— Мы почти на месте. Идите вверх по капилляру к указанной точке. Она прямо перед вами.
— Вот это самое непонятное, — задумчиво сказал Дюваль. — Мы не просто в мозгу человека. Все, что нас окружает, представляет собой мышление гения науки; в какой-то мере я могу сравнить его с Ньютоном.
Помолчав несколько секунд, он процитировал:
...и там, где статуя стоит,
Ньютон молча держит призму,
Застывший в мраморе, навечно...
И Грант торжественным шепотом закончил:
— ...он погружен в загадочное море размышлений.
Оба они помолчали несколько мгновений, а затем
Грант сказал:
— Вы думаете, Уордсворт видел перед собой нечто подобное, когда писал о «загадочном море размышлений»? Ведь это в буквальном смысле слова море, не так ли? И столь же загадочное.
— А я и не предполагала, что вам свойственна поэтичность, Грант, — сказала Кора.
Грант кивнул.
— Одни мускулы, ни капли мысли. Таков я.
— Не обижайтесь.
— Когда вы кончите бормотать стихи, джентльмены, — сказал Микаэлс, — посмотрите вперед.
Он показал, куда именно. Теперь они снова плыли в потоке крови, но красные кровяные тельца (здесь они имели синеватую окраску) безвольно дрейфовали мимо, слегка содрогаясь под толчками броуновского движения. Впереди и вверху лежала какая-то тень.
Сквозь прозрачные стенки капилляра был виден лес дендритов, каждая веточка, каждое ответвление которых были ьо вспышках искр, но бег их все замедлялся и замедлялся. А за какой-то чертой свечение исчезало.
«Протеус» начал замедлять движение. На несколько мгновений воцарилось молчание, а потом Оуэнс сказал тихо:
— Думаю, мы у цели.
Дюваль кивнул.
— Да. Это тромб.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
ТРОМБ
— Обратите внимание, что функционирование нервных волокон кончается у тромба: видимое свидетельство их травмы, и может, необратимой. И я бы не поручился, что нам удастся оказать Бене-су помощь, пусть даже мы и устраним тромб.
— Хорошая мысль, доктор, — с сарказмом заметил Микаэлс. — Она полностью вас обеляет, не так ли?
— Заткнитесь, Микаэлс, — холодно бросил Грант.
— Натягивайте комбинезон, мисс Петерсон, — сказал Дюваль. — И без промедления... Попробуйте вывернуть его наизнанку. Антитела уже попробовали на вкус его поверхность и привыкли к нему, а так, может быть, их удастся ввести в заблуждение.
Микаэлс устало улыбнулся.
— Не трудитесь понапрасну. Слишком поздно. — Он показал на таймер, на котором как раз в этот момент семерка медленно менялась на шестерку.
— Вы не успеете провести операцию, — сказал он, — за оставшееся время, ибо нам еще нужно успеть в яремную вену к точке изъятия. Если даже вы успешно устраните тромб, начало деминиатюризации застанет нас здесь и мы убьем Бенеса.
Дюваль продолжал натягивать комбинезон. Как и Кора.
— Во всяком случае, его ожидает участь не лучше, если мы не прооперируем мозг.
— Да, но в случае задержки с эвакуацией из тела Бенеса та же судьба достанется и нам. Поначалу мы начнем увеличиваться медленно и постепенно. Может быть, потребуется около минуты, прежде чем мы обретем размеры, которые привлекут внимание белых кровяных телец. В районе травмы их скопились миллионы и миллионы. Они нас поглотят.
— Ну и?
— Сомневаюсь, что «Протеус» сможет противостоять объединенным усилиям пищеварительных вакуолей. И судно, и мы вернемся к нормальным размерам в смятом и уничтоженном виде... Вам бы лучше остаться у штурвала, Оуэнс, и как можно скорее гнать к пункту встречи, где нас и извлекут из тела.
— Прекратить разговоры, — гневно вмешался Грант. — Оуэнс, сколько времени займет путь к точке изъятия?
— Две минуты! — тихо сказал Оуэнс.
— Значит, у нас остается четыре минуты. Может, больше. Ведь не установлено, что деминиатюризация начнется точно через шестьдесят минут? Разве мы не сможем чуть дольше оставаться в этом положении, если поле воздействовало на нас чуть дольше, чем предполагалось?
— Может быть, — ровным голосом признал Микаэлс, — но не обманывайте сами себя. Ну, еще минуту. Две минуты на извлечение. Мы не можем обойти Принцип Неопределенности.
— Хорошо. Две минуты. А разве восстановление не может занять больше времени, чем мы рассчитывали?
— Если повезет, — сказал Дюваль, — я справлюсь с тромбом за минуту-другую.
Вмешался Оуэнс.
— Все дело в неопределенной природе базовых структур Вселенной. При удаче, если ничего нам не помешает...
— Но у нас на операцию остается не больше минуты-другой, — вздохнул Микаэлс. — Самое большое.
— Хорошо, — сказал Грант. — У нас есть четыре минуты, плюс, может быть, еще пара лишних минут, плюс около минуты до начала процесса восстановления, пока мы еще не успеем причинить вреда Бенесу. То есть семь минут по нашему растянувшемуся восприятию времени... Отправляйтесь, Дюваль.
— Ты сумасшедший идиот! — завопил Микаэлс. — Ты сможешь только убить Бенеса и нас вместе с ним. Оуэнс, доставляйте нас в точку извлечения!
Оуэнс замялся.
Грант подскочил к трапу и взлетел в рубку.
— Сбросьте мощность, Оуэнс, — тихо сказал он. — Слышите?
Пальцы Оуэнса поползли к тумблеру и легли на него. Рука Гранта оказалась быстрее, решительным движением успев перекинуть тумблер в положение «ВЫКЛ.».
— А теперь отправляйтесь вниз. Вперед!
Он почти выдернул Оуэнса из кресла и они вдвоем спустились. Все это заняло несколько секунд, и Микаэлс остался сидеть с открытым ртом, слишком пораженный, чтобы вымолвить хоть слово.
